Чтение 21–й страницы книги ~Московский полет~

запретил продавать водку утром, но и втрое повысил110 цены на все спиртное.
Я вытащил из кармана тонкую пачку крохотных, как monopoly money, советских
денег, которые несколько часов назад получил в гостинице в обмен на двадцать
долларов, и протянул мужику синюю пятерку. Конечно, я мог дать ему и
десятку, но я уже перевел свои мозги на путь его мышления и не хотел
выглядеть в его глазах полным идиотом.

Его глаза впились в эти две бумажки -- пятерку и желтый рубль, и жуткая
работа мысли отразилась на его гладком доселе челе: ему показалось диким,
что я открыто вытащил из кармана пачку денег и даю ему аж шесть рублей! Но
не взять деньги он не мог, ведь шесть рублей -- это почти бутылка водки! К
тому же вся очередь алкашей разом двинулась к нам, держа мои деньги в
скрещенье своих голодных взглядов.

Мужик выхватил у меня деньги, сунул их в карман вспученных на коленях
брюк и гордо, как Наполеон перед битвой, встретил надвинувшуюся толпу:

Отвали, шакалы! Этот мой кореш!

Они остановились, и только тут я понял, на кого он похож -- на того
безногого инвалида, которого рисовал в Нью-Йорке Максим!

Иди за мной! -- приказал мне мужик и, словно прикрывая меня от стаи
волков, прошел со мной плечом к плечу мимо очереди. Затем свернул в какую-то
подворотню, увлекая меня за собой все дальше -- во двор, в какой-то подъезд.

В подъезде было полутемно, грязно и пахло мочой. Стены были исцарапаны
похабными надписями, дверцы почтовых ящиков разбиты. Я насторожился, жалея,
что ввязался в эту историю. Потому что тут меня могли пырнуть ножом,
стукнуть по голове или просто ограбить -- без всякого КГБ. Но мой "кореш"
уже тянул меня за руку наверх, и мне пришлось подчиниться. Мы взбежали на
площадку второго этажа, он остановился перед какой-то обшарпанной дверью,
сунул руку в свой бездонный карман, пошарил там и выгреб мои шесть рублей и
кучу мелочи. После этого уверенно нажал кнопку звонка.

Я взглянул на часы -- было пять утра по московскому времени.

Шаркающие шаги прозвучали за дверью, потом женский старческий голос:

Кто?

Это я. Чумной!

Чего тебе?

Пузырь! -- сказал мой "кореш", нетерпеливо переступив с ноги на ногу.

Дверь приоткрылась ровно на ширину ладони, в просвете были видны не
одна, а три -- на разных уровнях -- цепочки. Чумной протянул туда кулак со
всеми деньгами Я удивился: в мое время "пузырь" стоил всего 1 рубль 60
копеек, а он отдает больше шести рублей. Тем временем дверь закрылась, за
ней послышалось бренчанье мелочи, потом голос:

Еще сорок копеек...

Еще сорок копеек! Быстро! -- лихорадочно сказал мне Чумной.

Я порылся в карманах. У меня не было советской мелочи, а было только
два квотера.

Сойдет! -- сказал Чумной, выхватил из моей ладони квотеры, сунул их в
дверную щель и приказал: --Два стакана и закусить на валюту.

В ответ, через ту же щель в двери, он получил неполную поллитровую
бутылку, заткнутую тряпичной пробкой, два граненых стакана и мокрый соленый
огурец. Внизу гулко клацнула парадная дверь.

Шакалы идут! Быстрей!-- Чумной опять схватил меня за рукав и потянул
вверх по лестнице.

Перепрыгивая через две ступеньки, мы взбежали на шестой этаж. Снизу
были слышны шаги нескольких человек.

Подсади! -- торопливым шепотом приказал мне Чумной и взглядом показал
наверх, к люку на чердак.

Нет, я первый! -- сказал я, поняв, что он может сбежать через чердак, а
меня оставить. Он хмыкнул:

Башка варит! Давай! -- и пригнулся, подставив мне спину. Я взлез на
него, дотянулся до крышки люка, сдвинул ее и, напрягшись, подтянулся вверх.
-- Быстрей! Руку! -- приказал он снизу, сунул бутылку, огурец и два стакана
в свои бездонные карманы и протянул мне вверх свои руки. Снизу все ближе
громыхали шаги алкашей. Лежа в какой-то чердачной пыли, и потянул своего
"кореша" в люк. Он прошаркал ногами по стене, потом влез в люк, тут же
сдвинул крышку обратно и заложил ее толстой доской, подсунув эту доску под
вбитые по бокам стальные скобы.

Видал? Моя работа! -- гордо показал он на эти скобы и сказал
удовлетворенно:-- Все! X... им, шакалам! Пошли! -- и уверенно повел по
темному и пыльному чердаку куда-то вглубь, где открыл дощатую дверцу --
выход на крышу.

Стая сонных голубей шумно и неохотно взлетела из-под этой дверцы,
оставив перед нами на шифере пятна жидкого помета.

Б...! Стрелять эту "птицу мира"! --сказал Чумной, перешагивая через
помет.--Не свалишься?

