свою шкуру, а вышло так, что Нарай использовал его и тут же убил!
обновителем империи, то резня будет куда больше, чем при восстании Аттаха.
Потому что Аттах был просто неграмотным крестьянином, который повторял
вопли собственного войска, а Нарай - фанатик, из тех, кто готов без
колебания пожертвовать собственной жизнью, но почему-то без колебаний
жертвует жизнью других. Мне нужен Кархтар, и нужен только живым. Уж из
него-то я выбью всю правду о его сношениях с араваном!
приезде в Харайн инспектор вел себя, будто намеревался не раскрывать
преступление, а предотвращать катастрофу по всей ойкумене.
сомнительном допущении, что Ир и в самом деле способен творить чудеса -
это раз. И она не объясняет, что за человек пытался выкрасть из дома
покойника сомнительные для наместника документы - это два.
мятежом, - сердито возразил Нан.
коротко пожелав господину инспектору удачной ночи и пророческих снов. Нан
молча морщился в кресле, мял в руках толстую луковицу карманных часов. Эта
привычка вечно ходить с часами Шаваша весьма раздражала. Инспектор
нянчился с новомодной игрушкой беспрестанно, как другие - с талисманами.
Но Шаваш не собирался зависеть ни от воли богов, ни от воли какой-то
механической машинки.
говорю, что это простая уголовщина.
в теплой, пуховой постели, вспоминая дочку судьи, щурился в
противоположный угол, туда, где выстроилась пирамидка раскрашенных,
изящной работы хранителей очага.
принялся рассуждать как, скажем, господин Бахадн. Давеча местный чиновник
тоже порицал тех, кто рассуждает о народной испорченности. Цитировал,
важно округляя глаза, из "Книги внимания" - "Чиновники служат государю
орудием, а народ - опорой; ибо можно подкупить чиновника и нельзя
совратить народ". А потом цитировал без ссылок, вероятно, из собственного
доноса: "Народ и государь едины, и, значит, тот, кто твердит о
неправедности народа, на самом деле намекает на неправедность государя".
господином Бахадном на имя жены. Здешний секретарь наверняка знал, отчего
убили судью. Всеми делами в управе заправлял он, а судья только
подписывал. Уж верно вдова Бахадна не очутилась бы в дурацком положении
вдовы судьи. Шавашу претило, конечно, не то, что Нан встает на сторону
тех, кто само требование честного управления государством считает
преступлением. Бог его знает, какие у человека складываются союзники. Но
зачем оправдывать свой выбор идейными соображениями?
темное и несправедливое. А ведь Нан недаром пользовался репутацией
справедливого судьи. Это было тем легче, что в ойкумене, по общему мнению,
справедливость всегда стояла выше закона. Хороший судья руководствуется
совестью, а не ее скверным заменителем - законом. Шаваш находил это
разумным.
ухаживать за больными. А вернется через три дня. Как он должен лечить
больных - следуя своему искусству или составленным для недоучек рецептам?.
Законы - те же рецепты для недоучек. Следовать законам глупо еще и потому,
что врачебное искусство должно не только лечить больного, но и кормить
лекаря. А соблюдение правильно понятой справедливости зачастую много
выгоднее соблюдения закона. И вот теперь Нан был - несправедлив.
наказать предателя и забрать себе барышню Ильву.
разбирать изъятое при обыске в доме Кархтара сочинение некоего Нинвена,
"Книга должных перемен". Шаваша никогда не тянуло к подобного рода
литературе, в изобилии плодившейся среди полуграмотных горожан. Он знал,
однако, что "пышные хлебы" ведут свою родословную именно от этой книги,
сочиненной всего тридцать лет назад помиравшим от чахотки
студентом-неудачником, трижды засыпавшимся на экзаменах.
подчеркивая образованность автора, невыгодно оттеняло недостаток его
литературного таланта. Цитаты, впрочем, были столь же засаленным и
захватанными, как и книга. Не прочтя и пяти страниц, Шаваш зевнул, загасил
светильник, свернулся клубочком и заснул.
