вдруг повело на нее. Видимо, удивляется и Кузьмич.
- Дыхнуть, говоришь, не даю? Гм... Ну ладно. Попробуйте. Учиться надо и на
ошибках. Дай-ка мне адреса, куда едете...
Я кончаю разговор. Товарищи мои давно поняли его характер и теперь смотрят
на меня с немалым уважением. Вступить в такой отчаянный спор с Кузьмичом
не каждый решится. Я же очень горд одержанной победой, но стараюсь это не
показывать.
Мы уславливаемся, что к Зинченко - тому низенькому, в телогрейке, который
нес водку, - поедут Сухарев и Володя, а ко второму, Мухину, - Гриша
Волович и я.
Честно вам скажу, что, пока мы все это обсуждали и решали, я как-то не
задумывался, что меня ждет бессонная тревожная ночь в чужом и отнюдь не
гостеприимном доме, что на улице холод и слякоть, и пронзительно свистит
за окном ветер, и живет этот Мухин у черта на куличках, я и не слышал
никогда про такую улицу или проезд.
Да, я только сейчас в полной мере осознаю, какая мерзкая перспектива
ожидает меня. Впрочем, на работе мы обычно находимся в таком состоянии
предельного напряжения и психологической готовности к любому повороту
событий, что всякая неожиданность воспринимается нами как вполне
естественная. Так и на этот раз. Надо только позвонить домой и
предупредить моих, что ночевать я не явлюсь. Ну, а Светку можно пока об
этом не предупреждать. И звонить ей отсюда неудобно. Разговор у нас всегда
получается слишком... Ну, как бы это сказать? Личным, что ли. Словом,
неудобно.
И потому я звоню только домой, своим старикам. Тут можно быть деловитым и
кратким. Мама, конечно, первым делом спрашивает, хорошо ли я одет, и дает
всякие ценные советы, как уберечься от простуды, хотя я прекрасно понимаю,
что ее куда больше волнуют неведомые и потому кажущиеся особенно опасными
события, в которых я этой ночью должен участвовать. Мама никак не может к
этому привыкнуть.
После меня звонят по очереди домой все участники этой ночной операции.
Я тем временем проверяю пистолет, которым, слава богу, давно уже не
пользовался. Будем надеяться, что и на этот раз воспользоваться им не
придется. Тем не менее проверяю я его весьма тщательно.
И вот мы едем с Гришей в дежурной машине по вечерней, залитой огнями
Москве. Путь наш далекий, в сторону Южного порта и еще дальше.
За это время Гриша успевает мне кое-что рассказать о Федоре Мухине. В
местном отделении милиции его, оказывается, хорошо знают. Это отпетая
личность. У него уже есть судимость за кражу, и он около трех лет отбывал
наказание в колонии. Прописали его снова в Москве, только поверив его
клятвенным заверениям, устным и письменным, что он не только сам ничем
больше не нарушит общественный порядок, но и бывшим своим дружкам не
позволит это делать. Не последнее значение имело и то обстоятельство, что
в Москве проживала его семья - старуха мать и жена с двумя детьми.
Мыслимое ли дело было им сниматься вслед за ним в чужие края? А с другой
стороны, факты подтверждали, впрочем, и так очевидную истину, что человек,
возвращаясь из заключения в родную семью, в знакомый коллектив на работе,
легче становится на ноги, чем один-одинешенек в чужом городе.
Однако с Мухиным все получилось неудачно. Вернулся он домой года два
назад. На фабрику, где раньше, до ареста, работал слесарем, он поступить
не пожелал. Стал перебиваться случайными заработками, пьянствовать,
появились и соответствующие дружки. От благих его намерений и клятв
остались только корявые заявления в отделении милиции, где на него давно
уже махнули рукой, как на помощника в борьбе с преступностью, и старались
только уследить, чтобы он сам не совершил какого-либо преступления. Дважды
за это время он все же отбывал административные наказания за пьяные
скандалы и драки, первый раз семь суток, второй - пятнадцать. Силой Мухина
бог не обидел, здоровяк он отменный, к тому же задира и наглец, а когда
напьется, то, говорят, такая в нем лютая злость просыпается, что страшно к
нему подойти - убьет. Семья от него стонет и плачет. А слушается он,
оказывается, только мать, в пьяном виде даже больше, чем в трезвом. Мать -
старуха молчаливая, злющая и твердая как кремень. Жена уж сколько раз от
Мухина собиралась уходить, но старуха не отпускает, и та ей подчиняется.
Вот какие интересные подробности сообщает мне Гриша, пока наша машина
несется по знакомым, а потом уже и мало или совсем незнакомым улицам, то
ярко освещенным, людным, широким, а то и пустынным, полутемным, кривым и
узким.
Улицы становятся все темнее и пустыннее. Мы забираемся в какой-то совсем
далекий и удивительно старый район. Кругом лишь одноэтажные или
двухэтажные домики, длинные темные заборы каких-то складов и фабричонок.
Кое-где улицы вовсе не асфальтированы, и машину кидает на булыжных ухабах.
