дороги. Там у меня в подполе брага осталась. Не успел забрать.
по себе идите. Я свой уговор выполнил.
будет. А то растащат добро.
светило уходило за горизонт, а кто-то постепенно убавлял яркость
невидимого небесного свода. Ни один отсвет заката не заиграл на мрачных
стенах занебника. Изумрудное сияние сменилось мутной желтизной, а потом и
мутными сумерками. Тени не удлинялись ни на сантиметр, а просто стали
гуще.
дынного дерева. Однако низенькие корявые деревца были полностью очищены от
плодов, а то, что осталось под кронами, гнилье и паданцы, кто-то
старательно растоптал, размазал, перемешал с мхом и травою. Только
сверхстарательному Ягану удалось отыскать одну-единственную уцелевшую
дыньку, уже размякшую и заплесневелую. "Совсем маленькая, - вздохнул он
при этом. - Тут и делить-то нечего".
только названия ее не помню. Пошли, пока там еще не уснули. Может, и
выпросим что-нибудь.
голод вселил необыкновенную энергию, то и дело сбегал с дороги и, как
гончая собака, петлял в окрестных кустах. Кормильцы, вынужденные
предоставлять гостеприимство то служивым, то странствующим по
государственным делам чиновникам, то разбойникам, имели привычку
припрятывать на ночь свои запасы, и Яган надеялся выследить хотя бы одного
такого хитреца.
- Был я здесь.
на ночь запирают редко - власти это не приветствуют, однако если кто-то на
такое все же решился, то уже держится до конца. Будь Головастик один, он
скорее всего отступил бы, но наше присутствие, а особенно ехидные подначки
Ягана, побуждали его к решительным действиям. Сначала он стучал кулаками,
потом пяткой, а уж потом - с разгона - плечом. После пятого или шестого
удара что-то хрустнуло (надеюсь, не кости Головастика) и дверь
распахнулась. За ней стоял всклокоченный мужичок, ростом мне под мышку.
Держа в руках топор с костяным лезвием, он прикидывал, кому из нас первому
засветить между глаз. За его спиной маячила плечистая дородная баба,
составлявшая как бы вторую линию обороны.
сразу не открываешь?
на пару шагов.
этом доме.
скажи. А нет, так иди себе ровненько, куда шел.
Заслушаешься.
в самом деле свадьбу сыграть? Эй! - Он обернулся к бабе: - Возьму-ка я
Раззяву в жены. У нее муженек вчера загнулся. Все веселее будет. Да и тебе
помощь.
пять ртов. Чем их кормить будешь, лежебока!
опустил.
где петь.
сегодня, кажется, еще никто не помер. Может, эту тварь прибить. - Он вновь
оглянулся на бабу.
пустые. О себе не радеешь, так хоть о детях подумай.
всяких подкидышах заботиться.
тебе давно пора. Надоела! Заходите, братцы, не слушайте эту дуру.
Воняло там не меньше, чем в подземной тюрьме болотников. При каждом шаге
что-то похрустывало под ногами, словно подсолнечные семечки лопались.
Хозяин засветил огарок факела, и нашим взорам предстали тараканьи армии,
поспешно расползающиеся в разные стороны. Там, где пола коснулись наши
подошвы, остались мокрые, расплющенные, еще шевелящиеся рыжие лепешки.
выдолбленных изнутри чурбаков, наполненных непонятно чем: не то помоями,
не то похлебкой, и уже упоминавшийся мной топор. Однако вскоре неведомо
откуда появились и лепешки, и сушеные фрукты, и бадья браги.
поминки. По мне. Чем с такой змеей под одной крышей жить, лучше в Прорву
броситься.
как эстафету, передал ее Головастику. Тот пил брагу, как гусар шампанское
- не спеша, манерно, с каким-то особым шиком. Ягану не повезло: при первом
же глотке он подавился чем-то, скорее всего трупом усопшего таракана. Пока
он перхал и откашливался, бадьей завладел Шатун. Ему-то, судя по всему,
было совершенно безразлично, что пить: брагу, нектар или отраву. Ко мне
бадья попала уже порядочно облегченной. Бултыхавшуюся в ней тошнотворно
пахнущую, мутную и непроцеженную жижу употреблять было совершенно
невозможно, но и отказаться я не мог - для всех присутствующих это было бы
смертельным оскорблением.
вышибала слезу и обжигала горло. В желудке она была так же неуместна, как
раствор каустической соды. Бр-р-р!
ядовитого гриба, похожего на наш мухомор.
не пробрало?
и закусим.
Головастик, выцедив свою порцию, принялся закусывать прямо с обеих рук.
Яган, сославшись на предыдущую осечку, прикладывался дважды подряд: выпил,
передохнул, добавил - а уже только потом навалился на еду, добрую кучу
которой подгреб под себя заранее. Челюсти его, обретя привычное поле
деятельности, работали не хуже, чем у древесного крота. Шатун опять выпил
безо всякого удовольствия. Какая-то мысль явно беспокоила его. Подошла
баба, тоже глотнула - не пропадать же добру - и сунула бадью мне.
привыкнуть, подумал я, запихивая в рот кусок лепешки. Ум просветляет.
Усталость снимает. От нее, наверное, и боль проходит. Нечто подобное,
кажется, употребляли древние арии. У них такой напиток именовался сомой. А
взять опять же фиджийскую янгону (она же - кава), приготовляемую из корней
дикого перца. Вещь, стало быть, полезная. Как там сказано у классика...
"Если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно..." Не сблевать бы
только!
сделал предупредительный знак: не расслабляйся, дескать. Милый ты мой,
кого нам здесь бояться? Кругом все свои. Ночь. Тихая ночь, святая ночь...
да спать. Но только чтобы всего вдоволь. Недоспать или недопить - нет
ничего хуже. И чтобы ночью обязательно сны, а за выпивкой песни.
рогожи самые аппетитные куски.
положено. Дом есть, баба есть, ребятни хватает. Эти разбегутся - других
подкинут. Мор мне не страшен, еще мальчонкой переболел. В войско не берут,