Чтение 21–й страницы книги ~Кулак Аллаха~

человек может летать на аппаратах тяжелее воздуха, поднимаемых в небо силой
мотора. Если бы только они знали...

Через Нэгс-Хед Уолкер еле тащился вслед за длинной вереницей жилых
автофургонов и автомобилей с прицепами. Понемногу дачи на колесах
рассеялись, а возле мыса Хаттерас, где остров вытягивался длинной полоской,
дорога совсем опустела. Был уже почти час дня, когда Уолкер по аллее
подъехал к деревянному сборному домику родителей. Отец сидел на веранде
лицом к спокойному синему морю.

Рей Уолкер первым увидел сына и радостно вскрикнул. Мейбел на кухне
готовила обед; она вышла на крик мужа и бросилась в объятия Дона. Дедушка
сидел в кресле-качалке и смотрел на море. Дон подошел к нему и поздоровался:

- Привет, дедушка. Это я. Дон.

Старик поднял голову, кивнул и улыбнулся, но тут же снова повернулся к
морю.

- Дедушка здорово сдал, - сказал Рей. - Иногда он узнает нас, иногда нет.
Ладно, садись и выкладывай все новости. Эй, Мейбел, как насчет пива? Тут
двое парней умирают от жажды.

За пивом Дон рассказал родителям, что через три дня он отправляется в
Персидский залив. Мейбел всплеснула руками и в ужасе зажала рот, а Рей,
подумав, торжественно произнес:

- Что ж, полагаю, для того тебя и учили.

Дон отпил глоток и не в первый раз подивился, почему родители всегда
волнуются больше, чем он сам. Теперь дедушка тоже смотрел на внука; судя по
его старческому взгляду, он наконец узнал его.

- Дон собирается на войну, дедушка! - крикнул Рей.

Глаза старика оживились еще больше. Почти всю жизнь он был моряком.
Много-много лет назад, едва окончив школу, он был зачислен в ВМС США. В 1941
году он, поцеловав на прощанье жену, оставил ее с новорожденной дочерью
Мейбел у родителей в Талсе и отправился на тихоокеанский фронт. В
Коррегидоре он был недалеко от Макартура и слышал, как тот сказал: "Я
вернусь", - а когда генерал действительно вернулся, он стоял от него в
двадцати ярдах.

За это время он принимал участие в десятке сражений возле крошечных
Марианских островов и пережил ад Иводзимы. На его теле до сих пор остались
шрамы от семнадцати боевых ранений, а мундир старика украшали "Серебряная
звезда", две "Бронзовых звезды" и семь медалей "Пурпурное сердце".

Он несколько раз отказывался от офицерского звания; его вполне устраивала
должность старшины, потому что он знал, в чьих руках находится реальная
власть на корабле. В корейском порту Инчоне ему пришлось расстаться с морем,
а когда на закате военной службы его направили инструктором на базу
Парис-Айленд, никто не мог сравниться с ним по числу орденских планок на
мундире. После двух отсрочек его все же уволили в запас; на проводах
присутствовали четыре генерала - больше, чем при выходе на пенсию иного
адмирала.

Старик знаком подозвал внука. Дон вышел из-за стола и наклонился, чтобы
лучше слышать дедушку.

- Ты с этими японцами поосторожней, внучок, - прошептал старик, - не то
они тебя сразу сцапают.

Дон положил руку на исхудавшие плечи деда.

- Не волнуйся, дедушка, я буду от них далеко.

Старик удовлетворенно кивнул. Ему было восемьдесят лет. В конце концов
непобедимого старшину одолели не японцы и не корейцы, а старый мистер
Альцгеймер6. Теперь большую часть времени он дремал, вероятно, предаваясь
приятным воспоминаниям, а дочь и ее муж присматривали за ним.

После обеда родители рассказали Дону о своей поездке по Аравийскому
полуострову, из которой они вернулись четыре дня назад. Мейбел достала свои
снимки; их только что принесли из фотолаборатории.

Дон сел поближе к матери, а та с удовольствием перебирала стопку
фотографий, называя дворцы, мечети, пляжи и базары множества увиденных ею
эмиратов и султанатов.

- Когда окажешься там, будь поосторожней, - наставляла она сына. - Это
такие люди, с ними нужно ухо держать востро. Опасный народ. Ты только
посмотри на его глаза.

Дон Уолкер бросил взгляд на фотографию, которую держала в руке мать.
Между двумя песчаными дюнами стоял бедуин, а за его спиной начиналась
бескрайняя пустыня. Поднятый конец куфии закрывал почти все его лицо. Лишь
темные глаза настороженно смотрели в объектив.

- Мама, не волнуйся, конечно, я буду очень внимателен, - пообещал Дон.

Ответ сына вроде бы успокоил Мейбел.

В пять часов Дон сказал, что ему пора возвращаться на базу. Родители
проводили его до машины, Мейбел прижала сына к груди и еще раз напомнила про
осторожность, а Рей обнял его и сказал, что они могут гордиться сыном. Дон
сел в машину, задним ходом выехал на дорогу и оглянулся.

