Чтение 21–й страницы книги ~Окаянный груз~

— Так... того-этого... к тому, что в округе Хорова сторонников Пардуса маловато будет.

— Да ну?

— А вы и не знали?

— Нет, ну, слыхали краем уха... — Пан Юржик не решился признать собственную неосведомленность.

— Так, в народе болтают, наш хоровский воевода, пан Адась Дэмбок, по прозвищу Скорняга, с паном Жигомонтом... того-этого... покойным еще с юных годков чегось не поделили. То ли панночку какую, то ли по торговой части чегось...

— Вона как! Ай да паны-князья! — ухмыльнулся Квирын, перекладывая отрезанные ломти хлеба кусками сала.

— Та ото ж... — согласился Лекса. — Потому пан Адась руку князя Януша держал на элекции, и все наши хоровские электоры с ним заодно были. А как Жигомонт кони двинул, и королем пан Юстын Терновский заделался, мы со дня на день ждем войск из столицы. Слух пошел, новый подскарбий... того-этого... нашего пана воеводу мздоимцем и казнокрадом прилюдно в Сенате бесчестил. Так вот теперь могет и экзекуторов прислать.

— Этот может, — заметил пан Стадзик.

— Зьмитрок он такой, — добавил Хмыз. — Чести в нем не больше, чем в волчаре жалости.

— Давеча князя Януша Уховецкого тоже вроде как вне закона объявили, — медленно, с расстановкой проговорил пан Бутля. — В Батятичах на торгу купцы трепались. Мол, не быть высочайшей милости и прощению, пока не вернет в казну все награбленное. Зджислова Куфара под стражу взяли... Пану Чеславу и вовсе несчастный случай подстроили.

— То-то и оно, — продолжил шинкарь. — Пан Адась того же боится. Хотя виду не подаст, само собой. Он пару полков порубежников пристрыпских к северу оттянул. Между лесами и городом сейчас рыскают. От Хомутца до Жорнища.

— Это хорошо! — улыбнулся Юржик. Видно, подумал, что неведомых преследователей порубежники вполне могут придержать. Или просто напугать, заставив отказаться от погони.

— Ох, панове, хорошо, да не шибко. Кочевники на том берегу, говорят, почуяли послабление. Уже несколько сел пожгли. У Старосельцских порогов на купцов таращанских нападали. Еле отбились... того-этого...

— Да так им и надо, «кошкодралам», — оттопырил губу пан Гредзик. — За что боролись...

— Зря ты так, — покачал головой пан Юржик. — Купцы-то в чем повинны, что князья меж собой никак не договорятся?

— В том-то и дело, — подтвердил Лекса. — Таращанцев грабят, а торговля... того-этого... и в Хорове убыток несет.

— Во — понесли, — презрительно сказал пан Гредзик. — Не до торговли, когда отчизну на куски рвут.

Шинкарь набычился. Подобострастия, обычного для людей его ремесла, Лекса не выказывал. Такой, чего доброго, может и на порог указать неглянувшемуся шляхтичу, а то и по шее накостылять, как грозинчанам под Терновым.

— Зьмитрок, похоже, так же думает... того-этого... — угрюмо произнес великан. — Давеча купцы проезжали, так сказывали: в Выгове подать на торговлю зерном да мясом подняли, а обещают и на горелку...

— Ну, тогда точно бунта не миновать, — усмехнулся Хмыз.

— Воспользуемся случаем, панове? — Пан Юржик встряхнул кувшин с остатками горелки, прислушался и кивнул. — Еще по разу хватит. А после — все! Пан Войцек запретил.

— А что вам пан Войцек? Он вон где, а вы где? — подначил Гредзик.

— Не рви душу! Я и сам не прочь по пятой и по шестой, — твердо отвечал Юржик. — Но нельзя...

— Ну, по четвертой-то выпьем? — Хмыз расправил усы.

— А то?

Пан Бутля быстренько разлил остатки. Махнул рукой:

— Садись с нами Лекса. А ты, Квирын, собирайся, коль надумал студиозуса менять. Все готовы? За дружбу Хорова и Уховецка!

