приветствовали солнце колокола на Софийской стороне. В доме начинали
вставать.
останавливали прямо на той стороне, у Неревского конца, - то, что шло
Дмитру, - чтобы не перегружать два раза. Прочее сгружали на Славенском
берегу и свозили в амбары.
разгоряченных работой: <Грязи-то наносят!> Девки бегали, перешучивались с
гостями - им развлечение. Домаша и стряпала и отпускала муку, солод, мясо,
овощи. Отрываясь на миг, забегала к сыну поглядеть: как? Мимоходом
строжила Онфима, который чуть не под колеса возов лез.
грузить тяжелые крицы и неподъемные пруты железа, поспевали тут и там
одновременно.
беспокоясь за Нездила, не утерпел, о полдень поскакал туда верхом на
жеребце - проверять записи. Радько недовольно качнул головой:
себя обсчитать не даст!
залюбовался и придержал коня.
взад и вперед. Весла дробили воду в тысячи сверкающих осколков, так что
больно становилось глазам, и весь Волхов казался от того в сплошной
серебряной парче. На вымолах-пристанях вовсю скрипели блоки, подымая и
опуская на смоленых канатах тюки фландрских сукон, полотна, двинской
пушнины, кож. По сходням выкатывали бочки с сельдями и вином, грузили
воск, зерно, мед и посуду. Пахло рыбой, смолой и нагретой солнцем
древесиной.
развихрилась, потное лицо блестело на солнце, как кованое. Грозно,
покрывая шум и глухое клацанье железных криц, зычал он, и тотчас бросались
послушные мановению руки братчинники поднять, пособить, поправить. Красиво
поворачивались на осях хитрые, смастеренные Дмитром вороты, крицы плыли
над обрывом, чередою ложась на помост, и груженые телеги шли без перерыва,
одна за другой. Олекса даже прищелкнул от удовольствия.
младшего - чем-то помогал брату. Нездил, вроде бы даже и ненужный здесь,
мельтешил внизу, у ладей. Олекса спустился под кручь, бегло проверил
Нездиловы вощаницы. У Нездила и правда все было благополучно. Невольно
Олекса подумал, что сплутовать не даст не Нездил Дмитру, а, наоборот,
Дмитр Нездилу. Кивнув приказчику - продолжай! - Олекса выбрался снова на
угор, полюбовался еще раз слаженной работой подъемных воротов и,
перемолвившись с Дмитром, во весь опор поскакал обратно, укоряя себя, что
даром потерял два часа.
поломалась, мне ся надвое не разорвать!
дорогу. Станята с корелом бестолково бились над ним. Тихо, сжав зубы,
ругнулся Олекса, да так, что подскочил Станька, заморгал растерянно.
расходившегося хозяина:
страшное напряжение. Живо накидали, как дрова, увесистые крицы... Всех
загонял Олекса, сам работал, как дьявол, рубаха - выжми, а справились.
Вновь двинулись один за другим тяжелые возы. Не разбирая старшинства, пили
мужики по очереди квас, что принесла Любава. Домаша что-то прокричала с
крыльца - махнул рукой, оборотился тылом: не остыл еще. Любава и здесь
нашлась, сбегала, узнала.
воз.
набились мужики, сразу стало жарко, запахло мужским потом, отсыревшею
обуткой, железом. Ульяния только показалась гостям, пригласила. После
сослалась на нездоровье, вышла.
за стол садились по-своему, все вместе. Немцы, те не так: господин со
слугой николи за один стол не сядут, а этим, наоборот, обидно, коли не
вместях. Больше за столом людей, больше почета.
стола. Красная и синяя отделка на одежде, серебряные головные обручи и
наборные узоры широких корельских поясов с коваными сквозными фигурками
птиц и дорогой оправой поясных ножей показывали их знатность. Среди прочих
ближе к началу стола посадили старика в простой холщовой одежде, к
которому все меж тем относились с особым уважением. Девки уже раньше
приметили, что корелы не нагружали его тяжелой работой.
набольший, по портам-то поглядеть!
чего тебе? Ты по-корельски не разумеешь.
хозяином, а самой словно обидно стало. Почему она не на Домашином месте?
Уж сейчас бы у печки да кладовой, как та, не боярилась, товар приняла бы
лучше кого другого!
Олексы, переводя глаза с Любавы на Домашу.
продолжал он по-корельски, привлекая Домашу одной рукой и похлопывая по
бедрам: - Гляди!
нового гостя: не перехватили бы другие купцы; давеча вон нож подарил,
укладный, с насечкой золотой и серебряной рукоятью. Знала, что надо и ей
приветить корела, а переломить себя не могла. Не нравился ей сейчас Олекса
- будто и впрямь жену продает, все нажива на уме!
постелю стлать!
лавках в горнице. Ваивасу, Иголаю и Мелиту постелили особо.
корелам. Олекса изо всех сил старался все, что надо, достать сам, чтобы не
тратить серебра. Сидели впятером: он, Радько и три корела, - торговались
долго и упорно. Кричали, ссорились, улаживались, сорок раз били по рукам.
Наконец урядились во всем. День еще отдыхали корелы. Ходили по
Нову-городу, отстояли службу в Святой Софии, толкались на торгу: закупали,
что нужно и не нужно, - глаза разбегались от обилия товаров, со всех
земель свезенных на новгородский торг.
домашние Олексы собрались тоже - охота было послушать певца. Зашла и мать
Ульяния, немного понимала по-корельски - муж и сын торговлю вели.
печь, притаились.
раскачиваясь, запел.
полугоду ночь, одни колдуны живут! - объяснил Олекса, вполголоса переводя
непонятные корельские слова. Домаша слушала певца, как обычно, полураскрыв