Чтение 21–й страницы книги ~Хождение под мухой~

показалась мне бесконечной, хотя заняла те же два с половиной часа.

Я походила около ларьков, выискивая Валю, но нигде не было видно
худенькую фигурку, замотанную в замызганное пальто с воротником из кошачьего
меха.

- Тут обычно Валентина побирается, - спросила я наконец у продавщицы из
хлебного тонара, - не видали ее?

- Не-а, - ответила баба, - и вчерась не подходила. Она у меня обломки
забирает. И, видя мое недоумение, пояснила:

- Ну, печенье поломанное, вафли... Не купит никто, некондиция, нужно
выбрасывать, а я Вальке всучаю, та с радостью хватает.

Пришлось садиться на маршрутку и двигаться на кладбище. Сегодня ветер
разогнал мрачные тучи, на небе весело сияло солнышко, и погост не казался
страшным. Я подошла к высокому кресту и крикнула:

- Валя!

- Э-э-э, - донеслось из-под земли.

- Как к тебе войти?

Крест зашевелился и повалился набок, открылось довольно широкое
отверстие, я, кряхтя, сползла вниз.

- Здравствуй.

- Привет, - мрачно буркнула Валентина.

- Чего дома сидишь? Погода хорошая, народу у метро полно, самое хлебное
время.

- Сама знаю, - протянула Валя, - да и пить охота, у меня вода со
вчерашнего дня кончилась.

- Так в чем дело? Валя тяжело вздохнула:

- Плохо мне.

- Заболела? Бомжиха вытянула вперед правую руку.

- Во, смотри. Я бросила взгляд на ее ладонь и вскрикнула от ужаса.
Большой палец распух и почернел, а всю кисть руки покрывали страшные
темно-синие пятна.

- Боже, похоже на гангрену! Как такое получилось?

- А в тот день, когда ты тут в обморок завалилась, - пояснила Валя, - я
бутылку пива открывала, да неудачно вышло, пробка под ноготь залетела. Потом
вона чего вышло, болит зараза, дергает всю, ломает.

- Идти можешь?

- Ну, ежели надо, только куда?

- К врачу. Валя засмеялась:

- Хороший ты человек, Лампа, только кто меня возьмет? Бомжам положено на
улице дохнуть.

- Давай, вылезай, есть знакомый доктор. Уже сидя в такси, которое везло
нас в больницу к Кате, я спросила:

- Та женщина, что бросила в тебя гипс, ну эта, в синем пальто, как
выглядела?

- Обычно, - пробормотала Валя, - самая такая нормальная тетка.

- Лицо ее видела?

- Как твое. День стоял, не ночь.

- Опиши.

- Что? Морду? Я кивнула.

- Ну, - напряглась Валя, - волосы до плеч, глаза, нос, рот, шея...

- Глаза какие?

- Ну, самые обычные.

Я задала ей еще с десяток вопросов и получила на них маловразумительные
ответы. Если выделить суть, то вкратце она звучит так: Валя не может описать
тетку, потому что в ее внешности не было ничего оригинального, но если
увидит бабу еще раз, то обязательно узнает. Я пыталась и так и этак
взбодрить Валентинину память, но она твердила, словно попугай:

- Пальто синее, шляпка, сапожки, гипс швырнула.

Потом, правда, сказала:

- Перчаточку еще потеряла, когда улепетывала, голубенькую, я ее себе
взяла.

Но это было все. С чувством глубокого разочарования я вызвала из
отделения Катю и приказала бомжихе:

- Покажи руку доктору. , Валя, набычившись, протянула ладонь.

- Правильно сделали, что приехали, - решительно заявила Катя, - еще бы
день, и могли лишиться кисти, но пока ситуация под контролем. Пошли.

- Куда? - настороженно поинтересовалась Валя.

- Лечиться.

- Грязная я.

- Ничего, помоетесь сейчас. Лампа, посиди тут, одежду вынесут.

Спустя полчаса появилась кругленькая, похожая на мячик старушка и сунула
мне большой пакет.

- Держите, Екатерина Андреевна велела передать. Ох и добрая она у нас,
виданное ли дело такую грязь в больницу притащить, напустит заразу. Вы эти
вещички выбросьте.

Но я поехала домой и сунула пакет за бачок с нестиранным бельем. Завтра
постираю все в стиральной машине, может, Вале нужны эти вещи.

