свое отношение к написанному там. Мы все жалели Уолтера и
в то же время чувствовали облегчение при мысли о том, что
это был просто несчастный случай. Я разузнал также, что мы
с ним были дальние родственники, фамилия моей бабушки была
Брант.
друга, чтобы предотвратить в дальнейшем непредвиденные
случаи.
что нас было восемь человек, умевших говорить при помощи
мысленных образов. Были и другие, иногда посылавшие мыслен-
ные образы, но такие слабые и ограниченные, что их трудно
было уловить. Они были подобны людям, не совсем слепым,
способным отличать день от ночи. Случайные мысленные
образы, которые мы воспринимали от них, были непроизволь-
ными, и такими неопределенными, что утрачивали смысл.
Майкл, живущий в трех милях к северу, Салли и Кэтрин, чьи
дома находились на соседней ферме, в двух милях от нас,
Марк, в девяти милях от нас, Энн и Рэчел, сестры, жившие на
большой ферме, в полутора милях на запад. Энн было тринад-
цать лет, она была старше всех, а самым младшим был
погибший Уолтер Брант.
объединению. Оно увеличивало чувство взаимной поддержки.
Постепенно я обнаружил, что тексты и предупреждения против
мутантов на стенах действуют на меня все меньше. Не то,
чтобы воспоминания о тете Гэррист и Софи ослабели, нет, они
все время были у меня в памяти, но уже не пугали, как
раньше.
было обдумать.
немного письма, чтение простых книг, библии и "Покаяний",
которые, особенно последнее, было совсем не легко понять,
элементарная арифметика. Не очень большой багаж знаний.
Очевидно, это не удовлетворило родителей Майкла, и они
отправили его в школу, в Кентак. Здесь он стал изучать
множество вещей, о которых наши старушки не имели понятия.
Естесственно, что он захотел рассказать об этом нам.
Вначале мысли его были не очень ясны, так как расстояние
сильно увеличилось. Но потом, после нескольких недель тре-
нировки, они стали яснее, и он смог каждый вечер рассказы-
вать нам новости. Некоторые вещи, которые он сам не совсем
понял, становились яснее, когда мы все задумывались над
ними, так что мы тоже помогали ему. Нам было приятно
узнать, что он лучший ученик в классе.
помогало разобраться в непонятных вопросах, и я стал лучше
понимать то, что раньше говорил мне дядя Аксель. Но смысл
его книжек все еще был неясен. Вернее, я не мог понять
отдельных прочитанных тогда мест. Дядя Аксель тоже не мог
объяснить их, а отвечал, что мы слишком мало знаем об
истории древних.
сложностей, и мы уже никогда от него не освободились. Я
рассказал всем о написанном в книжках дяди Акселя, но не
упомянул про то, что это его книжки. Однако, ясности наши
общие рассуждения на этот раз не дали. Очень скоро нам
стало трудно поддерживать внешность былого невежества.
Приходилось сдерживать себя и сохранять молчание перед
лицом простейших ошибок, терпеливо слушать глупые рассуж-
дения, основанные на ошибках, выполнять работы обычным
путем, зная, что есть гораздо лучший путь...
чания, вызывающие подозрительные взгляды, нотки нетерпения
в разговорах с теми, кто должен внушать уважение своими
глубокими, как думали остальные, познаниями, неосторожные
догадки. Но ошибок было немного, потому что теперь мы яснее
понимали опасность. Каким-то образом, благодаря осторожнос-
ти, удаче и быстрой сообразительности, мы избежали прямых
подозрений и прожили последующие шесть лет без чувства
обостренной опасности.
вместо восьми стало девять.
казалась такой нормальной. Мы даже не подозревали, что она
одна из нас. Петра была хорошеньким ребенком, милой девоч-
кой с золотистыми локонами. Я до сих пор вижу ее в ярком
платье, бегающую туда и сюда, всюду таскающую покорную
куклу, которую она страстно любила. Она и сама была похожа
на куклу, но склонную, как все остальные дети, часто
падать, плакать и хихикать, а иногда надолго задумчиво
умолкать. Я любил ее, впрочем, ее любили и баловали все,
даже отец. Ничто в ней не казалось мне необычным, пока не
произошло это...
мужчин, вытянувшись в цепочку. Я только что передал косу
другому, и устроил себе передышку, помогая ставить копны,
как вдруг меня словно чем-то ударило... Ничего подобного я
раньше не испытывал. Только что неторопливо и довольно
спокойно я обвязывал и укладывал снопы, и тут будто что-то
взорвалось у меня в голове. Видимо, я даже пошатнулся.
Затем началась боль, ужасная боль, будто мне в мозг впился
рыболовный крючок. Несмотря на удивление, вызванное вне-
запным ощущением, я почувствовал, что не могу контролиро-
вать собственные поступки. Я отбросил серп, который держал
в руках, и бросился бежать вниз по полю, к реке. На бегу,
превозмогая боль, я попробовал связаться с кем-нибудь, но
оглушительный шум в моей голове не позволил этого сделать.
Подбегая к небольшому мостику, построенному через реку, я
увидел, что навстречу мне, со стороны усадьбы Энгуса Мор-
тена, бежала Розалинда.
краю омута, и прыгнул. Я оказался рядом с Петрой. Она
тонула, запутавшись в подводных стеблях. В несколько
взмахов я добрался до нее и схватил под руки.
совсем исчезло. Я подтянул ее к берегу, где было удобно
выбираться. Нащупав дно, я увидел Розалинду, беспокойно
глядящую на меня сквозь ветви кустарника.
меня за руку. - Кто способен сделать это?
траву. Она была сильно утомлена и не совсем пришла в себя,
но оказалось, что никакого серьезного вреда для себя она не
получила.
стороны. Мы удивленно смотрели на вымокшее платье и ее
потемневшие кудри. Потом удивленно посмотрели друг на
друга.
что она одна из нас.
протирая виски.
что она, как и мы, не такая, как все остальные. Но она что-
то большее, чем мы. Никто из нас не смог бы так приказать.
с противоположного берега, удивившись, почему Розалинда
побежала из дома, будто он был охвачен огнем. Я поднял
Петру, чтобы отнести ее домой. Один из рабочих с поля
спросил:
на полпути к Кентаку услышал бы крики.