Чтение 21–й страницы книги ~Жизнь насекомых~

сказал Максим.

- А я-то думаю, чего это у тебя изо рта так воняет?

Максим остановился и открыл было рот, но вспомнил, что хотел одолжить
у Никиты плана, и сдержался. Никита всегда так себя вел, когда чувствовал,
что у него скоро попросят травы.

- Ты, Никита, прямо как участковый стал, - мягко сказал Максим. - Тот
тоже жизнь объяснял. Ты, говорил, Максим, на производство идти не хочешь,
вот всякую ерунду и придумываешь.

- Правильно объяснял. Ты от этого участкового отличаешься только тем,
что когда он одевает сапоги, он не знает, что это эстетическое
высказывание.

- А сам ты кто? - не выдержал Максим. - Может, скажешь, не
постмодернист? Такое же говно в точности.

Но Никита уже успокоился, и его глаза подернулись прежней вялой
меланхолией.

- А эта картина хорошая была, - сказал Максим. - "Смерть от
подводного ружья". Она у тебя какого периода? Астраханского?

- Нет, - ответил Никита. - Киргизского.

- Да я же помню, - сказал Максим. - Астраханского.

- Нет, - сказал Никита. - Астраханского - это "Пленные негуманоиды в
штабе Киевского военного округа". У меня тогда был длинный киргизский
период, потом короткий астраханский, а потом опять киргизский. Чего
Горбачеву никогда не прощу, это что Среднюю Азию потеряли. Такую страну
развалил.

- Думаешь, он хотел? - спросил Максим, стараясь увести беседу как
можно дальше от опасной темы. - У него просто не было четкого плана
действий.

Никита не поддержал разговора. Шоссе, по которому они шли, уводило
все дальше от моря; вокруг были только голые холмы, и Максим подумал, что
если опять начнется дождь, спрятаться будет некуда. Он начал замерзать.

- Пошли обратно, что ли, - сказал он. - Эй, пяточку оставь!

Никита затянулся последний раз и отдал Максиму окурок.

- Зачем обратно, - сказал он, - сейчас повернем. Тут напрямик можно
выйти.

От шоссе отходила узкая асфальтовая дорога. Вдоль нее стоял длинный
деревянный забор, за которым возвышались недостроенный санаторий и пара
подъемных кранов. Максим с тревогой подумал, что на дороге могут
встретиться собаки, но когда Никита свернул с шоссе, молча пошел следом.
Вдруг в голову ему пришла неприятная мысль.

- Слушай, Никита, - сказал он, - а чего это мы про банку говорили?

- Это ты про "Вишневый сад" рассказывал.

- Нет, - сказал Максим, - раньше. Про конопляных клопов.

- А. Это коробок травы банкой накрывают и смотрят - если клопы
выползут, значит шухер.

Папироса в руке у Максима издала треск и выпустила длинную и тонкую
струю дыма, похожую на ракетный выхлоп. Максим вздрогнул.

- Так, - сказал он, - а мы почему из дома вышли?

- Стремно стало, - сказал Никита. - Я подумал, а вдруг менты придут?

- Понятно, - сказал Максим и оглянулся. - А ну пошли быстрее.

Он стал таким бледным, что Никита, поглядев на него, испугался и
прибавил шагу.

- Куда спешить? - спросил он.

- Ты что, не понял ничего? - сказал Максим. - Нас сейчас брать будут.

Тут дошло и до Никиты. Он прибавил шагу, оглянулся и увидел на шоссе
тормозящий у развилки желтый джип с голубой полосой вдоль борта - к
сожалению, эти цвета сейчас не имели к независимой Украине никакого
отношения.

- Стой, - сказал Никита и поглядел на Максима безумными глазами, - мы
так не уйдем. Они на машине.

- А что ты предлагаешь?

- Давай ляжем у обочины и притворимся мертвыми. Они тогда мимо
проедут и сделают вид, что нас не видят. На фига им лишнее дело заводить?

- Совсем рехнулся, - сказал Максим. - Надо спрятаться.

- А где здесь спрячешься?

- На свалке, - сказал Максим.

Слева от дороги начиналась огромная свалка. Точнее, это была не
совсем свалка, а загаженная до невозможности площадка, на которой устроили
склад стройматериалов - плит разных размеров и формы, бетонных кубов и
труб, но мусора на ней было гораздо больше. Максим оглянулся и увидел, что
милицейский джип свернул с шоссе на дорогу, по которой они с Никитой
только что прошли.

- Бегом, - прошептал Максим и кинулся в щель между двумя рядами плит.
Никита побежал следом. Сзади послышалось урчание приближающегося мотора, а
потом стихло.

