которую раскладывала по тарелкам мисс Джервоне. Руки ее двигались
быстро и ловко, она что-то говорила о том, как любит стряпать, о
семейном рецепте приготовления лозаньи, но я вдруг заметил, что глаза
ее испуганы. Бедная мисс Джервоне, подумал я. Бедная, уродливая мисс
Джервоне. Неужели ей предстоит познакомиться с красными муравьями? И
вдруг я осознал, что держу в своих руках ее судьбу. Ведь пленка с
записью голоса Лопо - единственное доказательство ее вины. Завтра утром
Лопо перестанет существовать...
Если бы я мог уничтожить эту пленку... Но моя песья половина тут же
бросилась доказывать, почему это невозможно. Доктор Грейсон спас мне
жизнь. Я обещал верно служить ему.
Да и доктора Халперна должна беспокоить пленка, о которой он, возможно,
подозревает. Ведь если какой-то помон всего за несколько дней сумел
получить доказательства серьезного преступления - во всяком случае с
точки зрения доктора Грейсона, - то это бросает тень в первую очередь
на самого Халперна, который ни о чем не догадывался. А может быть,
доктор Грейсон подумает, что Халперн знал, но скрывал, не хотел
предавать свою знакомую? Они все здесь теряют дар речи, стоит только
упомянуть имя шефа Новы. Да, если мистер Грейсон пришел бы к такому
выводу, целые поколения огненных муравьев рассказывали бы о неслыханном
пире...
- Доктор, большое спасибо за помощь. Микрофончик влез в бинокль, как
будто был для него специально сделан.
Халперн продолжал молча расправляться со второй порцией лозаньи, но
краем глаза я заметил, как напряглась и застыла на мгновение старшая
покровительница.
- Все получилось как нельзя лучше, - продолжал я. - Записалось отлично.
Я и не представлял себе, что слепок может так разумно разговаривать...
- теперь застыл уже и доктор Халперн. - Просто трогательно, как он
разговаривал со своей подружкой.
- Тс-с, - прошептал доктор Халперн и с ненавистью посмотрел на меня.
Отцы-программисты, куда только девалась его сонливость. Он отодвинул от
себя тарелку, пробормотал что-то о необходимости еще поработать дома и
вышел.
- Бедный доктор Халперн, - вздохнула новобрачная, и я подумал, что она,
может быть, вовсе и не такая дура, как я себе представлял. - Он столько
работает, бедняжка...
- Все-таки дура, - успокоился я. - Он пошел домой работать, -
продолжала младшая покровительница, а завтра утром, говорят, у него
операция. Я, конечно, не знаю, какие именно операции делает доктор
Халперн, но, наверное, очень сложные. Он ведь такой опытный врач и
блестящий хирург...
Я снова посмотрел на мисс Джервоне. Она сидела не шевелясь, и лицо ее
было страшно своей наготой. Не надо было быть физиономистом, чтобы
определить эту гамму чувств: страх, скорее даже животный ужас, отчаяние...
Удивительный день рождения... Новобрачная продолжала что-то щебетать,
но, наконец, и она уловила грозовые разряды в воздухе.
- До свидания, мисс Джервоне, - вежливо сказала она, - было очень весело.
Старшая покровительница ничего не ответила, и супруги, крепко взявшись
за руки, отправились домой.
Несколько минут мы сидели молча, потом мисс Джервоне вдруг повернулась
ко мне:
- Зачем, зачем вы шпионите за мной и за Лопо? Что мы вам сделали?
Откуда вы явились? - голос ее охрип от ненависти.- Зачем? Что мы вам
сделали? - Она замолчала, закрыла лицо руками, и плечи ее вздрогнули от
рыданий. - Пресвятая дева Мария, - всхлипывала она, - сжалься надо
мной, зачем ты так жестока... - Она распрямилась, и в глазах у нее
вдруг сверкнула безумная надежда. - Я пойду к доктору Грейсону... упаду
перед ним на колени... признаюсь во всем, во всем... Да, я нарушила
Закон, но он поймет. Он простит, он добрый, он все поймет... Сколько лет...
Я медленно встал и вышел на улицу. Снова, как в темной клетке, я
почувствовал, что разум ускользает от меня. О Священный Алгоритм,
почему в трудную минуту ты перестал служить мне, почему снова оставил
меня одного в безбрежном мире, полном злобы, коварства, жестокости?..
