Замерьте его и, если результата не будет, можете бросить свою идею.
у Старика стажировку.
выполнения специальных заданий, ребятам по двадцать, двадцать два, а ему
двадцать пять - вот и Старик.
предложил однажды писателю, у которого обворовали квартиру. Но тот отве-
тил, дескать, документалистика - дело журналистов, а художественные об-
разы должны быть рождены фантазией, тогда они, как ни странно, получают-
ся более яркими и объемными.
двенадцать лет назад, я работал второй день, и Старик взял меня на обход
зоны. Показал охраняемые объекты, проходные дворы, расположение телефо-
нов, сторожевых постов, познакомил с нашими помощниками из числа местных
жителей, провел по местам сбора подучетных элементов, мы проверили нес-
колько квартир, хозяева которых представляли интерес для уголовного ро-
зыска.
движение, жест, манеру держать себя и разговаривать с людьми, перенимая
его тон, фразы, слова, начинающие и заканчивающие беседу. Никаких особых
премудростей не уловил: он держался спокойно, вежливо, доброжелательно,
хотя доброжелательность эта вовсе не располагала к тому, чтобы похлопать
его по плечу или просто первым протянуть руку.
лам, их давно снесли, и, гуляя в городском саду с кинотеатром, кафе,
аттракционами, плавающими в искусственном озере лебедями, трудно предс-
тавить узенькие кривые улочки этого "Шанхая", убогие, покосившиеся до-
мишки, помойки в ямах под ветхими заборами.
кирпича, почерневших досок, с крышей, покрытой толем. В нем веселилась
большая и весьма живописная компания. Когда я рассмотрел лица собравших-
ся, мне захотелось попятиться. Старик поздоровался, спокойно сел за
стол, сдвинул в сторону карты, вынул из-под чьего-то локтя финку в чер-
ном футляре, вылил на пол водку из початой бутылки, потом, указывая
пальцем, пересчитал собравшихся.
ния. Почти все присутствующие его знали и вели себя тихо, но один ока-
зался залетным, у него задергалась губа и налился кровью тонкий бритвен-
ный шрам через левую щеку.
руки полезли в карманы, опустились под стол к пустым бутылкам. Атмосфера
мгновенно накалилась, теперь достаточно было одною слова, чтобы сработал
стадный инстинкт и пьяная толпа, не думая о последствиях, начала бить,
топтать, калечить, убивать.
являлся, и до сих пор стыдно вспоминать охвативший меня страх и чувство
беспомощности перед надвигающейся опасностью. А Старик молча запустил
руку за борт пиджака, так неспешно и даже лениво, что у меня мелькнула
глупая мысль, будто он хочет почесать под мышкой, вытащил свой наградной
"ТТ" - табельного оружия он никогда не носил - и выстрелил. В замкнутом
пространстве небольшой комнатки грохот мощного патрона больно ударил по
барабанным перепонкам, так что у всех заложило уши, пуля вывалила кусок
стены с два кулака в полуметре над головой человека со шрамом, тот побе-
лел, и рубец стал выделяться еще сильнее, а Старик уже спрятал пистолет
и спокойно, будто ничего не произошло, сказал мне, продолжая прерванную
мысль: "Так и объясни дежурному: в "газик" все задержанные не поместят-
ся, нужна "стрела" или что там есть под рукой".
он спросил, не могу ли я познакомить его со Стариком. Я ответил, что мо-
гу, и если мы его застанем, то прямо сейчас.
что его интересует. Старик порасспрашивал о новом приборе и, к моему
удивлению, легко согласился подвергнуться измерениям.
Элефантов попросил рассказать о войне. Старик усмехнулся: мол, об этом
говорить можно неделю. Тогда Элефантов уточнил:
Старик. - Нас готовили на задание. Особое задание, особая подготовка.