Отрядники и шинкарь с азартом чокнулись и выпили.

— За дружбу!!!

Отерев усы, Квирын поднялся, взял миску с отсыпанной кашей и шкварками, положил сверху хлеб, перестеленный салом.

— Держи, — Юржик сунул ему в руки кувшин. — Мироеду хватит горло промочить. Я оставил.

Квирын кивнул с благодарностью. А когда он ушел, пан Юржик повернулся к шинкарю:

— А скажи-ка, Лекса, чего это ты сам-один хозяйнуешь тут?

Великан пожал плечами:

— Да, понимаешь, вельможный пан... того-этого... — замешкался он на мгновение. — Понимаешь, жену с детьми похоронил. Уж шесть лет минуло. Помнишь, может, черная хворь тогда ходила? Мара-Смерть с какого только подворья хоровских земель дань не собрала?

— Слыхал, слыхал, — кивнул Юржик.

— Так вот и остался я бобылем. Прислугу пробовал нанимать — разбежалась. Да и кому она нужна? Что с возу упало, то кобыле легче... Доход у меня не велик. Шинок далеко от столичного тракта, на отшибе. Того-этого... Сам с хлеба на квас перебиваюсь. Еще платить кому-нито...

— Странно, что не одичал ты совсем в глуши своей. — Стадзик отправил в рот очередную ложку с кашей, причмокнул от удовольствия.

— Так, это... Мне много не надо. С хорошими людьми поговорил, и довольно. Чего еще желать-то?

— А лихие люди нагрянут?

— Так чего брать у меня-то? В левом кармане — вошь на аркане...

Дверь распахнулась, и через порог шагнул Ендрек. Огляделся по сторонам перепуганно. Прищурился, пытаясь в темноте не просто различить односумов, а вроде как пересчитать их.

— Эй, студиозус! — окликнул его словоохотливый пан Бутля. — Кончай ворон считать! Иди к нам.

Медикус подошел, сел на место Квирына. В отсветах очага и масляных каганцов — затянутое бычьим пузырем окошко почти не выделялось на теле закопченной стены — стал заметен румянец на его щеках и лихорадочный блеск глаз.

— Угощайся, — Лекса сунул ему в руки чистую ложку.

А Хмыз пригляделся повнимательнее:

— Никак случилось чего? А ну-ка отвечай, молодой!

Ендрек тяжело вздохнул и кивнул. Хотел было пояснить с самого начала, но не решился. Дело в том, что пришедший сменить его Квирын взял да и ляпнул Мироладу, как о само собой разумеющемся — гляди, мол, не пей много, а то чужаки не дремлют, не зря же пан Войцек уехал и пропал. На вопрос Ендрека, к чему тут чужаки и исчезновение сотника, ответил, постучав себе по лбу:

— Иль ты дурень полный, студиозус? Все уже обо всем знают. Один ты ни сном ни духом. Десятый день кто-то едет за нами. А какая-то подлюка из наших им дорогу указывает. Может, ты и указываешь, а, студиозус?

Парень сдержался, чтоб не засветить в зубы Квирыну за оскорбление. Да и, по правде говоря, он не был уверен, кто верх возьмет, случись драка. Мошенник хоть и не отличался ростом, но уродился плечистым, не хуже самого пана Шпары, и кулаки имел что надо. Поэтому Ендрек просто спросил:

— Как указывает?

— Знамо как, — потягиваясь, отвечал Миролад (похоже, и взаправду, кроме студиозуса, о секрете порубежников знал весь отряд). — Ветки ломит по дороге. Затесы на деревьях рубит...

И тут Ендрека словно обухом по лбу кто огрел. Спрыгнул с телеги и едва ли не бегом бросился в шинок. Хорошо, у дверей взял себя в руки. Хватило ума войти и сесть за стол почти спокойно. Только блестящие глаза и раскрасневшиеся щеки его выдали.