Ведь я служил честно, служил, чтобы была в жизни опора, и вот ее снова
нет... В голове бушевал настоящий вихрь: я жалел мисс Джервоне и
презирал ее. Я жалел Лопо и жалел Оскара Клевинджера. Я презирал
доктора Халперна и жалел его. Я ненавидел доктора Грейсона и тянулся к
нему. Я презирал помона Дина Дики и жалел его.
Я вошел в свою комнату, почувствовал легкий запах сигары и рассмеялся.
Запах сигары, которую курит Халперн. Какое ребячество. Неужели же он
рассчитывал, что я не догадаюсь, куда делась магнитная пленка? Я зажег
свет. Пленки не было. Ну что ж, по-своему он прав. Когда уже ощущаешь
челюсти огненных муравьев, особенно выбирать не приходится...
Изабелла Джервоне остановилась около дома доктора Грейсона. Сердце ее
колотилось, вот-вот выскочит из груди. Боже правый, прости недостойную
грешницу, защити в страшную годину, отведи рукой своей казнь, смягчи
сердце доктора Грейсона. Он добрый, он мудрый, он блюдет Закон. Он ведь
ценит старшую покровительницу. Разве не ее он сам пригласил в первый
ряд зрителей, когда Синтакиса привели на встречу с муравьями?
Восемнадцать лет вместе, не один ведь день. И все ответственные задания
- только ей, Изабелле Джервоне. Даже за Оскаром Клевинджером, за этим
переломанным хлюпиком, и то ее с доктором Халперном посылали. Он все
поймет, поймет, поймет! Она выкрикнула последнее слово, и над запертой
дверью вдруг вспыхнул яркий прожектор и выхватил ее из безбрежной
темноты. Круглый динамик за решеткой кашлянул и спросил голосом доктора
Грейсона:
- Что случилось, мисс Джервоне? Уже второй час.
Изабелла медленно опустилась на колени. На мгновение она вдруг
подумала, что может испачкать праздничное платье.
- Доктор Грейсон, - прошептала она, - я нарушила Закон, я научила Лопо
Первого словам, я научила его таиться от людей...
Динамик за решеткой молчал, и Изабелла почти выкрикнула:
- Простите меня, доктор Грейсон, вы ведь... вы, как отец... Он был
такой маленький, такой хорошенький, глазенки круглые-круглые, все тянул
ко мне ручонки. - Она начала говорить быстро, захлебываясь словами, и
больше не смотрела на динамик за решеткой. - Я сразу поняла, что
господь сотворил чудо! Да, чудо он сотворил. Послал мне младенца. И
хоть я его не носила во чреве, но выносила в душе. О, как сладостны
были прикосновения его ладошек, маленьких, в подушечках...
Свет вдруг погас, и плотная темнота тропической ночи хлынула со всех
сторон на Изабеллу. Она замолчала, провела дрожащей рукой по лбу,
уперлась руками в бетон и медленно встала.
Ноги слушались плохо, ей казалось, что вот-вот они подломятся и она
упадет на грязный бетон. испортит новое платье. А ведь в Нове с
химчисткой ох как сложно! Здесь не чистят, отправляют. Сроки ужасные
просто. Забудешь, что посылала.
- Его ладошек, - произнесла она вслух а торжественно запела: -
Ма-алень-ких. в поду-шеч-ках... - Она ударила себя по губам: - Дурочка
ты, разбудишь ведь Лопо, спит малышка, пускай отдохнет...
Справа от нее темным кубом вырисовывался на фоне неба Первый корпус.
Одно окно светится. На втором этаже спит в кровати переломанный хлюпик,
ждет ее Лопо. Это он, он погубил ее. Не человек он. Человек чужое не
возьмет. Сатана он. В самолете, когда укол ему делала и он глянул на
нее, она сразу и распознала: сатана и есть, враг рода человеческого.
Она перекрестилась и тихонько поднялась на второй этаж. Третья комната
слева. Так и есть, отблеск адского пламени сочится из-под двери,
желтый, фосфорный, и серой тянет.
Осторожно - сатана хитер, ох как хитер! - она открыла дверь и вошла в
комнату. На столике у изголовья горел ночничок. Вот он, враг! Ишь ты,
глаза открыл.
Шилова Юлия
Свержин Владимир
Никитин Юрий
Посняков Андрей
Куликов Роман
Сертаков Виталий