Чтение 21–й страницы книги ~Эвакуатор~

- И тебе нравилось?

- Как сказать. Наверное. Прикидывала же я какие-то варианты - на случай, если тут уж совсем припрет! Наверное, мне не очень хотелось отбирать... но иначе-то никак. А если хочешь, я и сейчас не очень уверена. Один шанс я тебе оставляю.

- Спасибо.

- Но это же вроде загробной жизни! Умом я прекрасно понимаю, что ее нет. Совершенно не надо быть атеистом, каким-нибудь упертым, с принципами, - чтобы понимать насчет загробной жизни. Я по утрам особенно четко вижу. Ничего нет, совсем. Очень может быть, что и Бога никакого нет, прости Господи, - Катька перекрестилась. - Это знаешь на что похоже? Вот как будто есть дверь, а за ней стена. И ты это видишь совершенно четко. Буратино проткнул холст, он легко протыкается, - не принимать же это все за действительность, - она обвела рукой заросший сад с сухими бодылками дурмана и дудника. - А за холстом настоящая действительность, которую лучше не принимать в расчет вообще. Глад, мор и скрежет зубовный. Буратино об нее нос сломает. Стена в чистом виде. Но самое продвинутое Буратино, - она опять хихикнула, и Игорь опять подумал, что лучше нее никого нет и никогда не будет, - самое умное, самое крепконосое Буратино каким-то самым-самым краем сознания догадывается, что эта стена так себе. Что ее по крайней мере кто-то построил. И по крайней мере сама я откуда-то попала внутрь. Вот тут начинается самое интересное, поверх обычных споров "есть Бог - нет Бога". Вслед за этим детским неверием - все ясно, ничего нет, - что-то такое есть, я понятно излагаю?

- Да ты вообще хорошо излагаешь. Очень грамотный рассказ о первичном религиозном опыте.

- Магистр, не будьте высокомерны.

- Я не высокомерен, Кать, просто чушь это все. Женская слабость. Видеть все это и предполагать, что оно срежиссировано свыше, - это все равно что видеть мента на станции Столбовая и предполагать, что он выполняет задание с Альфы Козерога. Мы можем сами для себя придумывать иногда такие штуки. Чем я, собственно, и занимаюсь. Но все это не избавляет меня от необходимости иметь стартер такого типа. Если бы Бог был, я бы не играл.

- А. Это мы, значит, таким образом заполняем вакансию.

- Ну а что еще тут делать?

- И тем не менее на полпроцента я и сейчас еще допускаю, что существует Альфа Козерога.

- Альфа Козерога существует безусловно, - сказал Игорь.

- Ладно, я прогуляюсь до сортира.

На обратном пути она заметила разбитое окно кухни.

- Это чего ты вчера расхулиганился? Просто для убедительности?

- Да нет, - сказал он. - У меня замок не открылся. Калитка еще кое-как, и дом кое-как, а там совсем приржавело.

- Глупый. Ты что, не мог руку обмотать?

- Я и обмотал, когда бил. А когда стекла вынимал, слегка разрезался.

- Оно там и лежало?

- Ага. Под диваном.

- А раньше перевезти его в Москву ты не мог?

- На фиг оно мне было нужно. Дед охотился только здесь. Тут до заказника двадцать километров.

- Да ведь зимой любой бомж украдет!

- Ну и пусть бы украл. Я как-то не предполагал, что мне будет от него толк в жизни. Терпеть не могу всех этих дел с оружием, с милицией, с регистрацией... Где бы я его в Москве держал?

- Ты действительно думаешь, что эта штука сейчас тебе поможет?

- А как же, - сказал Игорь, и Катька заметила, что выражение его лица медленно меняется. Он сосредоточенно всматривался во что-то позади нее. - Прямо сейчас и поможет.

Она обернулась. С тыла участок был отделен от соседнего только неглубоким кюветом, и через этот кювет перепрыгнул невысокого роста крепкий мужичок в кепарике.

- Здорово, хозяева, - сказал он.

- А вот и второй, - сквозь зубы сказал Игорь. - Только не восточный. Катька, спокойно.

- Ты бы ружьишко опустил, - сказал мужичок. Он казался очень спокойным и хозяйственным.

- Да я так, уточек постреливаю, - сказал Игорь.

- А, уточки, - сказал мужик одобрительно. - Дело хорошее.

- Лети отсюда, уточка, - сказала Катька.

- А вы что, живете?

- Живем, живем.