Постараюсь... -- я осторожно шел за ним, стараясь не поскользнуться на
покатой и влажной от утренней росы шиферной крыше. Коротко глянув вперед, я
увидел, куда он меня ведет -- к крохотной площадке с двумя дюжинами
телеантенн, похожих на вздыбленные половые щетки. Неужели они до сих пор не
имеют общих антенн?--подумал я.

А мой "кореш" уже уселся на этой площадке, вытащил из карманов нашу
бутыль, два стакана и огурец.

Первую без закуси! -- сказал он.

Я кивнул.

Тридцать лет назад, в Сибири, в тайге выше Полярного круга геологи
--разведчики тюменской нефти после целого дня работы на сорокаградусном
морозе поставили на стол ящик с десятью бутылками питьевого спирта и сказали
мне, двадцатилетнему: "Ну что ж, проверим тебя на спирт!". Затем они налили
и мне и себе по полному стакану 96-процентного спирта и подожгли его в этих
стаканах. Я оторопел, но они с усмешкой показали, как надо пить горящий
спирт -- выдохом через нос сбивать пламя, а губами пить...

Но то, что разлил сейчас по стаканам Чумной, не было похоже ни на
спирт, ни на водку. Это была какая-то мутная сизая жидкость.

Что это?-- спросил я.

Вместо ответа он нетерпеливо опрокинул в себя весь стакан, я услышал,
как жидкость забулькала в его горле. Потом он откинулся. Лег на спину и
блаженно закрыл глаза.

Я понюхал свой стакан и посмотрел его на просвет. Это был картофельный
самогон.

Ты жид, что ли? -- вдруг спросил меня сбоку Чумной. Я глянул на него и
увидел, что он смотрит на меня одним прищуренным глазом.

Я такой же жид, как ты кацап, -- сказал я.

Ага. Понял. Из Канады?

Дай выпить сначала. Не порть встречу с родиной. Я поднял стакан и
посмотрел вниз, вокруг себя. Было что-то невероятно обыденное в том, что
меня окружало внизу -- совершенно неизменившиеся, только еще более
облупленные стены съемочных павильонов киностудии имени Горького...
четырехэтажное здание моего родного Института кинематографии, а напротив
него, через улицу, за кирпичным забором с колючей проволокой --
приземисто-тяжелая коробка Института марксизма-ленинизма... и поливальная
машина между ними, на улице Эйзенштейна... и первый утренний автобус,
остановившийся напротив ВГИКа...

Как будто я никуда не уезжал, как будто не прошло десяти лет и не было
в моей жизни никакой Америки.

Я шумно выдохнул родной московский воздух и залпом выпил стакан
картофельной сивухи. Здравствуй, Россия!

Пошла?-- спросил Чумной.

Я послушал, как обжигающе- наждачный ком покатился в желудок. И лег на
спину рядом с Чумным. Высокие июльские облака плыли над нами, первые блеклые
лучи солнца освещали их с востока. Я закрыл глаза, чувствуя, как тихо и
сладко поплыла моя голова. "Даже дети мои будут скучать по этой земле,
--вспомнил я слова одного эмигранта. -- А внуки -- уже нет...".

Ну чего? Еще по одной? -- предложил Чумной.

Вон на той автобусной остановке я влюбился, -- вдруг сказал я
расслабленно.-- Двадцать пять лет назад. С первого взгляда и -- навсегда. Ее
звали Анной.

Так ты за ней приехал?--спросил Чумной.

Нет.

А зачем?

Так... Посмотреть, как вы живете.-- X...во живем, скоро воевать
будем,-- сказал Чумной и сел, вытащил из кармана складной нож-финку. -- С
кем воевать?

А сами с собой. Гражданская война у вас будет, -- обыденно сообщил он,
разрезал на колене огурец и разлил из бутылки еще по полстакана сивухи.-- С
начала ваших будем резать, евреев, а потом друг друга. Аня твоя из ваших
была, русская?

Да.

Красивая?

Очень.

Эх... -- он огорченно крутнул головой.--И почему наши красивые бабы
всегда с жидами?

Я не ответил. Я сидел и смотрел вниз, на автобусную остановку напротив
ВГИКа. 25 лет назад она вышла из автобуса походкой Мерилин Монро, и с тех
пор во всем, что я делал -- в моих фильмах и книгах, -- главные героини
носят ее имя.

Ладно, выпьем за твою Аню, -- сказал Чумной. -- Спасибо.

Через час я с пьяной сосредоточенностью вернулся в гостиницу, поднялся
лифтом в свой номер, прошел мимо спящего Макгроу прямиком в туалет, сунул
два пальца поглубже в рот, за язык и вырвал в унитаз всю выпитую с Чумным
сивуху. Потом прополоскал рот, разжевал большую таблетку "Pepta-Bismol",
закусил таблеткой "Alka-Seltzer" и лег спать. Рядом, разметав по кровати
свое двухметровое тело, храпел Макгроу.

...Она вышла из автобуса походкой Мерилин Монро и пошла через улицу к