- Из машины вышли! - взвизгнул Максим, поскользнулся на мокрой доске,
упал, вскочил на ноги, завернул еще за одну кладку плит и нырнул в пустую
бетонную трубу, лежавшую на сырых досках перед огромной горой пустых
ящиков. Никита последовал за ним. Труба была диаметром почти в два метра,
так что не надо было даже особенно пригибаться; Максим с Никитой пробежали
ее всю и остановились, шумно дыша, у тупика, где стены смыкались резким
конусом, в центре которого оставалось отверстие примерно с голову.

- Они нас видели? - спросил Никита.

- Тише! - прошептал Максим.

- Не услышат, - сказал Никита. - Тут просто акустика такая. Не теряй
голову.

- Кто голову теряет? - сказал Максим. - Я? Это я, что ли, предложил
мертвым притвориться, как эти клопы?

Никита ничего не сказал и поглядел на дыру выхода - она белела метрах
в пятнадцати и казалась совсем небольшой. В трубе было сыро. Никита
перевел взгляд на Максима. Когда тот задумывался, его лицо менялось,
теряло обычное выражение вежливого достоинства и становилось похожим на
протез - таких лиц было очень много на фотографиях из архива министерства
водного хозяйства СССР, часть которого случайно попала к Никите в
результате сложных двойных и тройных плановых обменов.

- Полчасика подождем, - сказал Максим, - а потом можно будет вылезти
посмотреть. Тебя как, тащит еще?

- Ага, - сказал Никита.

- Меня тоже. Крутой. Я у тебя займу два корабля?

Никита кивнул.

- Черт, - сказал Максим, зная по опыту, что после условного согласия
Никиты надо как можно быстрее перевести разговор на другую тему, - пилотку
потерял. Наверно, когда поскользнулся.

- Нет, - попался Никита. - Ты ее раньше снял. Посмотри в карманах.

Максим полез в карман и вынул оттуда пачку "Казбека".

- Я тут одну вещь осознал, - сказал он. - Что папиросы "Казбек" на
самом деле никакой не "Казбек".

- Почему?

- А посмотри. Написано "Казбек", а что нарисовано?

- Гора Казбек.

- Так это задний план, - сказал Максим. - Можно сказать, фон. А на
переднем плане что?

Никита поглядел на пачку так, словно первый раз в жизни ее видел.

- Действительно, - сказал он.

- Вот то-то и оно. Черный всадник. А ты когда-нибудь думал, что это
за черный всадник на переднем плане?

- Завязывай, - сказал Никита. - Опять думка начнется.

Максим собрался было что-то сказать, но Никита поднял палец.

- Тихо, - прошептал он.

Снаружи послышались голоса и сразу смолкли. Несколько минут было
тихо, а потом Максим услышал ритмичный стук, словно кто-то постукивал
пальцами по столу. Звук приближался, и скоро стало ясно, что это удары
конских копыт. Дробное перестукивание несколько раз облетело вокруг трубы
и стихло.

- Слушай, - приподнимаясь, сказал Максим, - по-моему, это мы зря в
панику ударились. Чего стрематься? У нас и плана с собой больше нет. Пошли
отсюда?

- Пошли, - согласился Никита и тоже встал с пола.

И вдруг в трубу подул ветер. Сначала его еще можно было принять за
обычный сильный сквозняк, но не успел Максим сделать несколько шагов, как
ветер достиг такой силы, что сбил его с ног и потащил назад. Никита
удержал равновесие и даже прошел еще несколько метров, сильно наклонясь
вперед, но ветер усилился до того, что старые дощатые ящики, лежавшие
перед круглой дырой выхода, стали срываться с места и катиться в трубу. От
трех или четырех Никита увернулся, но ветер заставил его опуститься на
четвереньки и ухватиться за выбоины в бетоне. Он оглянулся. Максим лежал в
самом конце трубы, уже заваленный ящиками, и небольшая черная дырка над
его головой страшно гудела, засасывая воздух. Максим закричал, но Никита
ничего не разобрал, потому что воздушный поток относил все слова назад.
Мимо пролетело еще несколько ящиков, а потом один из них ударил Никиту по
рукам, он разжал пальцы и вместе с ящиками покатился в конец трубы. Ветер
стал еще сильнее, и ящики уже не катились по трубе, а летели в ней,
сталкиваясь друг о друга и ломаясь о стены. Никита закрыл уши ладонями и
зажмурился, чувствуя, как гул становится все громче и тонкие доски со всех
сторон вдавливаются в его тело и трещат. Ветер стих так же внезапно, как
начался.

- Эй, - крикнул Никита, - Максим! Ты живой?

- Живой, - ответил Максим. - А ты где?

- Тут, где же еще, - ответил Никита.

Спина Максима упиралась в крутой бетонный скос, а все остальное
окружающее пространство было загромождено переломанными ящиками так