- У соседей есть кто?

- Уже есть, - сказал Игорь.

- Ага. Ну, дело хорошее, - неопределенно повторил мужичок. - Вы это. Участок не продаете?

- Вчера уже один торговал, - сказал Игорь. - Не продаем, самим надо.

- Ага, ага. А то в Москве, знаете... Вы с Москвы сами-то?

- Да нет, местные.

- Ага, - обрадовался мужичок. - Шутим, да? Шутка - дело хорошее... Я думаю, пошумят и перестанут. А?

- А что, уже шумят? - спросила Катька.

- Да не то чтобы, - неопределенно ответил крепыш. - Но сейчас, наверное, лучше того... а? Ну, недалеко чтоб... но на время. А то черт его знает, вдруг правда.

- Что - правда?

- Ну, что он пишет-то. Что седьмого Москву взорвет.

- А сегодня какое? - рассеянно спросила Катька.

- Второе с утра было, - дружелюбно сказал мужичок.

- А, ну точно, мы же поехали первого... И что, все бегут?

- Да еще со вчера вроде бегут. У меня сосед в Сибирь хотел лететь, так уже и на самолет не попадешь. А у меня нигде никого, я сам в Митине живу. Мне не к кому. Думаю, где-нибудь пересижу, а там домой. К зиме-то. Мне главное, чтоб седьмое пересидеть. Потому что они ничего не сделают, конечно. Он если пишет, то, наверно, так и будет. А?

- Очень может быть, - сказал Игорь. - А чего тебя в Тарасовку понесло? Ближе ничего не было?

- Да занято все, ближе-то, - признался мужичок. - Я так подумал: подальше - поспокойней, - он сделал ударение на последнем слоге. - Я на машине, пока выпускают. А то говорят, скоро вон и машины перестанут выпускать с Москвы. Говорят, без паники, без паники. А чего без паники, все пешком пойдут. Кому ждать охота, правильно?

- А кавказцев что, не выселили? - спросила Катька.

- Выселили, а что толку. Всех не выселишь, правильно? Они же домой не поедут, чего им дома делать? Их там побили хорошо, ну и они наших побили. В Царицыне драка была, слыхали? Они собрались и скинам навесили.

- Ага, - сказал Игорь. - Ну ладно. Ты иди, поищи чего. А мы тут побудем.

- Ну да, - сказал он. - Не знаете, где тут хозяев нету?

- Походи, поищи. Может, найдешь. Только не свинячь сильно.

- Ладно, - сказал мужичок и ушел через соседний участок.

- Черт-те что, - выдохнул Игорь, снова усаживаясь на скамейку. - Упарился я с ним. И кавказцы бегут, и русские бегут. Чего делается-то?

- Да нормально, - сказала Катька. - Когда человек не может ничего изменить, он естественным образом бежит. Поскольку сделать ничего нельзя, скоро все забегают. Представляешь - кочевая страна. В городах страшно, в селах некомфортно. Так и ходят. Единственный оседлый народ, я думаю, будут цыгане, - нет?

- Ничего, - улыбнулся Игорь. - Занятно. Ты здорово насобачилась.

- Да я всегда умела.

- И что будет?

- А не знаю. Война, наверное. Когда люди забывают простые вещи - всегда война. Видишь, как они все про сорок первый год вспоминают. Разболтался народ, ты не находишь? Начинают мужьям изменять, журнал "Офис" выпускать. Надо как-то напомнить, ху из ху.

- Что, другого способа нет?

- Нет, солнышко. Такой народ, земляне. Извини, пожалуйста.

- И что ты думаешь делать дальше?

- А ты?

- Если честно, - он помолчал и поковырял бересту, - если честно, то единственный правильный вариант был бы забрать сюда твоего мужа и дочь. И вместе пересиживать седьмое.

- Отметается. Ты у меня идеалист, а дела пошли серьезные.

- Почему нет?

- Потому. Вариант не принимается.

- Тогда... - Ему на миг показалось, что он понял ее намек. - Тогда мы пересиживаем тут вдвоем, потому что это лучшее, что мы можем сейчас сделать. И если ты хочешь уйти, то лучше тебе, по-моему, не возвращаться.

Катька смотрела на него с нежной насмешкой, и он не узнавал Катьку. Она была старше, чем вчера, - и не на какую-то ночь, а на долгое путешествие, на несколько месяцев и пять сожженных планет.

- Вариант не принимается, - сказала она ласково и снисходительно.

