Чтение 21–й страницы книги ~Профессия: ведьма~

— Да вот, стою, наемщика своего жду. Холод собачий, думал, окочурюсь, пока придет.
— И кто же тебя нанял? — больше из вежливости спросила я. Тролли не брезговали никакими поручениями; ему вполне могли заплатить как за голову вампира, так и за чистку конюшни.
— Да вот этот упырь! — Вал бесцеремонно ткнул пальцем в сторону Лёна.
— Неужели? — хмыкнул вампир, опасно сужая глаза. — Когда же это я успел?
— Не успел — так еще успеешь, я не тороплюсь.
— А мы торопимся. Уйди с дороги.
Вал лениво посторонился, пропуская нас и коней, а затем ловко вскочил на свою животину и потрусил следом.
— Я могу проводить вас до валдачьей слободки, — равнодушно сказал он в пустоту. — Если хотите, конечно.
— Сколько? — коротко бросил Лён.
Тролль расцвел в ухмылке:
— Ну, если рассуждать логически, меч интересует тебя не с практической точки зрения. Сталь у него неплохая, гномья, однако не заговоренная. Драконоборцу здорово повезло, коль скоро он одолел легендарного Ожога с помощью этой железяки. Заслуживает внимания драгоценный камень в оголовье. Но и он не шибко дорогой. Бирюзу меньше ста каратов гномы отдают по цене горного хрусталя. Выходит, тебе понадобился конкретный камень. Опять-таки, зачем? Наслышан, наслышан о догевском Ведьмином Круге.
— Короче? — оборвал тролля вампир.
— Сто кладней, — торопливо сказал Вал, — и премиальные за риск.
— Никаких премиальных!
— Идет, — тролль даже не пытался спорить. За сто золотых можно было купить племенного жеребца-трехлетку. Для наемника это очень приличный гонорар.
— Но как ты догадался? — спросила я, когда сивый мерин Вала вклинился между Ромашкой и Вольтом.
— Интуиция, цыпа, — подмигнул тролль. — Наемник без интуиции — как баба без…
— Хватит, хватит, я поняла. Давай я подкину еще пару монет, и ты не будешь выражаться до конца операции.
— За невыполнимые задания не берусь, — с достоинством ответствовал тролль.
Лекция 9
Теология
—Где бы это надыбать денежку? — в который раз повторил тролль, крутя головой во все стороны. Увы, ни златые, ни вульгарные серебряные горы поблизости не возвышались. Деньги были нашим больным местом по той простой причине, что их не было. Никто из нас не позаботился их захватить. Взяли все — мечи, луки, ножи, запасные носки и фляги, а вот о деньгах и провизии как-то не подумали. Герои вообще отличаются редкой непредусмотрительностью. Что они берут, выезжая на смертный бой с чудом-юдом? Правильно. Верных коней, щиты и палицы. Редко какой дурак-царевич захватит с собой краюху черного хлеба. Ни один из нас не уподобился пресловутому дураку, в чем жестоко раскаивался. У Вала, как он выразился, «последняя денежка сделала ноги» еще на той неделе, у Лёна денег не было вообще, а я — о, венец глупости! — оставила выданное Учителем золото в кармане грязных штанов.
Проселок, которым мы ехали, как нельзя более располагал к мрачным мыслям. Было очень холодно, иней только к обеду выпустил придорожную траву из своих белых когтей. Деревья облетели и почернели от дождей; казалось, они умерли окончательно и скоро начнут падать — так зловеще скрипели их стволы в полном безветрии. Тускло светился маленький кусочек унылого серого неба, за которым коротало время сонное солнце. С обобранных, перепаханных полей веяло землей и холодом, как с кладбища. Заунывно каркали вороны, харчуясь на межах, где весной среди сорной травы проклюнулось пшеничное зерно, выметнув невостребованный сеятелем колос.
К концу дня я заметила, что парни, особенно Лён, подозрительно косятся в мою сторону. Я решительно заявила, что без боя не сдамся и, если уж на то пошло, будем кидать жребий. Но я недооценила благородство моих спутников — они просто опасались, не упаду ли я в голодный обморок прямо посреди дороги. Я их жестоко высмеяла, и странствие продолжалось.
