не давало ему покоя, глодало до самой смерти. Не разделил их долю, а
должен был разделить.
сять лет. К тому времени Виктор Евгеньевич уже отслужил в армии (участ-
вовал в войне с Японией), защитил диссертацию, заведовал крупной клини-
кой, где заявил о себе смелыми операциями; потом перешел на преподава-
тельскую работу в медицинский институт, а в 1947 году переехал с семьей
в Ленинград. Семья к тому времени пополнилась Федором и Любашей.
ружил в Ленинграде свою постаревшую уже мать, которая жила на старом
месте, в квартире, некогда принадлежавшей деду Виктора Евгеньевича -
полковнику Демилле, но занимала, естественно, лишь одну комнату.
посмертно. Виктору Евгеньевичу удалось получить сведения о том, что Ки-
рилл умер в Соловках еще до войны, а Мефодий погиб под Сталинградом в
составе одного из штрафных батальонов.
похоронена была мать Екатерины Ивановны и где за серым камнем маленькой
часовенки над ее могилой, в сухой недоступной взгляду нише, хранился де-
ревянный ларец с семейными бумагами: письмами, дипломами, фотографиями.
Там же находился фамильный медальон с миниатюрой, изображавшей прароди-
теля Эжена Демилле. Ничто не пропало и не попортилось. С того дня семья
Демилле как бы вновь обрела свою историю, и шестнадцатилетний Женя Де-
милле под руководством бабушки вычертил генеалогическое древо, началом
которого был прапрапрадед Эжен. Эта работа совпала по временам с Двадца-
тым съездом, произведшим в голове Евгения основательную встряску. Тайна
его фамилии, долгое время мучившая юношу, раскрылась полностью, хотя на-
ученный печальным опытом отец по-прежнему не любил разговоров о дворянс-
ком прошлом семьи.
мысленной, словно не было за плечами сорока лет жизни без мужа, утерян-
ных сыновей, блокады, случайных заработков то ремингтонисткой, то репе-
титоршей, то делопроизводительницей загса, то... всего не упомнишь -
она, открыв, наконец, клапаны, без удержу вспоминала молодость, какие-то
мифические балы, штабс-капитанов, адъютантов ее свекра полковника Демил-
ле, конки, экипажи, журнал "Ниву", первую империалистическую войну, ре-
волюцию... Далее воспоминания обрывались. Однажды вдруг бабка потащила
внуков Евгения и Федора на Волково кладбище, где показала им могилу
прапрадеда Виктора: черный мраморный крест, на котором едва заметны были
золотые когда-то буквы: "Викторъ Евгеньевичъ Демилле, приватъ-доцентъ
Петербургскаго Императорскаго Университета". Женя вздрогнул - так звали
отца; история ходила по кругу.
своей молодости, Екатерина Ивановна прожила последние пятнадцать лет
жизни и тихо скончалась в семидесятом году, восьмидесяти пяти лет от ро-
ду. Старший сын пережил ее на семь лет. Если бы не история с домом, ко-
торая, собственно, нас и занимает, я мог бы... А почему вы притихли, ми-
лорд? Вам все понятно? Я изложил на нескольких страницах события -
страшно сказать! - полутора веков... и никаких вопросов?
французом чуть более, чем на три процента. Точнее, в его жилах текла од-
на тридцать вторая французской крови. Нельзя сказать, чтобы оставшаяся
жидкость была чисто русской: наблюдались украинцы по материнской линии,
проглядывалась в конце прошлого века двоюродная прабабка-эстонка, за
спиною которой из глубины лет смотрели строгие лица финнов, затесалась в
компанию и грузинская княжна каким боком, понять трудно, - но французов
больше не было ни единого. Тем не менее окружающие единодушно считали
Евгения Викторовича французом, чему способствовали, кроме фамилии, неиз-
вестно каким чудом сохранившийся от далекого русильонца нос с горбинкой
и не совсем славянский разрез глаз.
менее!), чем Евгений. Интересно, что к своему происхождению все трое от-
носились совершенно по-разному.
