разжаловал.
И вышел из комнаты. Потом я эти погоны Иришке на могилу отвез. И рядом
закопал. Пусть знает, что этот стервец больше по земле не ходит. Может, ей
легче будет. А мне уже никогда легче не станет. Один я был, один и
остался.
Если разобраться, так и должно быть. Не может у меня быть ни близких,
ни знакомых - ни к чему все это. Такая у меня собачья жизнь.
ЭПИЗОД ПЯТЫЙ И ПОСЛЕДНИЙ
13
Так трудно принимать решение. Он посмотрел на сидевших вокруг людей.
Все молчали.
- Может, есть другое решение, - спросил он негромко.
- Опросы общественного мнения показывают, что они победят в любом
случае. Причем с подавляющим перевесом. У вас нет никаких шансов, - честно
ответил ему один из помощников.
Он нервно дернул головой. Помощник был евреем. Давно нужно было убрать
его отсюда, - вдруг подумал он. Наверняка работает сразу на обе стороны,
ждет прихода к власти этих "красно-коричневых". Хотя те не очень жалуют
евреев, но известно, кто делал революцию. Он нахмурился.
- Какие есть еще мнения?
Все молчали.
- Все свободны, - рассержено сказал он, - а вы, генерал, останьтесь.
Выходили бесшумно, стараясь даже не разговаривать, словно из комнаты
покойного. Все понимали, что это конец.
- Что будем делать? - спросил он, - понимаешь, как все перевернется,
если они придут к власти.
Он не сказал кто "они", но генерал его понял. Того тревожила эта
перспектива еще больше.
- Может, отменить выборы, - несмело предложил генерал.
Он отрицательно покачал головой.
- Нельзя. Весь мир следит за нами. Отменим выборы, опозоримся на весь
мир. Уже поздно об этом говорить, ничего нельзя остановить.
- Можно перенести выборы.
- Я тебе говорю нельзя, - стукнул он кулаком по столу, - если бы можно
было, давно бы сделали. Без твоей подсказки.
- Думаете, они победят?
- Ты же слышал, что говорят. Все опросы общественного мнения за них. У
наших сторонников нет никаких надежд. Они проиграют. И мы с тобой тоже
проиграем, генерал. Первым делом придут за тобой. Меня они, может, еще
пожалеют, объявят лицом неприкосновенным. А вот тебя нет. Все мои ошибки,
все грехи тебе достанутся, и тогда на пощаду не рассчитывай.
- Я знаю, - серьезно ответил генерал.
- Что думаешь делать? Бежать за границу?
- Куда? И потом, если они захотят, меня везде найдут. Да и денег у меня
таких нет.
- Ладно, - махнул он рукой, - мне-то хоть не ври. Деньги небось есть,
просто признать боишься.
- Не боюсь, - угрюмо ответил генерал, - денег нет. Я работал не ради
них. Вы же знаете. Я всегда верил только вам.
- Поэтому тебя первым и поволокут к ответу.
- Конечно. Они считают меня самым близким вашим человеком среди всей
этой шушеры.
- Ага, - кивнул он, - их лидер все время говорит, что они начнут
показательные процессы против моих фаворитов. А у тебя грехов, кажется,
много накопилось. Ох как много. И все повесят на тебя. И за меня на тебе
отыграются. А потом, может, и до меня доберутся.
- Я не знаю, что делать, - честно признался генерал, - вертится у меня
в голове один план. Но не решаюсь вам сказать.
- Говори, сейчас любой план подойдет. Лишь бы продуманный был.
- Может, ввести чрезвычайное положение и тогда законно приостановить
выборы?
- Уже поздно. И потом, чем можно объяснить это чрезвычайное положение.
- У нас столько беспорядков...
- Раньше было еще больше. Это не повод.
- А если вдруг погибнет лидер оппозиции или еще кто-нибудь? - спросил
генерал.
- Как погибнет? - не понял он, уже чувствуя, что в голове генерала
созрел какой-то план.
- Очень просто. Вспомните, как было в начале тридцатых годов. Сталину
нужен был только повод. И, когда убили Кирова, кстати, его реального
соперника, сразу стали вводиться суды и чрезвычайные тройки, решающие все
в несколько дней. Приговор не подлежал обжалованию. Помните, какая волна
репрессий началась.
- Ты, если такой умный, лучше выход сегодня придумай, - посоветовал он,
- не нужно мне историю рассказывать.
- Историю как раз я плохо знаю, - ответил обиженный генерал, - я свое
дело всегда выполнял хорошо. Поэтому и предлагаю такой план.