- И какой вариант принимается? Мы берем стартер и возвращаемся в Москву, откуда все бегут?

- Не совсем, - сказала она загадочно.

- А как?

- А пожрать у нас нет ничего?

- Бутерброды, - сказал он. - Но все-таки?

Он всегда лидировал в этой игре, и ему непривычна была роль ведомого. Она что-то решила, он понятия не имел - что именно, и угадать впервые не мог.

- Чудесно, - сказала Катька, когда он принес три бутерброда, двухслойных, с сыром и докторской колбасой. - Очень ты заботлив, и очень меня это умиляет.

- Ты, мать, будто прощаешься.

- Не без того.

Он насторожился.

- В чем дело?

- Дело в том, - сказала Катька, с удовольствием жуя, - что у второй двери пламя заговорило, а у третьей умерло. За третьей дверью было знаешь что? Ничего особенного. Серенький такой рассвет, второе ноября, обычное утро. Солнышко за тучами ползает... двумя клопами...

- Что еще за глупости?

- Ничего не глупости, это очень хорошие альфовские стихи. Я их буду помнить вечно.

- Я тебя чем-то обидел?

- Дурак, - нежно сказала Катька. - Круглый дурак. Бывает круглый, а еще бывает длинный. Ты длинный, этот тип отличается от круглого приятной разомкнутостью. Круглый сосредоточен на себе, замкнут, а длинный устремлен в будущее.

- Не понял, - сказал Игорь.

- Я вижу, что не понял.

- Ну ладно, хватит этих загадок, Кать. Я ничем не заслужил, по-моему.

- Да ничем, конечно, - сказала она горестно, беспомощно и без тени прежней снисходительности. - Оба мы с тобой заслужили. Мне, думаешь, легко?

- А что случилось-то?

- Случилось то, что я возвращаюсь в Москву и начинаю жить нормальной жизнью с нашим мужем и моей дочерью. Спасибо, по сожженным планетам я с тобой уже полетала, уверяю тебя, что дальше их будет только больше. Я устала эмигрировать из огня да в полымя, Игорь. Можешь сформулировать, что я отказываюсь быть собой, если тебе так больше нравится. Но я так устроена, Игорь: ты эвакуатор, а я детонатор. Если я и дальше буду собой, то есть с тобой, - я так и буду кружить по выжженным полям.

Некоторое время эвакуатор молчал.

- Ну да, - сказал он. - Я так и предполагал.

- Я же говорю, ты очень догадлив. Мой самый любимый, самый догадливый длинный дурак.

- Это не догадливость, это опыт. Я многих уже пытался эвакуировать, и никогда не получалось. Правда, никто не залетал со мной так далеко.

- Спасибо, мне правда очень приятно. К вопросу о залететь: я совершенно не убеждена, что этой ночью мы были достаточно осторожны.

- Были, были.

- Если не были, тоже хорошо. Честно. Я буду очень рада. Наверное, не надо было тебе говорить, но меня тут недавно трахнул наш муж, в кои-то веки, так что алиби у меня стопроцентное.

Он по-прежнему ее не узнавал. Это говорила не она. Та была ребенком, хотя и умным, книжным, - и у нее даже в самые тоскливые минуты не было таких интонаций.

- А что, - продолжала она, - никто не хотел эвакуироваться?

- Почему, хотели. Но долетали, как правило, только до тарелки. Дальше они начинали чувствовать себя не в своей тарелке.

- И что, со всеми была та же самая легенда?

- Ну что ты так плохо обо мне думаешь, в самом деле. Эвакуатор был только в этот раз. Обстановка располагала. До этого были всякие другие игрушки. Но с ними играть было неинтересно - они плохие партнеры. А ты сразу все ловишь, с тобой было замечательно.

- Я даже думаю, слишком замечательно. Этой ночью получилось так убедительно, что никакого опыта не надо.

- Нет, почему. Ты замечательно вчера реагировала, с лейкой.

- Кстати, объясни мне на милость: почему она не отрывается от земли?

Он засмеялся.

- Потому что она прибита.

- То есть как? Лейку же... лейку нельзя прибить. Как ты гвоздь туда засунешь?

