глупостью сияли серии "без слов", биографии каких-то тусклых личностей,
слюнявые очерки из жизни различных слоев населения, кошмарные циклы
фотографий "Ваш муж на службе и дома", бесконечные полезные советы, как
занять свои руки и при этом, упаси бог, не побеспокоить голову, страстные
идиотские выпады против пьянства, хулиганства и распутства, уже знакомые
мне призывы вступать в кружки и хоры. Были там воспоминания участников
"заварушки" и борьбы против гангстеризма, поданные в литературной
обработке каких-то ослов, лишенных совести и литературного вкуса,
беллетристические упражнения явных графоманов со слезами и страданиями, с
подвигами, с великим прошлым и сладостным будущим, бесконечные кроссворды,
чайнворды и ребусы и загадочные картинки...
лелеют, дурака заботливо взращивают, дурака удобряют, и не видно этому
конца... Дурак стал нормой, еще немного - и дурак станет идеалом, и
доктора философии заведут вокруг него восторженные хороводы. А газеты
водят хороводы уже сейчас. Ах, какой ты у нас славный, дурак! Ах, какой ты
бодрый и здоровый, дурак! Ах, какой ты оптимистичный, дурак, и какой ты,
дурак, умный, какое у тебя тонкое чувство юмора, и как ты ловко решаешь
кроссворды!.. Ты, главное, только не волнуйся, дурак, все так хорошо, все
так отлично, и наука к твоим услугам, дурак, и литература, чтобы тебе было
весело, дурак, и ни о чем не надо думать... А всяких там вредно влияющих
хулиганов и скептиков мы с тобой, дурак, разнесем (с тобой, да не
разнести!). Чего они, в самом деле! Больше других им надо, что ли?..
Тоска, тоска... Какое-то проклятье на человечестве, какая-то жуткая
преемственность угроз и опасностей. Империализм, фашизм... Десятки
миллионов загубленных жизней, исковерканных судеб... В том числе миллионы
погибших дураков, злых и добрых, виноватых и невинных... Последние
схватки, последние путчи, особенно беспощадные, потому что последние.
Уголовники, озверелое от безделья офицерье, всякая сволочь из бывших
разведок и контрразведок, наскучившая однообразием экономического
шпионажа, взалкавшая власти... Пришлось вернуться из космоса, выйти из
заводов и лабораторий, вернуть в строй солдат. Ладно справились. Ветерок
перебирает листы "Истории фашизма" под ногами... Не успели вдоволь
повосхищаться безоблачными горизонтами, как из тех же грязных подворотен
истории полезли недобитки с короткоствольными автоматами и самодельными
квантовыми пистолетами, гангстеры, гангстерские шайки, гангстерские
корпорации, гангстерские империи... "Мелкие, кое-где еще встречающиеся
неустройства", - увещевали и успокаивали доктора опиры, а в окна
университетов летели бутылки с напалмом, города захватывались бандами
хулиганов, музеи горели как свечи... Ладно. Отпихнув локтем докторов
опиров, снова вернулись из космоса, снова вышли из заводов и лабораторий,
вернули в строй солдат - справились. Снова горизонты безоблачны. Снова
вылезли опиры, снова замурлыкали еженедельники, и снова все из тех же
подворотен потек гной. Тонны героина, цистерны опиума, моря спирта... и
еще что-то, чему пока нет названия... И снова все висит на волоске, а
дураки решают кроссворды, пляшут фляг, желают одного: чтобы было весело.
Но где-то кто-то сходит с ума, кто-то рожает детей-идиотов, кто-то странно
умирает в ваннах, кто-то не менее странно умирает у каких-то рыбарей, а
меценаты оберегают свою страсть к искусству кастетами... И еженедельники
стараются прикрыть это смрадное болото хрупкой, как меренги, приторной
корочкой благополучной болтовни, а этот дипломированный дурак прославляет
сладкие сны, и тысячи недипломированных дураков с удовольствием (чтобы
было весело и ни чем не надо думать) предаются снам как пьянству... И
снова дураков убеждают, что все хорошо, что космос осваивается небывалыми
темпами (и это правда), что энергии хватит на миллиарды лет (и это
правда), что жизнь становится все интереснее и разнообразнее (и это,
несомненно, тоже правда, но не для дураков), и демагоги-очернители (читай:
люди, думающие, что в наше время любая капля гноя способна заразить все
человечество, как когда-то пивные путчи превратились в мировую угрозу),
чуждые интересам народа, подлежат всемерному осуждению... Дураки и
преступники... Преступники-дураки...
покажем скептиков!
будет сходить потом. Надоело тыкаться вслепую. Я вышел во двор. Было
слышно, как на веранде тетя Вайна кормит Лэна завтраком.
Попробуй только и увидишь, как вкусно...
видишь, вот этот...
губы, болтающуюся ногу в носке. Я вышел за ворота. День опять был ясный,
солнечный, чирикали птицы. Было еще слишком рано, и на пути до "Олимпика"
я встретил только двоих. Они шли рядом по обочине тротуара, чудовищно
дикие в веселом мире свежей зелени и ясного неба. Один был выкрашен
ярко-красной краской, другой - ярко-синей. Сквозь краску проступал пот.
Они дышали с трудом, рты их были разинуты, глаза налиты кровью. Я
непроизвольно расстегнул все пуговицы на рубашке и вздохнул с облегчением,
когда эта странная пара миновала меня.
решительно. Хочет того Римайер или не хочет, но ему придется рассказать
мне все, что меня интересует. Впрочем, теперь Римайер нужен мне не только
для этого. Мне нужен был слушатель, а в этом солнечном бедламе я мог пока
говорить откровенно только с Римайером. Правда, это был не тот Римайер, на
которого я изначально рассчитывал, но и об этом, в конце концов, тоже
нужно было поговорить...
сразу замедлил шаги. Он задумчиво поправлял галстук, откинув голову и
глядя в потолок. Вид у него был озабоченный.
вспомнил. Он медленно сказал:
не собирался, по-видимому, уступать мне дорогу.
номер. У меня сразу заболело плечо.
сегодня, ни в другие дни.
детства.
равно что брат. Давайте вместе зайдем и вместе посмотрим, что могут
сделать для бедняги Римайера его друг и его брат.
исключение...
выглядел слишком уж ловким человеком, даже если учесть мое больное плечо.
Но он все время держал руку в кармане, и хотя я был почти убежден, что он
не станет стрелять в отеле, рисковать мне не хотелось. Тем более, что мне
приходилось слышать о квантовых разрядниках ограниченного действия.
моей физиономии. А Оскар, по-видимому, был достаточно проницательным
человеком. С другой стороны, в карманах у него ничего подходящего явно не
было, и руки в карманах он держал зря. Он отступил от двери и сказал:
накрытый сорванной портьерой, и неразборчиво бредил. Стол в номере был
перевернут, посередине комнаты валялась в луже спиртного разбитая бутылка,
и всюду была разбросана смятая мокрая одежда. Я подошел к Римайеру и сел
так, чтобы не терять из виду Оскара, который встал у окна, опершись задом
на подоконник. Глаза у Римайера были открыты. Я наклонился над ним.
свежая ссадина.
бывает... Ты не обижайся... Мешал очень... Не терплю...