С этими голодными мыслями мы вступили в роскошное, но словно вымершее село. Редко где хлопнет дверь, щелкнет ставень да кошка перебежит дорогу, задрав облезлый хвост. Три бабки на лавочках сотворили синхронный крест, а затем размашисто перекрестили нашу колоритную группу.
— Что это они? — подозрительно спросил тролль. — Чай, люди, не упырье какое.
— Может, они сами — упырье?
— Не похоже. Ишь, крестятся.
— Хорошо, что не гнилыми помидорами швыряются.
— Я бы и гнилой съел, — Вал подпрыгнул и сорвал с облетевшей ветки, нависшей над плетнем, одинокое желтое яблоко.
Бабки с ужасом следили, как яблоко идет по рукам, тая на глазах.
— Может, им работники нужны? Нанялись бы за жратву и ночлег.
— После Праздника Урожая? — скептически заметил Лён. — Праздника, означающего конец полевых работ?
— Коров доить, — предположила я, выплевывая жесткий хвостик.
— Вал, слышал? Работенка как раз для тебя.
— Я бы и корову съел, — гнул свое тролль. — Эй, бабоньки, здесь какой-никакой постоялый двор имеется?
— А как же, милок! — шамкнула одна, самая смелая. — Туточки, за поворотом. А вы из каких краев будете?
— Из Стармина, — ответила я, натягивая поводья. Парни согласно придержали коней, Вал спешился и вразвалочку подошел к лавке. — Скажите, у вас всегда так тихо?
— Та не, милочка! Молодь по сродственникам поховалась, перед Бабожником-то.
— С чего бы это? — поразилась я.
Бабожник — праздник нечистой силы. В канун Бабожника вылезают из своих нор лешие и кикиморы, шастают по трактам вурдалаки да завывают привидения на заброшенных кладбищах. Обретают неслыханную мощь некроманты, прочие же маги стараются воздерживаться от колдовства — некоторые заклинания теряют силу, а то и дают прямо противоположный эффект. Эту ночь лучше пересидеть дома, а еще лучше — в кругу, очерченном воском с храмовой свечки. Но… Люди — раса суеверная да бесшабашная. Выпить-то хочется. Разгул нежити — повод не лучше и не хуже многих других. И уже неизвестно, чего больше бояться — нечистой силы или шалостей нечестивой молодежи. На прошлый Бабожник мы, то бишь я, Важек и Темар, украли из музея Неестествоведения череп буротавра с рогами, напялили его на палку; палку и Темара, ее несшего, задрапировали старой простыней и ходили по дортуарам, тревожа покой сокурсников, причем я отвечала за неземное сияние, а Важек издавал «потусторонние» звуки. Распахнув очередную дверь, мы с жаром исполняли свои роли и, дождавшись сдавленных хрипов и криков ужаса, требовали «откуп за испуг». Иногда нам пытались свернуть шею, чаще, с нервным смехом и в холодном поту, выносили мелкие монеты, пиво и куски пирога, сала или домашней колбасы. В конце концов мы наткнулись на Алмита и остаток ночи простояли в разных углах учительской. Алмит заикался еще несколько дней.
Но у старух, очевидно, Бабожник вызывал куда менее приятные воспоминания.
— Боги с тобой, деточка! — в ужасе воскликнула одна из них и подкрепила слова еще одним крестом, видимо, желая привлечь ко мне внимание богов. — Ить в канун Бабожника страсти такие деются!
— Например?
— Да ить они не местные, — нараспев протянула ее подружка. — Растолковать надыть. И-и-и, милые, не в добрую годину вы к нам пожаловали. Ступайте в храмину, там хлопцы с дайнами заперлись, молебствия свершают и ставни крепят, чтоб всем скопом супротив ворога выстоять. Вы робяты справные, мечи да луки носите, там такие сгодятся.
— Против кого сгодятся-то? — поинтересовался Вал, машинально поглаживая оголовье меча. — Вы, бабоньки, я вижу, жуть как смелые, а мужики здоровые в храме забаррикадировались. Вам что, жить надоело?
— И-и-и, надоело-то как, милок! Только чаша сия не про нас. Мы, старики, для него интересу уже не имеем...