- А несложно, - сказал он. - Я с однокурсником на ящик водки поспорил, что прибью лейку к полу. Я же сюда на дачу всех друзей возил, огород копать. Сама понимаешь, никакого удовольствия. В любом месте веселее вместе. Ну, напились как-то, устраивали всякие милые розыгрыши. Тапки одного друга прибили к полу, пока он дрых. Он очень славно бухнулся, когда встал. Это же классический способ. Ну, а потом как-то подумали - что еще можно прибить... Лейку же не прибьешь, наверное. Отверстие узкое, гвоздь не засунешь. А эффект очень смешной. В общем, я придумал. Там несложно. У нее верхняя крышка приварена. Снимаешь крышку, прибиваешь лейку, надеваешь крышку, чтобы незаметно. У меня руки неплохие, - добавил он хвастливо.

- Это я заметила.

- Спасибо на добром слове.

- Она что, так и стоит прибитая с тех пор?

- Конечно. Чего поливать-то, участок и так весь заболотился. Дед, правда, меня чуть не убил. Это была его любимая лейка.

- Где он сейчас, дед-то?

- В маразме. С матерью живет. По ночам все какие-то яйца в лукошко складывает.

- Куда?

- В лукошко. Ходит по дому и собирает невидимые яйца. Зачем - не знаю. Еще своему отцу письма пишет, военному летчику. Милый папа, возьми меня полетать.

- А, - сказала Катька. - Это в честь которого тебя назвали?

- Ну. Я не возражал, кстати, когда ты письма посмотрела. Из них можно почерпнуть много забавного, но легенде в целом они не противоречат.

- Конечно. Там зафиксировано только твое рождение от неизвестного отца.

- Да почему от неизвестного. Прекрасно известного. Он появляется периодически, только мать его видеть не хочет. У нее давно другой муж, с которым у меня никаких отношений. Он меня терпеть не может, ну и я его взаимно.

- А, - повторила Катька. - Действительно, прямо ты как инопланетянин. Один, без всех и с лейкой.

- Еще вот с тобой... был.

- Точно, - сказала она. - Был. Игорь, я могу тебе наговорить массу всяких слов, но делать это, по-моему, совершенно необязательно. Ты сам говорил, что не надо обрастать людьми.

- Мало ли я что говорил.

- Много, но это ты говорил по делу.

- А мне кажется, бросать меня в такое время вообще не по-человечески.

- Да почему? Ты свое дело сделал, меня эвакуировал. Я жила в какой-то кисельной жизни, туманной. Как на кисельной планете. А теперь я все поняла, спасибо тебе.

- И что ты поняла?

- Ничего особенного. Простые вещи. Я тем и отличаюсь, что мне для этого необязательно проходить через войну.

- Знал бы - не эвакуировал бы, - сказал он.

- Эвакуировал бы, - твердо ответила Катька. - У нас вариантов не было. В том-то вся и грусть, ты не находишь? Когда на тебя падает любовь, ты ничего не можешь сделать, раз - и все. А потом она что-то такое с тобой делает, после чего ты уже не можешь с ней жить. Как в ракете. Выводит тебя первая ступень на орбиту, а потом отваливается.

- Очень печально.

- Конечно, печально. Бывают такие дурацкие ракеты - так и продолжают летать с первой ступенью. Но они плохо летают, и вообще это все никуда не годится. Ты из меня сделал то, чем я должна быть с самого начала, но до сих пор у меня не было сил этим стать. А теперь получилось, и мне никто больше не нужен. Один чистый долг.

- Вообще говоря, я догадывался. Когда ты про мальчика...

- А, - усмехнулась Катька. - Это да, это ничего. Я специально тебя перебила. Ты же хотел, чтобы мы сразу приехали в Тарасовку. А я решила заехать в Свиблово. Типа записку почитать. С мальчиком хорошо, правда? Я его навещу обязательно.

- Вместе навестим.

- Вместе не навестим, - сказала Катька. - Игорь, будь милосерден. Нельзя отрываться по частям.

- Очень ты сейчас милосердна, - сказал он, отвернувшись.

- Очень. Вырастешь, поймешь. У меня есть ребенок, ты помнишь?

- Идиот я, что сюда тебя потащил, вот что я помню. Если бы мы не поехали сюда, ты бы и дальше была со мной.

- Не знаю. Скорей всего, не была бы. Я вообще ничего не знаю. Я, может, завтра тебе позвоню, в ноги брошусь и скажу, чтобы ты все простил. Я понятия не имею, выдержу ли все это. Я просто знаю, что рано или поздно этим кончится. Ну так лучше раньше.

- Слушай, - он помолчал и вдруг улыбнулся. - А хочешь, через год в том кафе? Где утопленники?

- Интересно, - сказала она.