у дверей заскреблись доносчики. Прибежал стражник и привел с собой
суконщика из Нижнего Города. Суконщик, угодливо кланяясь, сообщил, что
живет, как водится, в квартале суконщиков, напротив дома сестры бунтовщика
Кархтара, по улице Верхнего Умиротворения, и что опознал ее
брата-бунтовщика, впущенного ночью в дом. Глаза его весело блестели, когда
он справлялся о трех тысячах монет награды.
доносчика, оставил Шаваша в управе и с пятью людьми отправился на улицу
Верхнего Умиротворения. Нану хотелось спать, но Кархтар ему нужен был
живым. А "парчовые куртки" могли взять от арестованного отступное, да и
задавить в мешке, чтобы не жаловался. Кроме того, если, не дай бог,
Кархтар связан с кем-то из монастыря, при аресте его можно ожидать, гм...
спецэффектов.
Литы, мелкий торговец сукном, еще неделю назад уехал по делам в Иниссу, а
единственную служанку Лита отпустила утром в храм Илана на богомолье. Трое
людей встали у запертой передней двери. Нан и еще два человека влезли на
росший по соседству орех, перебрались на плоскую крышу дома и неслышно
спустились в маленький дворик, где в крохотном водоеме, на перекрестке
двух лунных дорожек, плавала непременная кувшинка-златотысячник. Где-то за
стеной печально и фальшиво свистела флейта. За спущенной шторой комнаты,
выходящей во двор, слышались голоса и трепетал свет. Нан вышиб плечом
дверь и ввалился в комнату.
бородой длинной, как оправдательное донесение. Бороду свою, чтобы удобней
есть, он разделил на две косички и зацепил их серебряными крючками за
ворот. Хозяйка дома сидела у него на коленях и играла с одним из крючков.
Женщина увидела Нана, завизжала и поползла было с колен. Мужчина, будучи
пьян, не скоро уловил причину поспешного бегства дамы. Он положил в рот
куриную ножку, ухватил женщину за юбку и громогласно вскричал:
от ее ответов будет зависеть осведомленность мужа о сегодняшнем
происшествии, но все было напрасно. Лита клялась, что ничего не знает о
брате.
мне поддерживать с ним знакомство.
гостя. Женщина заплакала и сказала, что ночной гость - надзиратель из
государственной сукновальни, и что он грозил мужу большими
неприятностями...
полчаса из соседнего дома приволокли доносчика; якобы уехавший муж Литы
кушал с ним вино. Нан приказал принести палки, и начался великий гвалт.
Муж с женой упали в ноги Нану, сознаваясь, что решили проучить
сластолюбца. Надзиратель же начал кричать, что муж - вор, а жена -
воровка, и что его соблазнили за честность.
заботам.
закоулках юридически не существовавшего Нижнего Города. Воровские притоны
и состоятельные дома попрятались за безглазыми стенами; вывески над
мастерскими были лживей казенных докладов; а хозяева кабачков, скупясь на
установленные талисманы, вешали над входом черт знает какую мерзость,
сторгованную по дешевке у черных колдунов, - сиречь колдунов, не
приписанных к государственному цеху гадальщиков и ворожеев; водопровода не
было, и улицы пропахли мочой и отбросами, - то, что в деревне было
удобрением, в городе превращалось в вечный источник эпидемий.
но благожелатели Кархтара работали чище правительственных и вовремя
предупреждали его о налетах.
грядущего дня. У Западных, только что открытых стражей ворот, толпилась,
густея с каждой минутой, куча народа. Нан подъехал и спешился: толпа
расступилась, пропуская людей замка и закона. Слева от ворот, привалившись
к стене и разбросав ноги в грубых конопляных башмаках с завязочками, сидел
человек. Растрескавшаяся от зноя земля под ним, взмокнув, пошла грязцой. К
человеку ножом была приколота записка, напоминавшая небывалый знак
Суворов Виктор
Марко Джон
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Майер Стефани
Шилова Юлия