Чтение 21–й страницы книги ~Слепой Орфей~

- Присядь, - велел Дедко, - пущай он на тебя поглядит.

И страшила послушно опустился на корточки, а Малец в очередной раз преисполнился гордости за своего хозяина. Одно дело - зверьми повелевать, а другое - нелюдью.

- Потрогай его, - приказал Дедко. - Да не бойся, давай, за шерсть подергай, ну! Во, вишь, теплый, живой!

Шерсть у лешего оказалась не грубая, как у медведя, а помягче. Наподобие лисьей. Страшила терпел, пыхтел только.

- Кушать! - напомнил он.

Дедко порылся в сумке, достал завернутый к лист кусок медовых сот. Страшила сцапал - какой быстрый, однако, - и сожрал. Вмиг. Морда стала довольная. Дедко в нору заглянул, принюхался...

- Опять собак таскал! - сказал строго.

- Кушать! - отозвался лешак.

- Я тя! - Дедко замахнулся, и страшила, оскалясь от страха, отпрыгнул назад. На корточках он был аккурат в один рост с Дедкой.

- Помнишь, из Мшанки мужики вчерась приходили? - повернувшись к Мальцу, спросил ведун. - На энтого жалились. Просили: изведи нечисть.

Страшила еще более втянул башку в плечи.

- Гляди! - строго сказал ему Дедко. - Не балуй! - И ученику: - Пойдем, Малец.

- Ну, - спросил ведун, когда отошли подале, - страшный?

- Угу!

- Дурень! Энтого одни дураки боятся. А нам...

Малец насторожил слух. Но Дедко боле ничего не сказал. Все же по особому его молчанию Малец догадался: есть и такие, кого и ведуну нужно бояться. Вот это жалко!

Глеб Стежень

Девушка на фотографии улыбалась. Светлые волосы волной стекали на плечо, глаза сияли. Я вникал. Старался вникнуть. Фото - зацепка. Поймай ее, и Тот-Что-Внутри сам разберется. Тот-Что-Внутри. Это по-сермалевски. Нынешние умники сенсы-сайенсы выцедили умный термин: общее информационное поле. Оно конечно... Хоть колобком назови, только в печь не суй. Вникай, Стежень! Все-таки дьявольски красивая девушка! Или просто фотогеничная? Не важно. Вернее, хорошо. В уродину попробуй влюбись... Вникай, Стежень, вникай! Вот в Москве один мужик по фотографии причину смерти определяет. Точнее, телесные повреждения. Глянет на фото и тут же сообщает: клиент скончался от черепно-мозговой травмы. И как в воду глядел. Через недельку находят жмурика с проломленной башкой. Или еще завлекательней: положили перед ним раку с мощами, прозорливец рукой провел и выдал: прижизненные травмы конечностей, помер от разрыва третьего шейного позвонка. И точно. В житиях так и записано: четвертован и добит усекновением главы. Что ж, такой подход и впрямь иначе как работой с информационным полем не назовешь. Если же смотреть по Сермалеву рецепту, то все придется через собственную шкуру протащить. И ежели выдает господин экстрасенс про святого, что умер тот от множественных ожогов, то обязан сам хоть и не физически, но вполне ощутимо в кипящее маслице нырнуть. И зуб даю, никаких "диагнозов" он после таких ощущений изрекать не будет. По крайней мере ближайшие часа полтора... Блин, мысли расползаются. Господи, помоги рабу Твоему, грешному многажды, недостойному. Не за себя прошу (Врешь, Стежень!). Хорошо, вру. Позволь мне ее спасти, Господи! Пусть ее губы снова станут живыми, пусть заблестят глаза. Пусть она снова смеется, Господи! И, клянусь, я изловлю эту проклятую дрянь и прикончу!

...И тут пришло! Славная мордашка на фото перестала улыбаться, глазки закрылись, губы сомкнулись крепко и вся она как-то посерела. Ужас пронзил меня ледяным клинком. Умерла! Ах ты тварь! Прихлынула такая ненависть к черному уроду, что в глазах потемнело. Ах ты тварь! Боль и ненависть. Нет, ненависть и боль, потому что я вдруг осознал, что действительно люблю эту женщину...

* * *

Обработанная четверка привела Морри прямиком в собственное гнездо. Уже около дверей Морри убедился: именно то, что требовалось. Обособленный хищный куст. Кулак без головы. То есть, конечно, тянулись в стороны разные ниточки, но ни одна не претендовала на роль поводка. Собачья свора, потерявшая хозяина, одичавшая, но отлично приспособленная к здешнему Лесу.