Не ответив строгому Хмызу, он повернулся к пану Цвику:

— Как палец-то? Не беспокоит?

— Да чего ему беспокоить меня?

— Покажи-ка, — попросил медикус.

Непонимающе дрогнув плечами, пан Гредзик протянул ладонь, крест-накрест перевязанную холстиной.

Дрожащим от волнения голосом Ендрек спросил, обращаясь больше не к самому пану Цвику, а к бросившим еду и удивленно воззрившимся на них отрядникам:

— А что это у тебя, пан Гредзик, за пятна зеленые на повязке? Никак цветы собирал?

После студиозус часто думал, что пан Гредзик мог бы рассмеяться ему в глаза, обозвать олухом, дать пощечину. На том бы дело до поры до времени и закончилось бы. Ну, в самом-то деле, кто он таков, чтоб со шляхтича отчет требовать?

Но пан Цвик допустил ошибку. Рванул кисть на себя, а когда Ендрек, не успевший разжать пальцы, посунулся за ним, врезал кулаком в нос.

Студиозус отлетел, хватаясь за рукав пана Бутли, и едва не стащил того с лавки.

— Ты что, сдурел?!! — вскочил Хмыз, а пан Стадзик потянулся одернуть давнишнего приятеля, успокоить его.

Но пан Цвик не дал себя успокаивать и расспрашивать, что да как. Он ударил снизу по столу коленом. Каша, еще горячая, взлетела вверх диковинным грибом и залепила пану Клямке лицо. А в правой руке Гредзика уже поблескивал клинок.

Юржик пригнулся от свистнувшей над головой стали и толкнул Ендрека на пол — не высовывайся, мол, студиозус пока привычные к оружию люди не разберутся.

— Вот он — предатель! — придушенно пискнул медикус. Не очень-то удобно разговаривать, когда сильная ладонь пан Бутли гнет твой затылок книзу.

— Убью, студиозус! — заревел Гредзик и вновь замахнулся саблей.

Положение спас Лекса. Он поймал заваливающийся стол, избавив временно ослепшего пана Стадзика от серьезных ушибов, и пихнул его обратно.

Гредзик получил толстой дубовой столешницей в середину бедра, зашипел камышовым котом, но, отскакивая к двери, полоснул воздух саблей дважды. Отогнал Хмыза, которому никак не удавалось справиться с перекрученным ремнем перевязи — рукоять кончара заехала за спину и не давалась в руки, и заставил Юржика рухнуть ничком на глинобитный пол.

— Сука, Гредзик! — орал, выковыривая кашу из глазниц, пан Клямка. — Еще другом был!

Хмыз, отчаявшись добыть оружие, прыгнул на Гредзика прямо через стол, вытянув руки со скрюченными, подобно когтям коршуна, пальцами.

— Убью!

— Не-е-ет!!! — Ендрек с пола увидел, как хищно рванулась сабля предателя к незащищенной груди гусара, и покатился, стараясь зацепить Гредзика ступней под колени.

— Сдохни!!!

Толчок у студиозуса вышел слабый — ребенка не завалишь, но тем не менее Гредзик переступил с ноги на ногу, и удар пришелся наискось. Вместо того чтоб распластать Хмыза надвое, только отбросил.

Гусар свалился на спину Ендреку, заливая кровью.

Но пан Юржик успел встать на ноги и достать клинок.

— На погибель предателю! — Бутля атаковал, целясь кончиком сабли в правую щеку противнику.

— Сам сдохни!

Гредзик парировал высокой октавой и в свою очередь рубанул сверху. Безыскусно, зато из всех сил. Пану Юржику пришлось закрыться защитой святого Жегожа.

А дальше клинки замелькали с такой быстротой, что Ендрек перестал что-либо понимать.

Удар — ответ!

Выпад — батман!

Высокая секунда — секста с переходом в укол груди!

Укол в кварту — защита низкой терцией!