— Да для кого, в конце-то концов? — не выдержала я.
— А для вампира, — простодушно созналась бабка. — Ему молодых подавай, штоб кровь в жилах бурлила. А у нас, старух, кровь горькая, холодная, сама в землю просится…
— Так… — протянули мы в унисон, выразительно глядя на Лёна.
— Чушь какая, — фыркнул вампир.
— А от кого же тогда народ в храме попрятался?
— Местные суеверия. Эй, вы чего?
— Пойдем-ка мы действительно в храм. Порасспросим священнослужителя о местных суевериях.
— Жрать хочется — жуть, — простонал Вал. Съеденное яблоко только подстегнуло наш аппетит.
— Пошли, — согласился Лён. — В храме можно бесплатно получить освященную булочку с маслом.
— А ты сможешь в него войти? — удивленно спросила я.
— А почему нет?
— Ну ты же вампир. Ты должен плевать в иконы и избегать тени креста.
— Вольха, тебе желудочный сок в голову ударил.
— Извини. Не хотелось бы оправдываться перед прихожанами, когда тебя будет корчить при виде кропила.
* * *
В религии я не слишком разбиралась, но точно знала, что богов четверо, как концов креста, их жрецы прозываются дайнами, а верующих после смерти ждут либо хлебосольные небеса, либо огненная преисподняя с мракобесами. Естественно, у злостных атеистов, вроде меня, выбора не было.
Храм не вызвал у нас благоговейного трепета — быть может, из-за несоразмерно огромной копилки для пожертвований, прибитой у ворот. Копилку скреплял ржавый замок. Духовные пастыри не доверяли верующим и правильно делали, ибо Вал немедленно запустил в щель для монет два пальца. Но копилка была бездонна, как преисподняя, и, применив заклинание ясновидения, я убедилась, что в ней нет ни гроша — видимо, ящик только что опорожнили.
Сирые и убогие, для поощрения которых, судя по надписи на ящике, его и вывесили, были представлены в лице нищего, побирающегося самостоятельно. Он сидел, прислонившись спиной к решетчатой ограде маленького деревянного храма и ритмично, нечленораздельно мычал, высунув нечистый язык. Из рваного тулупа клоками выпирало сено. Пустые штанины калеки были демонстративно завязаны узлами. Перед ним валялась кепка, до середины наполненная медью с редким вкраплением серебрушек. Когда ветер веял в нашу сторону, дышать было невозможно.
Вал встал, как вкопанный.
— Жратва… — прошипел он.
— Ты с ума сошел, меня тошнит от одного запаха!
— Бестолочь, в кепке!
— Ты что, собираешься ограбить нищего?
— Этот нищий богаче нас всех, вместе взятых. Так уж и быть, я оставлю ему на выпивку.
— Не смей, слышишь? — возмутилась я. — Лён, скажи ему!
Вампир загадочно улыбнулся. Не обращая внимания на мои вопли, Вал нагнулся и широкой ладонью гребанул доброхотные дары прихожан.
И тут свершилось чудо! Прошлогоднее воскресение пророка Овсюга (злые языки поговаривали, что пророк был не мертв, а мертвецки пьян) ему и в подметки не годилось.
— Куда ты лапу суешь, поганая твоя морда! — возопил слепоглухонемой нищий, вскакивая на выросшие ноги. Узлы штанин болтались над голыми коленями. Оторопевший Вал не успел увернуться от ясеневого посоха, с хрустом прошедшегося по его спине.
Лён хохотал, я тоже. Медяшки рассыпались по дороге. Убогий торопливо набивал ими карманы, стоя на коленях.
— Ну, ты, мужик, даешь… — удивленно выдохнул тролль, почесывая лопатку. — Ни гхыра себе работенка.
Оглянувшись и убедившись, что его вспышки никто, кроме нас, не заметил, нищий смачно сплюнул и снова сел, бросив в шапку горсть меди — для приманки легковерных жертвователей.
— Ноги не затекают — весь день поджимать? — участливо спросила я.
— И как у тебя язык не отсохнет — над убогими издеваться, — буркнул нищий, прилежно втирая в бороду горсть придорожной пыли.
— А я сейчас тебя за шкирку — и в храм. Будешь на глазах у благодетелей ноги отращивать, — прорычал Вал, закатывая рукава.