Дверь открылась, и Морри вошел.

ГЛАВА ПЯТАЯ

От Дедковых заговоров рука зажила быстро. И месяц не обернулся, а рубец уже потемнел. Однажды Дедко взял Мальца за левую руку, положил на стол да рядом свою пристроил. Тоже левую, но без двух пальцев. И Малец углядел: у ведуна такие же култышки, как у него. Только две, а не одна.

- Мой-то Дедко построжей был, - сказал ведун Мальцу. - А может, и не строжей. После сам решишь. Через три лета.

- Почему через три? - спросил Малец.

- Срок мой такой. Как уйду к своим, так и уяснишь: добрый я был иль злой.

- Как это уйдешь? - озадачился Малец. - Куда?

- Помру.

- Ты? - Малец удивился и испугался. - Рази ведуны мрут?

- Все мрут, - отозвался Дедко. - Но иные просто мрут, а иные уходят. Знамо куда.

- А куда? - с жадным интересом спросил Малец.

Дедко покачал головой.

- Ты ж ведун! - крикнул Малец. - Ты ж все знаешь!

- Знаю, - согласился Дедко. - Но я ж еще не помер.

- А я... А я... Никогда не помру! Вот! - запальчиво заявил Малец.

Дедко поглядел на него внимательно... и промолчал.

В начале месяца травня, когда снег повсюду уже сошел, кроме вовсе лишенных света овражков, когда заструился под нежной березовой корой сладкий сок, - Дедко повел Мальца в дальнюю сторону. Пешком повел, седла не признавал. У Мальца ж в ту пору нога была целехонька, но поспевал за ведуном еле-еле - Дедко шел шибко. Напрямик, без тропок, по липкой, влажно чавкающей прошлогодней листве, по пружинистой хвое, шел, тьмы и света не разбирая. Только что показал ученику мелькнувшую в разрыве крон синюю прибывающую луну:

- Притомишься - у ней силу бери.

Спали мало, в середине дня. И во сне перед глазами Мальца маячила белая спина Дедкина полушубка. Днем, ночью... На третьи сутки Малец окончательно из сил выбился, падал, падал, вымок весь, ног и вовсе не чуял. На луну уж и глядеть перестал: без толку. В последний раз упал, решил: не встану. Уйдет так уйдет. Дедко вернулся, отыскал в темноте... да и огрел клюкой поперек спины. Враз силы у Мальца прибавилось. Теперь ведун шел позади, а Малец трусил первым. Дедко то и дело его направлял. То словом, а чаще клюкой. Приговаривал:

- Меня земля сама носит. И тебя понесет. Сколь надо, столь и пройдешь. Ныне легко, ныне земля проснулась и всей грудью дышит. Чуешь как?

На седьмой день Малец уразумел, что есть "земля дышит". И сам с ней задышал. Тогда стало легко. Малец обрадовался и едва не побежал.

- Молодец, - похвалил Дедко. И опять пошел первым.

Пришли на одиннадцатый день. Деревья вдруг отшагнули назад, и Малец увидал большую поляну. А на поляне - огороженную тыном избу. Тоже большую. Луна, полно округлившаяся, висела в небе, и в сизом свете ее отрок разглядел: на заостренных колах тына надеты черепа. Звериные и человечьи. Малец враз перетрусил, но Дедко уверенно подступил к воротам и забарабанил клюкой. В ответ раздался свирепый лай и еще более свирепое рычание. Не собачье - кого-то покрупней собаки. Дедко заколотил еще неистовей. Поначалу по ту сторону никто, кроме бесновавшегося зверья, не отзывался. Однако время спустя бедлам затих и голос, не понять, мужской или женский, проскрипел:

- Кого лихо несет?

- Открывай, колченогая! - взревел Дедко, и псы за воротами вновь зашлись от ярости.

- Нишкнить! - прикрикнул на них тот же скрипучий голос.

Застонал отодвигаемый засов. Ворота, однако ж, остались неподвижны. Отворилась махонькая калиточка. Дедко пихнул Мальца вперед, тот с разбегу влетел в калиточку, запнулся и упал бы, кабы не сгребли его две мощные мохнатые лапы. Вонючий хищный дух жаром обдал лицо. Малец увидал над собой раззявленную пасть и заорал от ужаса.

- Брось, Топтун! Брось его! - раздался окрик, и медведь с очень большой неохотой отпустил отрока.

- Затворяй, любезная моя! - веселым помолодевшим голосом гаркнул за спиной Дедко.

Малец во все глаза глядел на распатланную старуху, шуганувшую мишку.

А старуха, подбоченясь, глядела на Дедку.

