Чтение 21–й страницы книги ~Хранитель силы~

неподходящие минуты, словно и впрямь знала, что у законного мужа новая
любовница. Первый раз из Берлина, второй - с острова Лефкас и третий - из
Аргентины. И он признавался, что это так. Супружество у них было обречено с
самого начала, и Хортов несколько раз предлагал развестись, но Барбару это
по некоторым соображениям не устраивало: она была тесно связана с бывшими
советскими комсомольскими вожаками, теперь банкирами и крупными
бизнесменами, и даже намеревалась получить двойное гражданство.

Однако у этой истории была еще одна сторона: их супружество было без
брачного контракта - в пору горячей комсомольской юности он и не требовался,
и теперь Андрей подозревал, что разбогатевшая жена боится развода как огня,
ибо придется поделить имущество, если муж будет настаивать. По крайней мере,
она при случае спрашивала об этом и убеждала его, что он не имеет морального
права на половинную долю и даже откупалась, приобретая Хортову квартиру,
машину и посылая деньги на жизнь.

Состояние альфонса его не устраивало, впрочем, как и семейное положение,
но вырваться из порочного круга можно было лишь при условии, если будет
хорошая работа и согласие Барбары на развод. А тут в последнее время с
законной женой стало твориться что-то странное: ее ревность и особое зрение
не имели пределов.

- Да-да, я вижу! Твоя новая женщина лежит рядом и ласкает тебя! - На том
конце послышались звуки, весьма приблизительно напоминающие плач.

- На сей раз ты не угадала, - злорадно сообщил Андрей и глянул на
гардину. - Сижу один в квартире и работаю.

- Я имею пл"хо душа, - по-русски заговорила она. - Скушать долго нет
ты...

- Не скушать, а скучать! - поправил он. - Скушать - значит съесть.

Точно так же она владела английским и французским. В Россию всегда
приезжала с переводчиком (в другие страны - с другими), который хвастался,
что дед его - русский офицер, полюбивший бабушку в сорок пятом году. И
отсюда у него такая любовь ко всему российскому. Хортов терпеть не мог всех
переводчиков Барбары, поскольку хоть брак и оставался формальным, но
развесистые рога были вполне настоящими.

- Тебе неприятно слышать, что я скучаю? - голос показался жалобным.

- Если хочешь говорить по-русски, дай трубку переводчику, пусть
переводит.

- О, Андрей, ты ревнуешь?

С ней нельзя было шутить, говорить иносказательно или ерничать; Барбара
все понимала в прямом смысле.

- Ты свободная женщина, - отозвался Хортов, играя браслетом цыганки. - Мы
же договорились.

- Не хочу свободы! Желаю неволи, рабства, но чтобы ты был мой господин!

Поскольку она вообще не понимала юмора и не умела шутить, то все
сказанное следовало принимать за правду.

- У тебя что-то случилось? - спросил, а про себя подумал: наверняка
покинул очередной переводчик...

- Случилось, Андрей. Стала много думать о тебе и скучать. Приезжай. Я
требую, чтобы ты приехал!

- Позвони через неделю, - увернулся он. - Очень много работы!

- Тебе нужны деньги? Я пришлю...

И прислала бы, но потом потребовала отчета, на что потрачены. Точно так
же она призирала за квартирой, автомобилем и телефоном. Ему уже давно не
хотелось ничего брать у жены, а скорее бы и от взятого избавиться...

- Нет, теперь я зарабатываю неплохо, - он попрощался и положил трубку.

Барбара умела хитрить, изворачиваться, но эти ее заявления Андрею
хотелось расценить как порыв чувств. В юности с ней подобное случалось,
когда она ночью прибегала в офицерскую гостиницу, подкупала часового
сигаретами и, если удавалось, пробиралась к Хортову в комнату. Если нет, то,
бывало, ночевала в комендатуре под замком...

После разговора с законной женой он сразу же ощутил желание борьбы: это
было ее самым главным недостатком - умение или страсть подавлять всех
окружающих, и чем ближе был к ней человек, тем больше он страдал от ее
напора и власти. Совместная жизнь у них не получилась лишь по этой причине:
мужа, друзей, партнеров - всех она видела у себя под каблуком.

Даже вольные переводчики долго не выдерживали...

Он смахнул навязчивый образ Барбары и с ужасом услышал, что телефон снова
зазвонил.

- Я слушаю вас, - по-немецки сказал он, ожидая нового потока признаний.

- Господин Хортов, с публикацией статьи о смерти Кацнельсона вы поступили
весьма легкомысленно, - голос был мужской, незнакомый и по своему тону
напоминал тихий, журчащий рык дремлющего льва.

- С кем имею честь? - он глянул на гардину и пошел в ванную.