— Эй, ребята, вы чего? — сменил тон «убогий». — Сколько вы хотите? Пять? Десять?
— Двадцать процентов. Единовременно, — решительно сказал Лён.
— И не стыдно вам… Не люди, а вампиры какие-то… — нищий вытряхнул на ладонь дневной улов, пошевелил монеты пальцем и со вздохами и причитаниями отсчитал пятую часть в услужливо подставленный мешочек. — Чтоб вы подавились, кровопийцы!
— Надо же, какой проницательный мужик, — иронично сказал Вал, хлопая Лёна по плечу, — вампира за версту чует. Пошли, от него разит, как из помойки, а в этом захолустье уйма гораздо более приятных запахов.
— А ты, как всегда, знал и молчал! — окрысилась я на Лёна.
— В предвкушении веселого зрелища.
— Лён, ты не человек, а…
— Ты права. Я не человек, — охотно согласился он.
— А настоящая скотина! — докончила я. — Мы — одна команда и действовать должны, как одно, а не выставлять друг друга на посмешище, правда, Вал?
— Тьфу на вас! — отвечал тролль. — Деньги есть, я корчму на холме приметил, нашли когда цапаться!
* * *
Но корчму уже закрыли, замкнули на амбарный замок и украсили плакатом «Сему заведению до завтрего зачиненному быть». Над трубой дотлевал вкусный дымок, разномастный выводок поросят сосредоточенно бороздил рылами кучу объедков, оставшихся после клиентов.
Я засмотрелась на вывеску негостеприимного пункта питания. Под надписью «Веселые русалки» были изображены две весьма потрепанные пучеглазые бабы с русыми косами, щербатыми ухмылками до лопоухих ушей и селедочными хвостами вместо ног. В руках бабы держали по кружке пенистого пива и вареному раку, тоже пучеглазому и несколько удивленному. С изобразительными способностями у художника было туговато, зато с чувством юмора — полный порядок.
Но организм путника мог вместить в себя лишь одно чувство. Практичную натуру тролля терзал волчий голод.
— А чтоб ты помер в сортире, ошган брыный! Угг ён вахуур! — ругался Вал, остервенело пиная толстую дубовую дверь. Русалки натурально вздрагивали обнаженными телесами. — Гхыр окбанный!
— Вал, успокойся, — увещевала я. — Пойдем в храм, попросим хлеба на пропитание, как-нибудь перебьемся.
— Хлеба? При чем тут хлеб?! Я хочу мяса! Вина! Девок!
— Тушеных или жареных? — невозмутимо уточнил вампир.
Я задумчиво осматривала корчму сквозь трехдюймовые брусья. Доски, которыми были обшиты стены изнутри, давали легкие помехи, но я сумела-таки разглядеть пивную стойку, бочку с неплотно закрытым краником, из которого капало в деревянную кружку, несколько столов и лавок, а также очаг с погасшими углями и жареным поросенком на вертеле.
— Подсадите-ка меня! — скомандовала я, подпрыгивая и хватаясь руками за водосточный желоб. Желоб заскрипел, но выдержал, я ощутила под ногой чье-то плечо, а затем и голову, оттолкнулась и подтянулась, навалившись животом на черепицу, и оказалась на крыше. Вскарабкаться к трубе было минутным делом. Утвердившись на узенькой приступочке для трубочистов, я пытливо заглянула в черное жерло. К моему восторгу, заслонка была открыта. Гаденько ухмыльнувшись, я поманила поросенка пальцем. Вертел вздрогнул и вышел из пазов.
— Ты что там делаешь, а? — Яростный окрик застал меня в процессе извлечения дичины. Рука дрогнула, и поросенок намертво застрял в трубе, закупорив дымоход.
— Изучаю местность, — нашлась я, вскидывая ладонь ко лбу и прожигая взглядом горизонт, словно былинный витязь в ожидании вражеской рати.
— А вы кто такие будете? — дотошно выспрашивал незнакомый лысый мужик. Я бдительно вгляделась в него, не убирая ладони ото лба. Когда мужик задрал голову, чтобы, в свою очередь, ознакомиться с нахальной ведьмой, я увидела дородную рыжую бороду лопатой и пухлые красные губы на щекастом лице. Под ногами у мужика путался худенький конопатый мальчишка лет десяти — видимо, сын.