го противоречивые чувства. С одной стороны, он гордился достаточной изб-
ранностью и единственностью фамилии в телефонной книге, но с другой -
сознавал, что французские лавры ("Скажете тоже, лавры!..") не совсем им
заслужены, и те три процента крови далекого предка, что насчитывались в
его организме, с большой натяжкой оправдывают иностранную фамилию. Посе-
му он постановил прекратить ее, начиная со своего сына Егора, в котором
вышеназванной крови была совсем крохотулька, и дал ему фамилию жены -
Нестеров, благо она обладала, на взгляд Евгения Викторовича, несомненны-
ми достоинствами: была чисто русской, не слишком распространенной и
слегка патриархальной. Слишком хорошо помнил Демилле все дурацкие
школьные прозвища, связанные со своею фамилией, и двусмысленные остроты
насчет его французского происхождения!
нять девичью фамилию при замужестве. Иными словами, Евгений Викторович
сознательно пресек если не род Демилле, то его подлинное имя.
извела история дядюшек Кирилла и Мефодия, о существовании которых он
впервые узнал в четырнадцать лет. Федор пришел к выводу, что исключи-
тельная его фамилия да еще в сочетании с именем никак не смогут сослу-
жить доброй службы. То ли он боялся повторения смутных времен, то ли ге-
ны восстали против иностранщины, но факт остается фактом: Федор созна-
тельно насаждал в себе русское: отпустил бороду, завесил стены иконами,
потом сбрил бороду, снял иконы, женился и принял фамилию жены. Федор Де-
милле стал Федором Шурыгиным. Брата и сестры он сторонился, два года на-
зад вступил в партию и уехал по контракту в Ливию строить цементный за-
вод.
милле, младшая сестра обоих братьев, с трудом поддается описанию.
Достаточно было выйти замуж, принять фамилию мужа и... прости-прощай да-
лекий русильонец, французское прошлое, дворянская приставка! Однако Лю-
бовь Демилле свято берегла и приумножала свою фамилию.
данно для родителей, ибо никакого намека на жениха не наблюдалось и в
помине, хотя хвост воздыхателей подметал пыль перед домом Демилле с той
поры, как Любаше исполнилось пятнадцать. Обходилась она с воздыхателями
сурово, в свои сердечные тайны близких не посвящала... была таинственна
- глазки блестели то радостно, то печально, а то вдруг темнели, будто на
смуглое Любашино лицо набегала тучка. И вдруг - на тебе!
чтобы те выследили дерзкого совратителя (Евгений Викторович вечерами си-
дел в густой листве тополя перед крыльцом, точно дозорный, карауля про-
вожатых сестры - это в двадцать пять-то лет! стыдно вспомнить!) - но все
напрасно. Любаша как в рот воды набрала, твердила только: "Отстаньте!
Что хочу, то и делаю!". И сделала.
бы иметь мужа - хоть какого! - все ж отец, опора для восемнадцатилетней
девушки... Если бы они знали, что опора эта уже находится за тысячи ки-
лометров от России, в жаркой стране, под знойным небом!
Родилась прелестная, здоровая, крупная девочка с черными, как у мамы,
глазенками - пухленькая, с многочисленными вязочками на ручках и ножках.
Радоваться бы да и только! Но была одна неприятность. Девочка была почти
такая же черненькая, как ее глазки, а волосы -в мелкую и тоже черненькую
кучерявинку.
Где этот сукин сын!" - закричал он, когда дочь впервые внесла в дом оча-
ровательную негритяночку, завернутую в розовое стеганое одеяльце с кру-
жевными салфеточками. Черное личико выглядывало оттуда как изюминка из
булки.
французов". - "Француз?! - воскликнул отец, обрушиваясь на диван, как
упавшая портьера. - Кто тебе сказал, что мы из французов?.." - тихим го-
лосом закончил он. "Бабушка!" -вызывающе ответила дочь и с этими словами
передала сверток с французской изюминкой в руки Екатерине Ивановне. Ста-
рушка расплылась в улыбке, негритяночка тоже впервые улыбнулась... инци-
дент был исчерпан. А что делать?
ленькой Николь (так назвала дочку Люба) является некто Жан-Пьер Киоро,
подданный независимой республики Мали. Упомянутый Жан-Пьер обучался в
Советском Союзе, но рождения дочери - увы! - не дождался, ибо получил
диплом врача и отбыл на родину молодым специалистом.
ли только имя и язык, на котором он разговаривал, в остальном же молодой
человек был истинным представителем Африканского континента. Любашу это
нисколько не смущало.
коль Демилле, в свидетельстве о рождении которой, в графе "отец", стоял
осторожный прочерк. Отчество записали "Петровна".
Шилова Юлия
Суворов Виктор
Конюшевский Владислав
Бажанов Олег
Акунин Борис
Прозоров Александр