- Ваш читатель, - был ответ. - В завтрашнем номере следует напечатать
опровержение. Но не навязчивое. В форме пояснений автора, что факты,
описанные в материале, вымысел. Убедите редактора в необходимости такого
действия.

- Это что, пожелание? Или рекомендация?

- Читательское мнение, - неизвестный положил трубку.

Хортов тоже отключился и секундой позже понял, что сделал глупость и не
воспользовался определителем номера. Если это был не розыгрыш, то
определенная угроза, звучащая мягко и жестко одновременно.

И номер мобильного телефона откуда-то узнали...

В голову почему-то сразу пришел адвокат Бизин и просьба Кужелева
позвонить ему. Сейчас было самое время.

Адвокат оказался на месте, то есть в обществе "Сохнут", и звонку
обрадовался. Но голос в трубке никак не походил на львиный рык.

- Собирался вам позвонить! А вы тут как тут! Это не случайно, господин
Хортов!

- Совпадение интересов, - обронил он.

- Прочитал вашу статью и должен сказать, замечательно! Замечательно, мой
дорогой! Когда выйдет продолжение?

- Продолжение следует, - сухо отозвался Хортов. - Виктор Петрович, почему
вы скрыли от меня происхождение исчезнувших акций?

На том конце пауза длилась три, но выразительных секунды.

- Хотите поговорить конкретнее - приезжайте ко мне в Переделкино.
Собственно, поэтому я и хотел звонить. Для вас есть очень важный разговор.
Место у меня подходящее, природа, тишина и полное отсутствие чужих ушей. Жду
через два часа.

Он не ждал такого оборота и в первый миг ощутил провал времени - еще не
успел осмыслить звонок с угрозами, а тут новое предложение, прямо
противоположное. Мелькнула мысль позвонить Кужелеву, сообщить или спросить
совета, но это было бы слишком уж не самостоятельно.

- Сегодня не могу, - Андрей решил выдержать паузу. - Ни через два, ни
через три. Только завтра.

- Как вам угодно! Буду ждать вас завтра.

Первое, что пришло в голову, - отключить оба телефона и не звонить
самому, однако он тут же поймал себя на мысли, что именно сейчас, после
публикации, пойдет свежая и неожиданная информация, которую потом не сыщешь.
Так оно и вышло: спустя десять минут раздался звонок квартирного телефона.

- Могу я услышать журналиста Хортова Андрея Александровича? - голос был
молодой и бойкий, как у секретаря.

- Я вас слушаю, - напористо сказал он. - Но вначале представьтесь.

- Заведующий отделением нейрохирургии областной больницы Клименко.

- А кто дал вам телефон?

- Получил его в редакции.

- Каким же образом? У кого?

- Не знаю... Весьма любезный женский голос.

- Этого не может быть! В редакции не дают домашних телефонов.

- Я представился, и мне дали, - не сразу и виновато ответил собеседник.
Хортов ругнулся про себя.

- Извините, просто достают звонками...

- С вами будет говорить схимонах Гедеон. Звоню по его просьбе. Он сейчас
находится в нашей больнице. Я даю ему трубку.

- Хорошо, - обескуражено проговорил Хортов.

- Я хотел бы побеседовать с вами, но только не по телефону, - через
несколько секунд задребезжал старческий голосок. - Прочитал вашу статью...
Это первая публикация, я все годы внимательно следил... Сейчас нахожусь в
больнице... Приезжайте ко мне, поговорим. Я давно ушел от мирской суеты, но
описанные вами факты не дают мне покоя.

Он говорил так тихо, что приходилось вслушиваться и улавливать каждое
слово.

- Простите, но сегодня не располагаю временем, - как можно мягче
проговорил Андрей. - Если можно, то послезавтра.

- Я очень стар, и остался последним из живых, кто ходил в тыл врага за
этими ценными бумагами.

В голове у Хортова словно молния блеснула.

- Хорошо, я сейчас приеду!

Менее чем через час он уже был в нейрохирургическом отделении, где из
уважения и трепетного отношения к Гедеону уже готовились к встрече.
Заведующий предложил для такой цели свой кабинет, объяснил, что старец
недавно после операции - вынимали осколок из черепной кости, - что говорить
с ним можно не более десяти минут, и, посадив Хортова в мягкое кресло,
попросил подождать. Спустя некоторое время дверь открылась и две сестры
ввели старца в черной рясе, исписанной молитвами. Под капюшоном виднелись
бинты - повязка в виде чепчика. Он подал слабую и ледяную руку, обозначил
рукопожатие и на правах хозяина попросил сесть. Сестрицы тотчас же
удалились.

- Мне казалось, вы старше, - проговорил он. - Да... Дела давно минувших
дней, преданья старины глубокой... Как вы отважились написать об этом?
Неужели так изменилось время?

- Изменилось, - обронил Хортов, стараясь угадать, когда же начнется