— Мы — прославленные охотники на вампиров, — вдохновенно солгала я. — Я — Вольха Редная, а это мои ученики и помощники — Вал Лучезарный и Лён Красноречивый. Вознесите нам хвалу, и разойдемся с миром.
— Хвала вам, — машинально повторил мужик. — А я Лука Длинномерыч, корчмарь здешний. Тут моя хата недалече, гляжу из окна — шастают у заведения какие-то. Дай, думаю, выйду, шугану.
— Я те шугану! — освирепел тролль. — Давай корми путников, Гхыр Длинномерыч! Где это видано — героев голодом морить!
— Вы спервоначалу предводительницу свою с крыши сымите, — недоверчиво хмыкнул трактирщик. — Неча ей по черепице тыркаться. Не слыхал я чевой-то о вашей банде. Бродют тут всякие, потом куры пропадают.
— Эти «всякие» платят звонкой монетой, — холодно прервал излияния трактирщика Лён, встряхивая на ладони мешок с подаянием.
— Да мне-то что? — сразу остыл мужик. — Пива я вам, пожалуй, еще нацежу, а вот из кушаний, почитай, ничего не осталось. Разве что яичницу с ветчиной изволите…
— Изволим, шевелись давай! — гаркнул тролль. — Цыпа, прыгай, я поймаю.
Но поймал меня Лён. Просто удивительно, насколько хрупкой и беззащитной может чувствовать себя женщина в крепких мужских руках. И я впервые поймала себя на кощунственной мысли, что быть женщиной не так уж плохо…
* * *
Поручив мальчишке растопить очаг, корчмарь зажег свечу и полез в кладовую за ветчиной, яйцами и вином. Мы облюбовали стол у окна, подтащили к нему тяжелые резные стулья и уселись, прислушиваясь и осматриваясь. Толкнув Лёна в бок, я кивком указала ему на длинные плетенки чеснока, развешанные по углам — от вампиров. Той же цели служил серебряный крест, прибитый над порогом. Вампир с явным интересом ознакомился с этими нехитрыми народными приспособлениями.
Впрочем, иная нечисть окружалась почетом — в углу трогательно белело блюдечко с раскрошенным пирогом для домового.
Сынишка трактирщика прилежно раздувал угли, время от времени глухо чихая в рукав. Береста, а затем и щепки занялись, погнав дым в корчму. Убедившись, что тяга отсутствует, мальчик сунул голову в очаг и заглянул в трубу.
Боги, как он заорал! Вал, нетерпеливо вертевший в руках солонку, выронил ее и весь обсыпался солью. Вскочив, как ошпаренный, тролль опрокинул стул, защемив хвост кошке, крутившейся под столом. Отчаянно взмяучив, кошка прыснула в дверь — под ноги трактирщику, возвращавшемуся из погреба и груженному снедью по самые уши. Исполнив сложнейший по технике пируэт, трактирщик завалился на спину, не выпуская из рук огромный свиной окорок.
— Яичница отменяется, — невозмутимо сказал вампир, ногой преграждая дорогу катящейся луковице. — Из-за чего весь сыр-бор?
— Там сидит демон! — мальчишка клацал зубами от ужаса. — Я видел копыта!
— Свят, свят! — корчмарь торопливо перекрестился окороком. — Чур меня!
— Не волнуйтесь! — вскричала я, срываясь с места. — Сейчас мы его изгоним! Ребята, прикройте меня!
— Ладно… покроем… — понимающе шепнул вампир, вытаскивая меч и вставая в боевую позицию рядом с камином.
— Ну подыграйте, вам что, сложно? — процедила я сквозь зубы, делая вид, что творю неслыханную, невиданную, могучую волшбу. Стрелки голубоватых разрядов поползли по стенам, на чердаке завыло, загоготало, заулюлюкало. Корчмарь на четвереньках уполз под стол и тоненько поскуливал от страха, выставив перед собой, словно щит, пыльный окорок. Краем глаза я заметила домового — он изумленно выглядывал из подполья, не понимая, к чему весь этот спектакль. Импровизируя со слуховыми и зрительными иллюзиями, я устремила мрачный остановившийся взгляд в камин и стала размеренно выкрикивать магические слова:
— Ниосп ксамил роорре! Суоиселам! Эррениум!