- Раскомандовался! - вороной каркнула она. - За чем пожаловал, старый?

- От те и здрасте! - закричал Дедко еще погромче и веселее. - Мыс дороги, устали, а ты!.. Ни воды помыться, ни еды поесть. Пшел, мохномордый! - Дедко замахнулся клюкой на медведя. Зверь так и шарахнулся. Не клюки испугался, ясное дело, а ведуна. Этакую зверюгу не то что клюкой, оглоблей огреешь - не заметит. Здоровущий. Такого в лесу встретить - лихое лихо..

- Помыться вам... - проворчала старуха. Иль не старуха? Малец никак не мог взять в толк, сколько ей лет. При луне-то много не разглядишь...

- Помыться... Сама он сколь не мылась, а иные, знаш, вон и вовсе не моются - и ничё!

- Сёдни помоешься! - заявил Дедко. - Вишь, кого я привел? - Дедко подтолкнул Мальца наперед. - Видный отрок!

- Не больно-то виден! - буркнула хозяйка. - Только визжать здоров. Мало не оглохла!

- В дом веди, старая! - повелительно сказал Дедко. - Всё те лясы точить!

- Да уж как прикажете, гости незваные! - Старуха фыркнула и, поворотясь, пошла к крыльцу. Заметно прихрамывала. Колченогая.

Дом был старый-престарый. И большой. В сенях на полке горела толстая свеча. Хозяйка взяла ее на ходу и похромала вверх по лестнице. Малец углядел: стены да перильца сплошь покрыты затейливой резьбой и черным-черны. Закопчены, что ли?

- Холодно у меня! - недовольно сообщила старуха.

- Ничё! - бодро отозвался Дедко. - Отрок протопит, коли дрова есть.

- Дрова есть, да печь холодна!

- Ничё! Он у меня мастак!

Малец слушал эти речи и чуял: за обычными словами что-то упрятано. Словно бы и слова эти заранее сговорены, кому что сказать...

Что-то мягкое прижалось к ноге. Малец аж подпрыгнул от неожиданности. И застыдился, углядев кота. Кот, черный, жирный, пушистый, тоже шарахнулся от Мальцева прыжка и фыркнул недовольно.

Старуха тем временем отворила новую дверь, впустила Дедку с учеником в просторную комнату, поставила свечу.

- Ну, мастак, счас печь топить будешь! - обратилась к отроку. - А там и в баньку. То я сама. Мое дело!

- Твое ж! - поддакнул Дедко.

Тут отрок разглядел хозяйку получше. Разглядел, да не много увидел. Власы, то ли седые, то ли пыльные, - как мех линючий. Платье - ворох тряпья. Не скажешь даже, худа или телиста. Лицо в саже да земле, только и видно, что нос горбатый, ломаный да глаза черные. Ну как есть ведьма. Или еще кто похуже.

- Мышеед, - сказала ведьма коту, - удружи, милай, сведи мастака к дровам. Да покажи, что где. - И уже Мальцу: - Иди, он те все покажет. - И ловко сощелкнула нагар длинным ногтем.

Малец покосился на Дедку. Тот кивнул:

- Слушай ее, она - хозяйка.

Черный кот призывно мяукнул с лестницы.

- На-ка. - Старуха вынула вторую свечу, запалила и всунула в руку Мальца. - Ить ноги переломаешь, будешь как я шкандыбать.

И захихикала.

Свечка оказалась теплой на ощупь, словно ее грели в ладони.

Кот с мурчанием поскакал по ступеням. Внизу остановился, подождал. Малец шел по пустому темному дому, вдыхал пыльный, тяжелый дух его и гадал: чей он? Кто строил? Для чего? И ведь крепко строил!

А умный кот и впрямь привел к печи. Да какой печи! В широкий ее зев Малец мог войти, едва наклонясь. И поленница рядом. Малец скинул полушубок, взял топор. Ах, какой топор! Шершавое топорище так и приросло к ладони. Только вот легок.

Поставил Малец на колоду чурбан. Для начала поменьше, примериться. Топорище длинное, непривычное. Махнул - и чурбан пополам. Будто не топорик в руке, а тяжеленный колун. Да еще в колоду врубился на три пальца.

И пошло. Топор летал, как и не железный, почти не утруждая руку, а уж рубил!...

Ясное дело, ведьмово орудие. Жалко, у Дедки такого нету. Стянуть бы!

Наконец решил Малец, что дров довольно. На растопку хватит, а уж как такая пещь разойдется - в нее хоть цельные бревна пихай.

