отец был категорически против. Когда до нас дошли слухи о... о поведении
вашего сына, он расценил это как оскорбление памяти Луизы, и настоятельно
требовал, чтобы я порвал с ним всякие отношения.
мнения о вашем сыне.
достоин осуждения, не спорю, но такой уж он по натуре своей. Среди людей
нет безгрешных, у каждого человека есть свои недостатки, и любвеобильность
Филиппа... будем откровенны, его распутность - один из несомненных его
пороков. За это можно упрекать его, порицать, возмущаться его поведением,
пытаться перевоспитать его, наставить на путь истинный... Но обвинять его
в злонамеренном оскорблении памяти вашей сестры, которую он любил, это уже
чересчур. Это так же глупо, как считать лису преступницей только потому,
что она имеет дурную привычку душить кур, если ее впустить в курятник.
Палестины он уже успел повидаться с Гастоном д'Альбре, и они очень приятно
скоротали вечер, смакуя пикантные историйки про толедского сердцееда дона
Фелипе из Кантабрии.
сравнение Филиппа с лисой, впущенной в курятник, нельзя назвать удачным.
Ведь куры, как-никак, стараются избежать смертельных объятий лисы, а вот
женщины в большинстве своем даже не помышляют об этом. Они сами виновны в
своих бедах. Кто им доктор, что их влечет к Филиппу, как мотыльков на
пламя свечи, и они обжигают свои крылышки? Между прочим, сплетники
поговаривают, что даже Констанца Орсини не устояла перед чарами Филиппа.
очень уважает его, чтобы соблазнить его жену. Это маловероятно.
свою линию Эрнан, войдя в раж. - Не зря же принц Фернандо де Уэльва так
взъелся на Филиппа. Еще бы! Ведь по милости вашего сына у него выросли
отакенные рога. - И Шатофьер поднял к верху руки, показывая, какие именно.
- Но, бесспорно, самая громкая и блестящая победа Филиппа, это принцесса
Бланка. Рассказывают, что с королем едва удар не приключился, когда он
узнал о грехопадении своей старшей дочери.
так много говорят и говорят столь разное, что я даже не знаю, чему верить,
а чему нет; трудно понять, где кончается правда и начинается вымысел. Так,
по моим сведениям, Филипп собирался жениться на Бланке; о серьёзности его
намерений свидетельствовал хотя бы тот факт, что осенью он испрашивал у
святого отца разрешения на этот брак. И вдруг я узнаю, что король как-то
впопыхах выдал Бланку за графа Бискайского. Вот уж не пойму зачем? -
Герцог недоуменно пожал плечами. - Жаль, конечно, очень жаль. Бланка была
бы отличной партией для Филиппа. Говорят, она хороша собой, умна,
порядочна. К тому же отец сделал ее графиней Нарбоннской - еще когда
прочил в жены Августу Юлию Римскому.
заманчиво присоединить Нарбонн к Гаскони. Если когда-нибудь Филипп
вздумает потеснить своего дядю с престола, то он пожалеет, что в свое
время не женился на принцессе Бланке Кастильской.
Молодое, неугомонное, воинственное. Боюсь, очень скоро придет конец
шаткому миру в Галлии..."
гравия под ногами идущего человека. Шаги были быстрыми, уверенными, они
раздавались все ближе и ближе и замерли у входа в беседку.
двадцати лет, с золотистыми волосами и небесно-голубыми глазами. Его
черный костюм, короткий пурпурный плащ и коричневые сапоги были покрыты
свежей пылью, а пестрое перо на шляпе сломано. На красивом лице юноши
блуждала смущенная улыбка.
рукой на край стола, сделал один неуверенный шаг навстречу сыну. - Я рад,
что ты вернулся ко мне... - Тут голос его сорвался на всхлип. Преодолевая
внезапную слабость, он быстро подступил к Филиппу и после секундных
колебаний крепко обнял его за плечи. - Прости меня, сынок. За все, за все
прости...
