месте. Я предпочел бы обратное - для себя и даже для вас.
воодушевить вас - возразил он - То мне кажется, что я стремлюсь схватить
что-то неуловимое, то я словно обнимаю лед, который замораживает меня,
тая в моих руках.
рассеянный вид, который часто бывал у нее в Отейле.
знатоки смотрят в музеях на драгоценные предметы, которые нельзя унести
с собой.
что он жил с навязчивой мыслью, больше того - с неотступным ощущением,
что она его и не его, что она покорена и непокорима, отдалась и не
принадлежит ему Он жил около нее, совсем близко, но она оставалась все
такой же далекой, и он любил ее со всем неутоленным вожделением души и
тела. Как и в начале их связи, он стал писать ей. Один раз он уже
преодолел с помощью чернил ее добродетель; быть может, с помощью чернил
ему удастся преодолеть и это последнее внутреннее и тайное
сопротивление. Он стал посещать ее реже, зато почти ежедневно твердил в
письмах о тщете своего любовного порыва. Время от времени, когда они
бывали особенно красноречивы, страстны, быстры, она отвечала ему.
часами ночи, были ясны, определенны, хорошо обдуманы, благосклонны,
ободряющи, но приводили в отчаяние. Она прекрасно рассуждала, вкладывала
в них ум, даже фантазию. Но сколько бы он их ни перечитывал, какими бы
ни считал их справедливыми, умными, хорошо написанными, изящными,
лестными для его мужского самолюбия - он не находил в них души, Души в
них было не больше, чем в поцелуях, которые она дарила ему В отейльском
флигельке.
их изучил, что в конце концов постиг причину: ведь в письмах узнаешь
людей лучше всего. Слова ослепляют и обманывают, потому что их
сопровождает мимика, потому что видишь, как они срываются с уст, а уста
нравятся и глаза обольщают. Но черные слова на белой бумаге - это сама
обнаженная душа.
пользоваться пером для решения всевозможных повседневных дел мужчине
часто удается скрыть свой характер за безличным - деловым или
литературным - слогом. Но женщина пишет почти только для того, чтобы
поговорить о себе, и в каждое слово вкладывает частицу своего существа.
Ей неведомы ухищрения стиля, и в простодушных выражениях она выдает себя
целиком. Он припоминал письма и мемуары знаменитых женщин, прочитанные
им. Как отчетливо выступали там все они - и жеманницы, и остроумные, и
чувствительные! А письма г-жи де Бюрн его особенно поражали тем, что в
них никогда незаметно было ни малейшей чувствительности. Эта женщина
мыслила, но не чувствовала. Он вспоминал другие письма. Он получал их
много. Одна мещаночка, с которой он познакомился во время путешествия,
любила его в течение трех месяцев и писала ему прелестные письма, полные
трепета, остроумия и неожиданностей. Он удивлялся гибкости, красочному
изяществу и разнообразию ее слога. Чем объяснялся этот дар? Тем, что она
была очень чувствительна, и только. Женщина не выбирает выражений: их
подсказывает ее уму непосредственное чувство; она не роется в словарях.
Когда она сильно чувствует, она выражается очень точно, без труда и
ухищрений, под влиянием своей изменчивой искренности.
которые она писала ему. Она писала мило и тонко. Но почему у нее не
находилось для него ничего другого? Он-то ведь нашел для нее слова,
правдивые и жгучие, как уголья.