От косого удара в шею справа пан Гредзик уклонился, пригнувшись. Тут же, вывернув кисть ударил снизу в промежность. Юржик танцевальным шагом ушел в сторону. Отмахнулся наугад и... зацепил Гредзика по левому плечу.

— А-а!!! Песья кровь! — Предатель лягнул пана Юржика каблуком по голени, а когда тот припал на одно колено, с размаху рубанул сверху.

Снова лишь надежно отработанная защита Жегожа спасла пана Бутлю.

— Я иду, пан Юржик! — Пан Стадзик наконец-то справился с кашей и перешагнул опрокинутый стол, благо длиннющие ноги позволяли сделать это с легкостью.

Пан Бутля вскочил, норовя обхватить Гредзика поперек туловища. Цвик ткнул левым кулаком ему в скулу. Только сам скривился — видно, рана в плечо оказалась болезненнее, чем показалось с первого раза. Тогда он завел свой клинок за спину и с размаху врезал навершием сабли пану Юржику между глаз.

— Песья кровь!

Не дожидаясь вступления в схватку Клямки, пан Гредзик оттолкнул ногой обмякшее тело пана Бутли и бросился в дверь.

Ендрек успел столкнуть с себя тяжелого, как покойника, Хмыза и погнался за ним.

В дверях они столкнулись с паном Стадзиком.

— Дорогу, студиозус! — прошипел Клямка и довольно жестко оттолкнул его.

Вывалившись во двор, Ендрек успел заметить надвигающуюся на них конскую голову, распяленный трензелем рот и раздутые ноздри. На коне сидел пан Гредзик. Сидел охлюпкой, то есть без седла, сжимая в левом кулаке обрезанный в спешке повод. А после горячее конское плечо ударило его в грудь и студиозус отлетел к стене, расшибив локоть обо что-то твердое.

Стадзик, несмотря на кажущуюся худобу и нескладность, успел в прыжке уйти и от конских копыт, и от кровожадного лезвия сабли, целящейся ему в голову.

— Миролад! Квирын!! — не своим голосом заорал Ендрек. — Держите его! Что ж вы...

Слова сами собой замерли у него на языке.

Телеги под навесом не было!

— В погоню!

— Где он?

Из шинка, пошатываясь, выбрались пан Юржик, смахивающий кровь, тонкой струйкой стекавшую из рассеченной брови на левый глаз, и Хмыз. Гусар держался за грудь, но кончар в его другой руке не дрожал.

— А, козий хрящ!!! — Стадзик подхватил седло и в сердцах грянул его оземь.

— Ты чего? Ловить суку надобно! — подбежал пан Бутля.

— Ага! Пешим по-конному! Гляди!

Подоспевший Ендрек, ожесточенно растирающий онемевший локоть, и Хмыз наклонились над брошенным седлом. Седло как седло. Хорошее, кожаное. Только использовать его без починки вряд ли получится. Какая-то сволочь, иначе не скажешь, срезала обе приструги с правой стороны.

— Холера с ним! Я и так поскачу... — Пан Клямка решительно шагнул к своему высокому горбоносому караковому жеребцу.

— Стойте, панове! — закричал Ендрек. — Вы что, не видите? Телеги нет!

— Точно! — Пан Юржик дернул себя за ус, словно проверяя: не сон ли?

— Сучье племя! — прохрипел Хмыз, побелел и осел, упираясь спиной в столб.

— Перевяжи его, студиозус, — бросил Бутля. — Кровь остановить надо. Истечет.

— Так в телеге... — развел руками Ендрек. Действительно, его сумка с полосками полотна для перевязки, корпией, кое-какими травами и даже раздобытой несколько дней назад у проезжего торговца лыковой коробочкой с барсучьим жиром, — все пропало вместе с телегой.

— Ну что ты руками водишь?! — возмущенно заорал Стадзик. — Хочешь, чтоб помер он? Хоть рубахой своей вяжи, а, чтоб...

Такого пана Клямку Ендрек еще не видел и невольно отшатнулся в испуге.

— Погоди... того-этого... — Огромная ладонь легла медикусу на плечо.