Усиленный рацион: белки, жиры, углеводы - все по научным таблицам, по
формулам. Хочешь, не хочешь - ешь! Я за три месяца набрал два кило, и
это при изнурительных тренировках, такой и был расчет - организм укре-
пить, запасы впрок сделать. А через поле от нашего лагеря - голодающая
деревенька. Детишки, женщины в мерзлой земле ковыряются, картошку ищут,
кору с деревьев дерут... Кожа да кости, еле на ногах стоят, ветром кача-
ет. Через день похороны. А у нас сахар, масло, мясо, консервы, шоко-
лад... Увольнений у нас не было, они тоже близко не подходили - запрет-
ная зона, ничего не передашь... Ребята в бинокли смотрят да зубами скри-
пят: стыдно, кусок в горло не идет.
он жрал в три горла да приговаривал: нас не зря кормят, подкожный жир
поможет задачу выполнить, так что ешьте, раз положено, это дело госу-
дарственное...
лежали, по сто километров за сутки проходили. Если бы не подкожный жир,
не запасы энергии - нипочем не выдержать. Только Коршуна с нами не было.
Перед самой заброской ногу подвернул. Может, правда, и не нарочно, но у
меня к нему веры ни на грош! Если человек не стыдится брюхо набивать,
когда кругом голод, то дрянь он и больше ничего!
боевых действиях, но здорово горячился, когда речь шла о трусости, пре-
дательстве, шкурничестве.
их сразу видно! И одежда не та, и курево, и жратва. Особенно это на жен-
щинах заметно. Одна изможденная, в ватнике и сапогах, другая - ухожен-
ная, нарядная, чулочки шелковые, туфельки, духи французские. И пусть ее
не видят с немцами в автомобиле или за столиком в варьете, все равно все
ясно! - В голосе Старика появилось ожесточение.
вольно бесцеремонно, как будто хотел сменить тему разговора.
мозаики, из которых нельзя было сложить цельную картину.
ленький городишко, какой там городишко - одни развалины. Немцы ушли, на-
ши еще не пришли, пусто. Улицы завалены обломками, где-то что-то горит,
ни души не видно, тишина такая, что жуть берет. Искали помещение для
контрразведки, ничего подходящего - все дома сильно повреждены, наконец,
смотрим - целое здание, только стекла выбиты. Во дворе парты сломанные,
глобус, муляжи всякие - школа. Я говорю Сашке Бурцеву: пойду посмотрю,
как там внутри, а вы поезжайте дальше, может, что получше найдете.
перекрытия крепкие, полы целы, только убрать надо, мусора много, бумаги,
мебель поломанная навалом. Слышу, мотор шумит, что-то, думаю, рано вер-
нулись, дверца хлопнула, и машина уехала. Ничего не понимаю. А по лест-
нице шаги, ага, Бурцев, куда же он остальных послал? Вышел из-за угла, а
передо мной, метрах в пяти, - эсэсовский офицер! Я стою и смотрю на не-
го, а он на меня пялится, оба словно оцепенели, потом одновременно - к
кобурам. Время как остановилось: у него рука медленно-медленно крышку
отстегивает, и у меня застежка не поддается, наконец вытащили шпалеры, я
упал на колено, он тоже не лыком шит - отскочил за колонну, короче, оба
промазали. А потом началась перестрелка, как в кино, только безалабернее
и не так красиво. Бегаем друг за другом, палим, не попадаем. Наконец
подстерег я его в спортзале, там посередине целая куча всякой всячины:
конь, козел, брусья, маты горой, спрятался я за ними, он в другую дверь
входит, бах - готово!
словно сжаты и чуть согнуты, большой прижат к ладони. Попади под такой
удар - не поздоровится.
красивой костяной ручкой.
себя тоже вроде как самураями считали, вот и таскал для форсу.
смотрел на Старика. Обычно всех завораживали смертоносные железки: пис-
толет с неровно выгравированной наградной надписью на затворе, экзоти-
ческий трофей, добытый в перестрелке, рукоятка индуктора, поворот кото-
рой отправил на тот свет несколько сотен фашистов, и другие материальные
предметы, напрямую связывавшие сегодняшний день с тем суровым временем,