- Какой план? Ничего ты не предлагаешь. Ввести чрезвычайное положение.
По каким таким причинам? Почему? Какой план?
- Если погибнет лидер оппозиции, - повторил, усмехаясь, генерал, - или
еще кто-нибудь, - снова сказал он, - это можно обсудить с аналитиками. Как
гипотезу события в стране.
- Что ты говоришь загадками. Какую гипотезу нужно обсуждать. Говори
прямо, ничего не пойму.
- Иногда дестабилизировать ситуацию в стране может один выстрел, -
наконец четко произнес генерал.
- И кто его сделает? - вдруг начал понимать он, - должен быть такой
человек.
Генерал молчал, выразительно глядя на него. Он, вдруг поняв все, тоже
замолчал. И даже немного испугался. Теперь он будет во власти этого
генерала. Вернее, будет все время его бояться. Но генерал хорошо знает,
что без него он ничто. И генералу выгодно, чтобы он как можно больше
оставался в этом кабинете. Они долго молчали.
- Ты не ответил на мой вопрос, - наконец напомнил от.
- Человека всегда можно найти, - уклончиво ответил генерал, - это как
раз не особая проблема. Такого добра у нас еще хватает. А потом этот
человек просто исчезнет, пропадет.
- Да, - задумчиво произнес он, - если такое случится, можно вводить
чрезвычайное положение. Тогда все поняли бы нас.
- Я могу идти? - поднялся генерал.
- Выборы должны пройти в намеченный срок, - торжественно сказал он,
чувствуя фальшивую ноту. Ее почувствовал и генерал.
- Конечно, - спокойно согласился он, - а моя задача обеспечить их
безопасное проведение.
- Иди и обеспечивай, - быстро сказал он, опасаясь чего-либо добавить.
- Можете не беспокоиться, - вдруг очень тихо ответил генерал, -
безопасность и порядок я гарантирую.
С этими словами он вышел из кабинета. А оставшийся за столом хозяин
кабинета еще долго сидел, подперев голову руками. И тяжкие мысли не
покидали его весь день.
На этот раз меня вызвал сам Ковач. У него мама, говорят, была
мадьяркой, и он взял себе такое непривычное для нас венгерское прозвище
Ковач. Но вообще-то он был мужик толковый. Это он первый понял, что нужно
объединятся. Это он налаживал диспетчерскую связь по всей стране, завозил
французские фирменные винтовки с глушителем через Чечню, когда это еще
можно было сделать. Мы платили ему тридцать процентов от суммы, но зато
имели твердые гарантии своей безопасности. Он своих людей никогда не
сдавал. И всегда прикрывал в случае необходимости. Ковачу мы верили, как
себе. И хотя я вообще никому не верю, все-таки иногда нужен такой человек,
которому можно поверить - иначе нельзя. Нужны связные, конспиративные
квартиры, снаряжение, оборудование, помощники. И наконец деньги. Их
получал и передавал сам Ковач, что исключало любую возможность устранения
нежелательных свидетелей. Все "заказчики" знали, что на Ковача работает
целая сеть киллеров. И убирать кого-то одного после успешно проведенной
операции они не решались. Ковач сам гарантировал молчание своих людей. И
это всех устраивало.
А когда однажды кто-то из наших стал болтать языком, рассказывая
ненужные подробности, Ковач приехал к нему сразу с тремя коллегами. И
болтуну просто отрезали голову. На этом все разговоры завершились раз и
навсегда. По моим предположениям, у Ковача было человек пятьдесят киллеров
и в два раза больше помощников, которых он лично направлял на различные
дела, учитывая сложность задания.
Вот и теперь - раз меня вызвал Ковач, я уже понимал, что задание очень
сложное. Легких дел он мне не поручал - не та квалификация. Зато деньги за
свою работу я тоже получал как "суперпрофессионал", а это уже кое-что. С
Ковачем у меня с первого дня сложились простые, хорошие отношения. Он меня
уважал за Афган. Именно он и придумал мою кличку Левша. За мой левый
протез, которым я так хорошо пользовался. За мое прекрасное алиби.
Мы с ним встречаемся всегда в разных местах. Он сам говорит, где и куда
мне нужно приехать. Его авторитет - закон для всех киллеров. Поэтому я
еду, не раздумывая. Хорошо иметь такого главного "диспетчера", которому
можно доверять выбор места встречи.
На этот раз Ковач какой-то сердитый, недовольный. Здоровается со мной,
Каргалов Вадим
Майер Стефани
Никитин Юрий
Вронский Константин
Посняков Андрей
Ибсен Генрик