насмерть перепуганный, взъерошенный, с заспанными глазами человечек, зябко
кутающийся в пальто. Дежурный за столиком с телефоном вскочил и браво
гаркнул:
следователь!
повестки, велели доставить немедленно...
доставить немедленно, черт вас подери! На завтра, на десять утра! - Он
взглянул на бледно улыбающегося Эйно Саари и на белые тесемки кальсон,
свисающие у него из-под брючин, затем снова посмотрел на дежурного. - И
остальных сейчас привезут? - спросил он.
и сделал.
Переведут вас на улицу - сумасшедших по утрам загонять, - наплачетесь вы у
меня тогда... Ну что ж, - произнес он, обращаясь к Саари. - Раз уж так
получилось, заходите...
начало первого ночи. Надежда хорошенько выспаться перед завтрашним тяжелым
днем печально испарилась.
перелистал огромную кипу протоколов, донесений, отношений и экспертиз,
отыскал лист с прежними показаниями Саари (43-х лет, саксофонист 2-го
городского театра, разведен) и еще раз пробежал глазами. - Ладно, -
повторил он. - Мне, собственно, требуется кое-что уточнить относительно
ваших показаний, которые вы давали в полиции месяц назад.
вперед и каким-то женским движением придерживая на груди распахивающееся
пальто.
вошла в двадцать три часа сорок минут восьмого сентября нынешнего года в
так называемое Красное Здание, имевшее тогда находиться на улице Попугаев
в промежутке между гастрономическим магазином номер сто пятнадцать и
аптекой Штрема. Вы подтверждаете это показание?
даты... Точной даты я уже не помню, все-таки месяц с лишним прошел...
показаниями это совпадает... Теперь у меня к вам просьба: опишите снова и
поподробнее это самое так называемое Красное Здание...
темно-красный, как казарма, вы понимаете меня? Окна, знаете ли, такие
узкие, высокие. На нижнем этаже все они закрашены мелом и, как сейчас
помню, не освещены... - Он опять немного подумал. - Вы знаете, насколько я
помню, там вообще не было ни одного освещенного окна. Ну, и... вход.
Каменные ступени, две или три... Тяжелая такая дверь... медная такая
старинная ручка, резная. Элла ухватилась за эту ручку и с таким, знаете
ли, усилием потянула дверь на себя... Номера дома я не заметил, не помню,
был ли номер... Словом, общий облик старинного казенного здания,
что-нибудь конца прошлого века.
этой улице Попугаев?
оттуда, в тех краях не бываю, а в этот раз как-то так получилось, что я
решил Эллу проводить. У нас была вечеринка, я за ней... м-м-м... ну,
немножко ухаживал и пошел ее провожать. Мы очень мило беседовали по
дороге, потом она вдруг сказала: "Ну, пора расставаться", поцеловала меня
в щеку, и не успел я опомниться, как она уже нырнула в этот дом. Я,
признаться, подумал тогда, что она там живет... - Понятно, - сказал
Андрей. - На вечеринке вы, вероятно, пили?
- врачи не рекомендуют.
поражает воображение, так что оно и сейчас как бы стоит у меня перед
глазами. Там была такая черепичная крыша и три довольно высокие трубы. Из
одной, помнится, шел дым, и я подумал еще тогда, как у нас все-таки много
еще сохранилось домов с печным отоплением...
чуть подался вперед и пристально, значительно сощуренными глазами
уставился на Эйно Саари, саксофониста:
обнаружила экспертиза, вы, находясь на улице Попугаев, никак не могли
видеть ни крыши, ни печных труб трехэтажного здания.
растерянно забегали.
освещается вообще, и поэтому совершенно непонятно, каким образом в
кромешной ночной темноте, за триста метров до ближайшего фонаря, вы
различили такую массу деталей: цвет здания, старинный кирпич, медную ручку
на двери, форму окон и, наконец, дым из трубы. Я хотел бы узнать, как вы
объясняете эти несообразности.
он судорожно глотнул всухую и проговорил:
голову не приходило...
улице Попугаев было совершенно темно! Не то что домов - тротуара под
ногами не видно было... И крыша... Я же стоял у самого дома, у крыльца...
но я совершенно отчетливо помню и крышу, и кирпичи, и дым из трубы - такой
белый ночной дымок, как будто освещенный луной...
прикосновениями... этакое хитрое сплетение цветов, листиков... Я бы мог ее
сейчас нарисовать, если бы умел рисовать... И в то же время темнота была
абсолютная - я лица Эллы не различал, только по голосу чувствовал, что она
улыбается, когда...
прижал руки к груди.
голове сейчас сумятица, но я отчетливо понимаю, что свидетельствую против
себя, навожу вас на подозрения. Но я - человек честный, родители мои были
честнейшие, глубоко религиозные люди... Все, что я вам сейчас говорю, есть
полная и чистейшая правда! Все именно так и было. Просто раньше мне это не
приходило в голову. Была кромешная тьма, я стоял у самого дома, и в то же
время я помню каждый кирпичик, а черепичную крышу вижу так, будто она вот
тут, рядом со мной... и три трубы... И дымок.
вы не сами все это видели? Может быть, кто-нибудь вам об этом
рассказывал?.. До случая с госпожой Стремберг вам приходилось слышать о
Красном Здании?
Элла пропала, когда я ходил в полицию... когда был уже объявлен розыск...
потом было много разговоров. Но до этого... Господин следователь! - сказал
он торжественно. - Я не могу поклясться, что я ничего не слышал о Красном
Здании раньше, до исчезновения Эллы, но я могу поклясться, что ничего не
помню об этом.
нарочито монотонным, казенным голосом, который по идее должен был навеять
на подследственного суконную тоску и ощущение неизбежного рока, движимого
безупречной машиной правосудия.
удовлетвориться вашими показаниями. Элла Стремберг исчезла бесследно, и
последний человек, который ее видел, вы, господин Саари. Красное Здание,
которое вы здесь так подробно описали, на улице Попугаев не существует.
Описание Красного Здания, которое вы даете, неправдоподобно, ибо
противоречит элементарным физическим законам. Наконец, как известно
следствию, Элла Стремберг жила в совершенно другом районе, далеко от улицы
Попугаев. Это само по себе, конечно, не есть улика против вас, но вызывает
дополнительные подозрения. Я вынужден задержать вас впредь до выяснения
ряда обстоятельств... Прошу прочесть и подписать протокол.
поставил свою подпись на каждом листке протокола. Карандаш дрожал у него в
пальцах, узкий подбородок отвис и тоже трясся. Потом он, шаркая ногами,
вернулся к табурету, сел обессиленно и, стиснув руки, сказал:
показания... - Голос у него сорвался, он снова глотнул. - Давая показания,
я сознавал, что поступаю себе во вред. Я мог бы что-нибудь выдумать,
наврать... Я мог бы вообще не участвовать в розыске - никто ведь не знал,
что я ушел провожать Эллу...
Корнев Павел
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Витковский Евгений
Маккэфри Энн