желанный почерк и, узнав его, испытывал невольный трепет, сердце его
начинало биться. Он протягивал руку и брал письмо Снова смотрел на
адрес, потом распечатывал конверт. Что она ему скажет? Будет ли там
слово "любить"? Ни разу она его не написала, ни разу не произнесла, не
добавив "очень". "Я вас очень люблю". "Я вас горячо люблю". "Разве я не
люблю вас?" Он хорошо знал эти выражения, теряющие значение от того, что
к и"м прибавляется. Могут ли существовать различные степени, когда
находишься во власти любви? Можно ли судить, хорошо ли ты любишь или
дурно? Очень любить - как это мало! Когда любишь, - просто любишь, ни
более, ни менее. Это не нуждается ни в каких дополнениях. Сверх этого
слова невозможно ничего ни придумать, ни сказать. Оно кратко, оно
самодовлеюще. Оно становится телом, душою, жизнью, всем существом. Его
ощущаешь, как теплоту крови, вдыхаешь, как воздух, носишь в себе, как
Мысль, потому что оно становится единственной Мыслью. Кроме него, ничего
не существует. Это не слово - это невыразимое состояние, изображенное
несколькими буквами. Что бы ты ни делал, ты ничего не делаешь, ничего не
видишь, ничего не чувствуешь, ничем не наслаждаешься, ни от чего не
страдаешь так, как прежде. Мариоль стал жертвою этого короткого глагола;
и его глаза пробегали по строчкам, ища хоть признака нежности, подобной
его чувству. Но он находил там только то, что позволяло сказать себе:
"Она очень меня любит", - но не воскликнуть:
поэтический роман, начавшийся на горе Сен-Мишель. Это была любовная
литература, а не любовь.
отчаяния листки и садился в кресло. Он провел в нем уже немало тягостных
часов.
и повторять все одно и то же. К тому же она переживала полосу светских
волнении, и Анд-ре чувствовал это с той острой болью, которую причиняют
страждущим сердцам мелкие неприятности.
Париж, и все ночи напролет по городу катили фиакры, кареты, за поднятыми
стеклами которых мелькали, как белые видения, облики нарядных женщин.
Все веселились; только и было разговору, что о спектаклях и балах,
утренних приемах и вечерах. Эта жажда удовольствий, словно поветрие,
внезапно охватила все слои общества и коснулась г-жи де Бюрн.
красота имела шумный успех. Граф фон Бернхауз познакомил ее с женою
посла, княгиней фон Мальтен, которую она сразу и окончательно пленила.
Она в короткий срок стала ближайшим другом княгини и через нее быстро
расширила свои связи в самых изысканных дипломатических и великосветских
кругах. Ее изящество, обаяние, ум, элегантность, ее редкое остроумие
способствовали ее быстрому триумфу, сделали ее модной, выдвинули в
первый ряд, и самые знатные женщины Франции пожелали бывать у нее.
тротуара на улице генерала Фуа, и лакеи теряли голову, путая герцогинь с
маркизами, графинь с баронессами, когда провозглашали эти громкие имена
в дверях гостиных.
чувство, что она стала одной из тех любимиц, одной из тех избранниц,
которых Париж приветствует, обожает, боготворит, пока длится его
увлечение, чувство радости от сознания, что ее лелеют, зовут,
приглашают, что ею любуются, что она всюду желанна, вызвали в ее душе
острый приступ снобизма.
объединил всех ее старых друзей. Даже Френеля они приняли, зачислили в
свои ряды, и он стал силой в этой лиге, а возглавил ее Мариоль, так как
всем было известно его влияние на г-жу де Бюрн и ее расположение к нему.
светских успехов, испытывал чувство ребенка, который видит, как улетает
красный воздушный шар, выпущенный им из рук.
уходит далеко-далеко от сладостного тайного чувства, которого он так
жаждал, и он ревновал ее ко всем и ко всему, к мужчинам, к женщинам, к
вещам. Он ненавидел весь ее образ жизни, всех, кто ее окружал, все
празднества, где она бывала, балы, музыкальные собрания, театры, потому
что все это по частицам отнимало ее, поглощало ее дни и вечера, и для
общения с ним у нее оставались лишь редкие свободные часы. Его так
мучила эта затаенная обида, что он едва не заболел, и он стал являться к
ней с таким осунувшимся лицом, что она как-то спросила:
умирают. Наконец, все наши друзья завидуют вам, и это доказывает, что в
конечном счете я отношусь к вам не так уж плохо.
вашему сердцу?
Корнев Павел
Трубников Александр
Афанасьев Роман
Самойлова Елена
Корнев Павел
Никитин Юрий