Водитель сбрасывает газ, и мы еле ползем, всматриваясь в названия улиц на
перекрестках и в номера домов. Прохожих не видно, и спросить дорогу не у
кого.
Изрядно проплутав по кривым темным улочкам, мы наконец обнаруживаем нужный
нам проезд. В нем всего-то два дома, а по другой стороне тянется длинный,
местами покосившийся забор. Один из двух домов тот, который нам нужен.
Вернее, номер тот, а под этим номером, оказывается, числится целых пять
или шесть "строений".
К счастью, здесь нам попадаются двое прохожих, и после осторожных, не
вызывающих подозрений и любопытства расспросов, ибо эти люди сами живут
где-то поблизости и могут знать Мухина, мы выясняем кое-какие детали
местной топографии и некоторые имена. Мухин в разговоре, естественно, даже
не упоминается.
Затем мы стучим в один из домиков и после такого же осторожного разговора
выясняем, что нам нужно "строение No 3". Этот ушедший в землю домишко
расположен в самой глубине обширного темного двора.
Машину мы вынуждены отпустить, и у нас такое ощущение, что вместе с ней
обрывается последняя связь с внешним миром.
Но идти прямо в это "строение" и спрашивать Федьку тоже нельзя. Сперва
следует хоть бегло осмотреть этот огромный темный двор. Мало ли что может
произойти, и предварительное изучение "места действия" стало у нас законом.
Мы медленно обходим двор, приглядываемся, прислушиваемся, запоминаем. Двор
хотя и большой, но совсем не просторный, и так и эдак расположились в нем
большие и малые сараи и сарайчики, то и дело образуя темные закоулки и
тупики. Да и сами "строения" разбросаны по двору без всякого порядка. Одно
из них оказывается двухэтажным, каменным, а остальные деревянные, в один
этаж. Из некоторых окон струятся в темный двор золотистые полоски света и
слышатся голоса. К каждому домику прилепились еще какие-то пристройки,
крылечки с навесом.
Вскоре мы устанавливаем, что двор имеет несколько выходов на соседние
улицы и в окружающие дворы.
Теперь, пожалуй, настало время направиться и к "строению No 3", где живет
Федор Мухин. Знакомство с местной топографией можно считать законченным.
Ноги у нас уже отсырели от шлепанья в темноте по глубокой грязи и мокрому
снегу, и сами мы изрядно продрогли.
В этот момент из-за какого-то сарая появляется невысокая, темная фигура в
расстегнутом пальто и ушанке набекрень. Судя по пружинистым, быстрым
движениям, человек весьма молод. Об этом можно судить и по задиристому,
нагловатому тону, каким он нас окликает:
- Эй, парни! Чего тут вынюхиваете, гады?
- Чего лаешься? - отвечает Гриша миролюбиво. - По-человечески не умеешь?
- Ха! Культурный какой, - презрительно усмехается парень. - Кого,
спрашиваю, ищете?
- Да Федька нужен...
- Это который?
- А у вас их тут сколько?
- Хватает. Вот я, к примеру, тоже Федька.
- Ты? Мелковат ты для Федьки, - смеется Гриша. - Нам бы побольше нужен.
- Ах, побольше... - загадочно произносит парень. - Есть у нас такой.
- Не знаешь, часом, где он? - в свою очередь спрашивает Гриша. - Дело у
нас к нему. К Федьке Мухину, конечно.
Я молча стою за спиной у Гриши и безуспешно стараюсь разглядеть
встретившегося нам парня. В первый момент он чуть выставился под косой луч
света из недалекого окна, но тут же поспешно отступил в тень.
Подозрительно это. Учуял что-то опасное в нас? Боится, что его узнают?
- Ну да. К Мухину, - повторяет парень. - Понятно. Только его дома нет.
Гулять ушел. Сам видел.
Врет он нахально и почти в открытую.
- Вот те раз, - досадливо говорит Гриша. - Крах фирмы. Где ж он может
быть, не знаешь?
- А какое у вас дело-то? - любопытствует парень.
Гриша небрежно машет рукой:
- Железнодорожное дело. Погрузка-разгрузка.
- А-а... - Парень с минуту медлит, что-то про себя соображая, потом
добродушно сообщает: - У Полины он сейчас, кажись. Гуляет там.
- И отпускает его жинка-то?
- Ха! А чего она сделает? - Парень решительно запахивает пальто и
поправляет шапку на голове. - Вот так, мужики. Топайте до Полины. Она
во-он в том доме живет, - он указывает на один из дальних домиков во
дворе. - А я побег. Замерз тут с вами.
Он поворачивается и кидается куда-то в темноту, исчезнув за ближайшим
сараем.
А мы чуть не на ощупь начинаем пробираться к домику, где живет неизвестная
нам Полина.
Уверенности, что мы там застанем Федьку, у меня нет, и парень, сообщивший
нам об этом, никакого доверия не вызывает. Но проверить на всякий случай
надо. Мало ли что. Да и с Полиной этой тоже познакомиться интересно.
Почему-то именно ее назвал тот парень.
Каменистый Артем
Лукин Евгений
Суворов Виктор
Володихин Дмитрий
Панов Вадим
Контровский Владимир