Дома никого не было, в квартире стояла редкая, звенящая тишина,
нарушаемая только мерным посапыванием животных. Надо же, столько времени
потратила на расследование и все зря. А еще Володя утверждал, что находка
телеграммы сильно поможет следствию. Кстати, как он там? Я схватилась за
телефон, на удивление легко дозвонилась до клиники и узнала, что больной
Костин выписан сегодня утром. Все ясно, помчался на работу. Может, отдать
ему телеграмму? И ему она поможет?

Надо же, вообще никаких зацепок. Есть только тоненькая ниточка. Надо бы
узнать у Егора Правдина, сколько денег выручили Надя и Богдан за клинику и
кто мог знать о том, что у них дома круглая сумма? Может, все дело в
долларах? Понимая шаткость версии, я стала звонить Правдину. Трубку схватили
сразу.

- Алло, - выкрикнул резкий женский голос. Я решила проявить хорошее
воспитание и вежливо сказала:

- Здравствуйте, с вами говорит близкая знакомая Егора Правдина... - и
хотела продолжить... Но дама перебила меня:

- Похороны завтра в полдень.

- Чьи? - оторопела я.

- Егора Владимировича.

Трубка чуть не выпала из моих рук на пол.

- Чьи?

- Егора Владимировича, - повторила устало женщина, - на Ваганьковском, у
него там родители похоронены, еле-еле разрешение получили.

- Он умер?

- Да, - спокойно ответила говорившая.

- Когда?

- Вчера рано утром.

- Господи, да что же случилось? Женщина помолчала, потом осторожно
сообщила:

- Случайность глупая. Вышел после ванны на балкон, разгоряченный, хотел
покурить. Ну из горячего воздуха попал на холодный, вот голова и
закружилась.

- Он упал?

- С пятнадцатого этажа.

Я бросила трубку. Закружилась голова? Хотя такое случается... Но что-то
во всей этой истории мне не нравится. Вышел утром из ванной... Насколько я
понимаю, собираясь на работу, никто не станет залеживаться в горячей воде,
примет по-быстрому душ и готово. Да и курить на балконе в марте совершенно
ни к чему. Егор был в разводе, жил один, что мешало ему спокойно насладиться
сигареткой в кресле? Нет, тут дело нечисто. Надо поехать на Ваганьково и
порасспрашивать сослуживцев Правдива, надеюсь, его придет проводить большое
количество народа.

Похороны Егора были организованы по высшему разряду. Клиника не пожалела
денег. Роскошный полированный, правда, закрытый, гроб из красного дерева,
море венков, цветов, много хорошо одетых людей, приехавших к кладбищу на
новехоньких иномарках. У Егора не было семьи, поэтому на гроб не кидались
плачущие женщины. Нет, все было более чем пристойно, присутствующие стояли с
приличествующим моменту выражением на лице. Но это было хорошее воспитание,
а не проявление искренней скорби.

Прибыли музыканты, заиграл похоронный марш. Гроб на каталке повезли к
могиле. Меня это немного удивило. Обычно, домовину несут до последнего
приюта ближайшие друзья покойного. В толпе виднелось много относительно
молодых мужчин, но никто не спешил подхватывать гроб на плечо. Звучали
траурные речи. Я шарила глазами по лицам присутствующих. Хоть бы кто
проронил слезинку. Честно говоря, я надеялась увидеть рыдающую женщину,
любовницу Егора, ведь не жил же он монахом? Узнать ее фамилию, завязать
разговор, глядишь, и выяснится кое-что... Но никто не собирался заходиться в
плаче около разверстой могилы.

Наконец при помощи специальной машинки гроб опустили вниз, и тут-то
приключилось то, чего я так упорно ждала.

- Господи, горе-то какое, - взвыла баба, кидаясь к быстро растущему
могильному холмику, - несчастье страшное! Ох, Егор Владимирович, как же мы
теперь.

Вопившая сильно отличалась от остальной толпы людей, разодетых в дорогие
пальто и шубы. На тетке была потрепанная китайская куртка, не слишком чистая
и новая. На голове жуткая клочкастая мохеровая шапочка.

- Ну что теперь с нами будет, - выла бабища, - что? Вся надежда лопнула.

- Мама, пошли, - потащила тетку за рукав девушка лет двадцати, - вставай,
не надо, обойдется как-нибудь.

- Никак, - выкрикивала женщина. - Славик, дорогой!!!

Кое-как девушке удалось поднять мать и усадить в сторонке на скамеечку,
стоявшую у одной из могил. Толпа поплыла к выходу. Я подождала, пока люди
исчезнут на дорожках, подошла ко все еще плачущей женщине и спросила:

- Вы на поминки поедете? Могу подвезти.