На веранде появился дедушка. Опираясь на две палки, он вышел из дома сам,
без посторонней помощи, медленно переложил обе палки в левую руку,
превозмогая боль, выпрямил спину и расправил плечи. Потом он поднял руку,
распрямил кисть и ладонью вниз приложил ее к козырьку бейсбольной шапочки.
Старый солдат отдавал честь внуку, который уходил на очередную войну.

Дон, сидя в машине, помахал в ответ рукой и нажал на педаль акселератора.
Машина резко рванулась с места. Это была последняя встреча Дона с дедом. В
конце октября старик умер во сне.

К тому времени в Лондоне уже стемнело. Терри Мартин работал допоздна.
Летом студенты разъезжались на каникулы, но при школе открывались
специализированные летние курсы, на которых он тоже читал лекции, а к этим
лекциям нужно было готовиться. Но главная причина была в другом: вечерами
Мартин загружал себя работой сверх всякой меры, чтобы хоть немного отвлечься
от страха за брата.

Он знал, куда улетел его брат, и в его воображении невольно возникали
картины неисчислимых опасностей, которые подстерегали каждого, кто
попытается нелегально пробраться в Кувейт, оккупированный иракскими
войсками.

В десять вечера, когда Дон Уолкер уже уехал из Хаттераса и мчался на
север, Терри Мартин вышел из школы, тепло попрощался со старым сторожем,
который закрыл за ним дверь, и пошел по Гауер-стрит и Сейнт-Мартин-лейн по
направлению к Трафальгарской площади. Может быть, подумал Терри, яркие огни
центральных кварталов поднимут настроение. Был теплый, приятный вечер.

Двери собора святого Мартина были открыты, оттуда доносилось пение. Терри
вошел в собор, сел на свободную скамейку возле дверей и решил послушать хор,
который репетировал церковные гимны. Но чистые голоса хористов лишь еще
больше расстроили его. Терри вспомнил детство, которое они с Майком провели
в Багдаде.

Найджел и Сузан Мартин жили в прекрасном старом двухэтажном доме в
Саадуне, фешенебельном квартале в той части города, которую называли Рисафа.
Майкл родился в 1953 году, а Терри - двумя годами позднее, в 55-м. Первые
воспоминания Терри относились к тому времени, когда Майка собирали в детский
сад мисс Сэйуэлл. Тогда Терри было два года. Ходить в детский сад можно было
только в одежде, принятой для английского ребенка, то есть в рубашке и
шортах, в туфлях и носках. Майк отчаянно сопротивлялся; ему ужасно не
хотелось расставаться с привычной арабской одеждой - широкой и длинной
хлопчатобумажной рубашкой, не стеснявшей движений и на удивление прохладной.

В пятидесятые годы жизнь британской колонии в Багдаде была легка и
изящна. Здесь были клубы "Мансур" и "Альвия" с плавательными бассейнами,
теннисными кортами и площадками для сквоша; в этих клубах чиновники "Ирак
петролеум компани" и сотрудники посольства играли, плавали, просто отдыхали
и пили прохладительные напитки в баре.

Терри помнил их няню Фатиму, полную добрую девушку из далекой горной
деревни, которая откладывала деньги на приданое, чтобы, вернувшись домой,
выйти замуж за хорошего, стройного молодого человека. Терри запомнилось, как
они с Фатимой играли на лужайке, а потом шли в детский сад мисс Сэйуэлл,
чтобы забрать Майка.

В три года мальчики одинаково легко говорили по-английски и по-арабски,
научившись второму языку у Фатимы, садовника и повара. Майку языки давались
особенно легко. Их отец был ревностным почитателем древней арабской
культуры, и в доме Мартинов часто собирались их иракские друзья.

Арабы вообще очень любят детей и в общении с ними проявляют куда больше
терпения и выдержки, чем европейцы, поэтому иракским друзьям отца доставляло
огромное удовольствие смотреть, как темноглазый, черноволосый Майк бегает по
лужайке в белой рубашке и что-то кричит по-арабски. В таких случаях они
говорили:

- Слушай, Найджел, он больше похож на одного из нас.

По уик-эндам семья Мартинов выезжала за город и наблюдала за королевской
охотой "харитхией"; это было нечто вроде традиционной английской охоты на
лисиц с собаками, перенесенной на Средний Восток, с той разницей, что здесь
под руководством муниципального архитектора Филипа Херста охотились не на
лисиц, а на шакалов. А после охоты всех охотников и зрителей угощали
бараниной с овощами. А еще они устраивали великолепные пикники на острове
Свиней, чуть ниже Багдада, посреди медлительного Тигра, который разрезал
город пополам.

Через два года и Терри пошел в детский сад мисс Сэйуэлл, но он оказался
таким способным, что в приготовительную школу мистера Хартли братья
поступили одновременно.

Терри было шесть лет, а Майку - восемь, когда они впервые вошли в школу в
Тасисии, где учились дети не только англичан, но и иракской аристократии.

К тому времени в стране уже произошел один государственный переворот.
Несовершеннолетний король и Нури-ас-Саид были зверски убиты, и всю власть
захватил неокоммунист генерал Кассем. Конечно, Терри и Майк ничего не
понимали, но их родители, как и вся английская колония в Багдаде,
беспокоились все больше и больше. Прокоммунистически настроенный Кассем
устроил настоящую охоту за членами националистической партии арабского
социалистического возрождения, а те в свою очередь не раз пытались убить