Лекса? Точно он.

— Я... того-этого... помогу...

Шинкарь легко подхватил крепкого Хмыза на руки. Словно ребенка малолетнего. Без усилий. Встряхнул, устраивая поудобнее и понес в дом. Ендрек виновато поплелся следом.

А Юржик и Стадзик, нагнувшись, едва не упершись лоб в лоб, разглядывали следы колес на подворье.

— У меня и полотно найдется, и... того-этого... зашить даже... — приговаривал Лекса.

Когда он успел вернуть на место опрокинутый стол? Должно быть, перед тем, как последовать за драчунами.

Шинкарь осторожно уложил раненого на широкую столешницу, расстегнул жупан

— Раздевай его. Я это... сейчас, скоренько...

Он нырнул за стойку и, пока Ендрек возился с перевязью, жупаном и быстро промокающей, напитывающейся кровью рубахой Хмыза, притащил целый сверток заботливо разрезанного на полосы полотна, несколько пригоршней корпии, кривую иглу.

— Ого! — оценил его запасливость студиозус. — Как в полевом лазарете.

— Так... того-этого... гауты, безбожники поганые, случается, и сюда заходят. Ну... того-этого... заходили прежде. Пока пан воевода им хвосты не накрутил. У нас, под Хоровым, в каждой хате лазарет. Понимаешь?

Ендрек кивнул — чего ж тут не понять?

— Конский волос надо, ежели шить.

— Это я мигом, — не стал спорить Лекса и исчез за второй дверью, почти не различимой в полумраке шинка.

Пока медикус промывал чистой, не настоянной ни на чем, горелкой длинную рану — от правой ключицы до левого соска — вернулись Юржик со Стадзиком.

На пана Бутлю было жалко смотреть.

— Ушли. Мироед с Квирыном, суки поросячьи. Что теперь пану Войцеку скажу?

Стадзик поднял лавку, присел, пристроив саблю между коленей, опустил подбородок на рукоять.

— У тебя кровь на брови.

— Да что моя кровь! Листиком залеплю и довольно! Груз! Груз, будь он проклят!

— Ори, не ори, казны не вернешь, — рассудительно произнес худой пан. — Седла починим. После погонимся. Далеко не уйдут.

— Мало нас, — с тоской глянул на бессознательного Хмыза и склонившегося над ним Ендрека пан Бутля. — Справимся ли?

— С Мироедом-то? — усмехнулся Стадзик.

— Мироед — тьфу и растереть. Не было бы у них сговора с Гредзиком.

— Не было, — повернулся Ендрек. — Мне пана Гредзика Квирын ненароком выдал. Я давно на его повязке зелень заприметил. А от чего — не знал.

— От чего, от чего, — сварливо проговорил Стадзик. — Может, лопухом подтерся когда?

— Так и я об этом думал. А как Квирын ляпнул, мол, предатель завелся, ветки по ходу ломит...

— А ты молодец, студиозус, — хмыкнул пан Юржик. — Не ошибся в тебе пан Шпара. Выживем — в гости ко мне приезжай. Мы, Бутли, хоть и мелкопоместные, а хлебосольные. Именье наше в двух верстах от Семецка. Знаешь, как на Ракитное из Берестянки ехать?

— Хорошо, приеду, — зарделся Ендрек. — Если выживем, я сперва к отцу, в Выгов, а после...

— После всего этого в Выгов тебе, дружок, путь заказан, — сурово сказал пан Клямка. — И так охотников до каз... — он замолк, едва не хлопнув себя по губам, поскольку через черный ход в шинок вернулся Лекса.

— Во! — в высоко поднятой руке шинкарь держал сразу несколько длинных волосин. Не иначе, из хвостов повыдергивал. — Я про всяк случай десяток нащипал. Это...

— Спасибо! — Ендрек схватил первый волосок. Торопясь, едва-едва сумел засунуть его в ушко иглы. Склонился над раненым.

— Ему б еще горелки, — заметил Стадзик.