Бесогонный экзорцизм возымел успех. Корчма содрогнулась, из камина стрельнуло хвостом зеленого пламени, и на камни очага посыпались черные обугленные кости. Войдя во вкус, Вал испустил боевой клич и заметался по корчме, размахивая мечом и выделывая немыслимые пируэты.
— Я вижу его, вижу! — орал он. — Хватайте его! Он бежит прямо на вас!
Корчмарь, к которому были обращены сии пламенные речи, не ринулся добивать поверженного врага, а с воплем нырнул под стойку. Еще немного побесновавшись, Вал позволил демону ускользнуть через открытую дверь, выругался вдогонку, сплюнул и, тяжело дыша, повалился на стул подле стойки. Открутил краник бочки с пивом, прильнул к нему пересохшими губами и стал жадно пить.
— Что это было? — недоуменно спросил Лён, наклоняясь за выпавшей из трубы костью.
— Трубоочистительное заклинание, — шепнула я, — тяга нам обеспечена!
— Эй, ты… как там тебя? Лукавый, что ль? — Вал оторвался от крана, утер рукавом запененные губы. — Ты чем пиво разбавлял, мошенник? Помои из лохани выплеснул? Иди ветчину жарь, легко, думаешь, на пустое брюхо за демонами гоняться?
— Он-н-но уш-ш-шло? — Корчмарь боязливо выглянул из-под стойки.
— Дематериализовалось! — авторитетно заверила я.
— Де… диамт… Ага. А поросенок? Здесь был копченый поросенок! — вспомнил трактирщик.
— Вот за ним-то демон и явился! — нашлась я.
Недоверчиво ворча, корчмарь снова полез в погреб.
Спустя четверть часа наша яичница появилась на столе, чтобы просуществовать на нем ровно три минуты. Расплатившись мелочью (корчмарь немного поворчал: мол, словно на паперти побирались) и договорившись насчет ночлега, мы направили усталые стопы к храму.
* * *
Вал снова проверил копилку, но с тем же успехом. «Убогий» проводил нас мрачным взглядом. Обогнув храмовую ограду, мы поднялись по ступенькам высокого крыльца. Я дернула за тяжелое чугунное кольцо. Дверь была заперта. Лён требовательно постучал по ней рукоятью гворда.
Дверь распахнулась. На пороге стоял высокий, молодой еще священнослужитель, черный, костлявый, неестественно прямой, про таких говорят — палку проглотил, взгляд дикий и подозрительный, как у сбежавшего из поруба бандита, борода длинным клином. Черная ряса оторочена серебряной тесьмой, на груди деревянный крест, на голове — высокая прямоугольная шапка.
Вампир и священник столкнулись лицом к лицу.
— Чего тебе, чадо мое? — важно спросил дайн.
— Желаю, батюшка, избавить твой приход от вампира-кровопийцы, — в тон ему ответил Лён, смиренно склонив голову. — Благослови на битву!
Дайн торжественно перекрестил вампира. Почин незнакомого рыцаря пришелся ему по душе.
— Иди на битву смело, дитя мое, боги тебя не оставят!
— Спасибо, святой отче! Не дозволишь ли мне с друзьями помолиться напоследок в твоем храме? — униженно попросил вампир.
Изумруд в обруче Лёна переливался, трепетал, как зеленый огонек, выдавая свою артефактную сущность.
— Волшебствовать умеете? — строго вопросил священнослужитель, одной рукой сжимая крест, второй — цепочку кадила.
Лён отрицательно покачал головой.
— Разумно сие, ибо магия есть тьма и ересь. Чудеса нам ниспосланы свыше, кощунственно посягать на таинства божьи, веруйте — и спасены будете. Проходи в храм, славный муж. А ты, женщина, сосуд греховный, почему в столь спелом возрасте без мужа обретаешься, очага семейного не блюдешь?
— Приложиться б к тому сосуду! — хмыкнул Вал, звучно шлепнув меня по левой ягодице.