Разгоралось, однако, туго. Должно, давно не топили. Малец вдосталь дыма наглотался, пока раздул. Наконец печь великанья уступила, зашлась, загудела басом. Дрова вспыхнули ярко, озарив весь огромный залище. Дым горький враз вверх утянуло. Теперь можно и оглядеться. А глянуть было на что. Поперек зала - три длинных стола. У столов - сиденья. Да не лавки, а высокие кресла с гнутыми спинками. Малец таких и не видал никогда. На пробу Малец уселся в одно из кресел - не впору оказалось. Ноги до пола никак не доставали. Хозяйкин кот недовольно мяукнул. Не понравилось, что отрок в кресло уселся. Малец погладил резные потертые поручни. В углублениях - остатки лака. Дуб однако. Старый-престарый. И почудилось Мальцу: полон зал. Сидит за длинными столами прорва мужей. Все - оружные. Пьют, кричат, песни орут...

Кот снова мяукнул недовольно, царапнул по штанине. Малец очнулся. По черным стенам гуляли черные тени. Пламя в печи пылало и ревело, вытягиваясь к дыре дымохода. Малец встал да принялся одно за другим вбрасывать в печь поленца. Сбоку бросал - к самой печи от жара уже и не подойти.

- Верно старый сказал: мастак! - раздался рядом скрипучий хозяйкин голос.

Припадая на ногу, она обошла отрока, приблизилась едва ль не к самому зеву. Малец оторопело глядел на старуху: та даже лица от жара не прикрыла, только щурилась. Черный котяра сиганул ей на плечо и тоже уставился в середку огненного вихря. Так вот они и стояли, кидая на дальнюю стену скрюченную, на них не похожую тень.

Потянуло паленым волосом. Кот задом, неловко, не по-кошачьи, соскочил на пол, отбежал от огня. А старуха все стояла. И грязное лицо ее само походило на головешку. Красное от близкого пламени, будто тлеющее внутри.

Неторопливо, будто бы нехотя, ведьма отодвинулась от очага, повернулась:

- Исть хочешь?

Малец кивнул. Дедко в пути кормил не по обычаю скупо.

- Пошли.

Шибко, хоть и хромая, старуха засеменила прочь из зала, воздух в котором уже заметно прогрелся. Малец метнул напоследок несколько полешек в печь и побежал за ней.

В комнате сидел Дедко и дул из деревянной кружки приправленный мед. Медовый дух плавал в воздухе. Малец сглотнул. Дедко покосился на ученика, подмигнул. Видать, затеял что-то. Мальцу Дедковы затеи давно известны. Страх холодком прополз по спине. А может, и не страх вовсе, а просто захолонула вспотевшая от работы и печного жара спина: полушубок-то внизу остался.

Хозяйка сняла с полки такую же, как у Дедки, кружку, заглянула в нее, вытрясла мусор, еще раз заглянула, хмыкнула и налила черпаком из бочонка.

- Пей, малый, чтоб сердце не упало! - напутствовала, вручая отроку кружку.

Мед был пряный, сладкий. После первых же глотков голова приятно закружилась.

- Не налегай, - посоветовал Дедко.

- Цыть! - перебила его старуха. - Не встревай! Мое дело! А ты, мастак, пей сколь хочешь!

Ведун, к удивлению Мальца, не осерчал на окрик, а молча припал к кружке.

- Пей, малый! - Старуха потрепала отрока по голове, одарила улыбкой. Зубы у ней оказались вовсе не старушечьи - ровные, белые, как молоко. Так и взблеснули. - Пей веселей! - и заковыляла прочь.

- Чой-то она хромает? - поинтересовался Малец.

- Чой-то ты разговорился! - шикнул Дедко. - Сказано: пей да помалкивай!

Хозяйка возвернулась не скоро. Дедко успел осушить две кружки да принялся за третью. Отрок налить себе не решался, так сидел, блаженствуя от внутреннего тепла. Голод от меда притупился, потянуло в сон.

Неровный скок ведьмы вывел его из дремоты.

- Пойдем, мастак! - Хозяйка дернула его за рукав. - И ты, старый, пойдем! Пособишь.

- Эт не мое дело! - отмахнулся Дедко, тоже порядком разомлевший.

- Твое ль не твое, а одной мне не управиться! - сварливо заявила ведьма. - Разок пособишь - и гуляй.

Дедко, недовольно ворча, поднялся, скинул полушубок, потащился следом.

Банька, не в пример всему дому, оказалась невелика - поперек шагов двадцать.

- Сюда сядь! - приказала старуха Дедке, поставив сальную свечку на полку повыше. - А ты, мастак, скидай одежку, счас я вернусь.