их. Только теперь он в полной мере осознал, как не хватало ему раньше
отцовской любви и заботы. На протяжении многих лет между двумя родными по
крови людьми стояла тень давно умершей женщины - жены одного, матери
другого. Она мешала им сблизиться, понять друг друга, почувствовать себя
членами одной семьи; она была камнем преткновения в их отношениях. И
понадобилось целых два десятилетия, чтобы она, наконец, ушла туда, где ей
надлежало быть - в царство теней, освободив в сердце мужа место для сына,
а сыну вернув отца...
а тот, отступив на шаг, все смотрел на Филиппа сияющими глазами. Впервые
он видел в нем своего сына, свою кровь и плоть - а также кровь и плоть
женщины, которую любил больше всего на свете.
Филипп!.. Как я не замечал этого раньше?
ответил ему Филипп, глотая слезы. - Теперь буду... Обязательно буду...
времени длиной почти в семь лет. О любви Филиппа к Луизе можно сочинить
мелодраматическую историю с душещипательным финалом, а о его любовных
похождениях в Толедо - внушительный сборник новелл в жанре крутой эротики,
но это завело бы нас далеко в сторону от намеченного нами пути. Посему мы,
не мудрствуя лукаво, сделали то, что сделали - одним махом перешагнули
через семь лет и... остановились в растерянности. Жизнь - это песня, а из
песни слов не выкинешь; так и прожитые Филиппом годы на чужбине нельзя
просто вычеркнуть из его биографии. И уж тем более, что при кастильском
дворе его жизнь была тесно переплетена с жизнью другого героя нашей
повести, вернее, героини, о которой сейчас и пойдет речь...
упоминалось о принцессе Бланке, старшей дочери кастильского короля, а
также о ее предполагаемой любовной связи с Филиппом. Мы намерены
приподнять завесу таинственности над их отношениями, и тогда нашему взору
откроется нечто весьма любопытное, совершенно неожиданное и даже
курьезное. Вкратце, это сказ о том, как людской молвой было очернено
доброе имя Бланки и как из невесты императора Римского она стала женой
графа Бискайского.
особенным, отличным от его отношения ко всем прочим женщинам - и не только
потому, что их дружба носила крайне целомудренный характер (отнюдь не по
вине Филиппа, кстати сказать), но еще и потому, что сама Бланка была
необыкновенной девушкой. Когда весной 1447 года Филипп, извлеченный
Альфонсо из кантабрийской глуши, где он прятался от суеты мирской, приехал
в Толедо, Бланке едва лишь исполнилось одиннадцать лет, и она
только-только стала девушкой в полном смысле этого слова, но уже тогда она
была необычайно привлекательна и желанна. Невысокая, хрупкая, изящная
шатенка с большими темно-карими глазами, Бланка очаровывала Филиппа не так
своей внешностью (которая была у нее вполне заурядной), как красотой своей
внутренней, острым и гибким, чисто мальчишеским умом, невероятной
проницательностью, кротостью и мягкостью в обхождении с людьми, умением
понимать других и сопереживать, что непостижимым образом сочеталось в ней
с властностью и высокомерием, а также некоторой язвительностью. Филипп
избегал называть ее красавицей (что, по большому счету, было бы
неправдой), но он считал ее прекрасной. Вскоре после их знакомства Бланка
и Филипп стали закадычными друзьями, и это давало сплетникам обильную пищу
для досужих домыслов, а у Альфонсо иной раз вызывало приступы ревности: он
был очень привязан к старшей из своих сестер, а в глубине души был
безнадежно влюблен в нее.
мысли о женитьбе на ней, но поначалу он решительно гнал их прочь, потому
как страшился одного этого слова - женитьба. Смерть Луизы сокрушила его
наивные детские мечты о счастливом браке, об уютном семейном очаге, и
впоследствии, даже смирившись с потерей любимой, он не подпускал ни одну
женщину слишком близко к своему сердцу, панически боясь снова испытать
боль и горечь утраты. Ему нравились женщины, многие слышали от него слова
любви, пламенные и искренние, некоторых он даже уверял, что они лучше всех
на свете (про себя непременно добавляя: после Луизы, конечно), но любые
разговоры о браке решительно пресекал. Впервые Филипп допустил для себя
возможность новой женитьбы лишь в конце второго года своего пребывания в