В баньке тоже была печь, но маленькая, с каменьями для пару и здоровенным, вделанным прямо в печь котлом под крышкой. Малец проворно разделся - в баньке жарко. Дедко на него не глядел, делал вид: что будет, его не касаемо. Малец прошелся по мокрому деревянному полу, заглянул в кадушку, потрогал холодную водицу. У двери на стене висели дубовые венички.

Воротилась хозяйка, принесла два ушата. Вместо прежней одежды на ней теперь был кожаный длинный передник на голое тело. Порченая нога - в деревянных лубках, здоровая - голая. Руки у ведьмы оказались мускулисты, словно у мужика. Капли пота прочертили полоски на грязном лице.

Подковыляв в котлу, хозяйка голой рукой скинула горячую крышку. Вверх прянул пар.

Подхромав к Мальцу, ведьма оглядела его пристально, как ощупала. Отрок незнамо от чего смутился.

- От и добро, мастак, - скрипучим голосом выцедила ведьма. - В саму пору тебя привели. - И Дедке: - Давай, старый, пособляй. Не забыл, как надо?

- Што забывать-то... - проворчал ведьмак, поднимаясь и берясь за один из ушатов.

- Ты стань тут, - велела хозяйка Мальцу. - Да стой смирно!

Черпаком она вмиг накидала во второй ушат. От воды в нем густо поднимался пар. Малец про всякий случай отодвинулся, не ошпариться бы ненароком.

- Смирно стой, сказано! - крикнула ведьма.

И вдруг с невероятной быстротой подхватила ушат и опрокинула кипяток прямо на голову Мальца.

И прежде чем отрок успел сообразить, что произошло, прежде чем он успел даже вскрикнуть, с другой стороны на него обрушился поток ледяной воды. Малец застыл ни жив ни мертв. Даже язык у него отнялся.

- От молодец добрый, - похвалила ведьма. - Ну, старый, иди теперь, боле не надобен!

Малец опасливо ощупывался. Потрогал лицо: больно, но кожа не сошла, как год тому, когда ногу обварил.

Теплая вода струилась по смоленому полу, с ворчанием уходила в круглую дыру.

- А и не боись! - закричала ведьма. - Цел-целехонек!

Она ухватила Мальца за щеки, приблизила лицо в грязных потеках. Глаза у ней стали шалые.

- Вон в прежние времена, - страшным шепотом прошипела ведьма, - таких, как ты, само в котел сажали.

- И что? - с дрожью в голосе спросил отрок.

- А по-всякому! - Ведьма захихикала. - Кто сварился, а кто вот, как я, - три века живет не тужит!

- Три века! - ахнул Малец. - Врешь!

- От за таки слова надо б тебя точно в котел! Да сваривши - и съесть! Ам! - Ведьма клацнула крепкими зубами. - Да уж больно грязен - варить. Сперва отмыть требуется! - и захохотала.

- А сама-то... - пробормотал Малец, подумав: шутит.

- Ах ты цуцик! - оскалилась ведьма. - Думаешь, я мясца человечьего не едала? Да получше твоего! - Она больно дернула Мальца за причинное место. - Слушай меня, а сам нишкни! Еще рот откроешь, скажу старому, что сбежал, а сама тебя в дубову клетку посажу, откормлю, да и съем!

Малец от ее грозного голоса еще сильней задрожал да попятился.

- Ну-ко, сядь! - Хозяйка толкнула его на лавку. Подкинула полешко в печь, достала длинные ножницы.

Малец шарахнулся, но ведьма сцапала его за власы:

- Сидеть, малый!

Забормотала невнятно, отхватила прядь да бросила в огонь. Вторую - прямо на пол и притоптала ногой. Третью - снова в огонь.

Так, приплясывая да приговаривая непонятные слова, она быстро щелкала ножницами, пока не обстригла Мальцеву порядком отросшую шевелюру. А уж тогда принялась за ногти. Покончив и с этим, разложила отрока на лавке, окатила водой, на этот раз просто горячей, и принялась охаживать в два веничка. В последнюю очередь вымыла ему стриженую голову, окатила холодной водой да, завернув в льняное полотнище, выставила из баньки вон.

Сидя в темноте на лавке за дверью, Малец слушал, как ведьма напевает, стучит и фыркает под водной плеск. Хлесткие удары сменялись бормотанием и топотом. Или повизгиванием вовсе уж нечеловеческим.

Прискучив ждать, Малец вслепую пошарил вокруг, нашел кувшин с теплым травяным чаем и выхлебал весь, пока ведьма куролесила в баньке.