остальные...
хотя даже бегали на княжую пристань, глядели на бочки и кули с товаром,
суету мужиков, что носили, катали, таскали и перегружали, не обращая
никакого внимания на будущих храбрых воинов. По дороге домой их ловили
криушкинские, и приятели спасались от них по кустам...
Яшку отдали в Переяславль к сапожнику, учиться ремеслу. Степка Линь все
деятельнее помогал отцу, втягивался в хозяйство - все они, прохорчата,
были работящие - и все реже вспоминал ихние с Федей замыслы.
дома с братом, тоже некогда стало бегать по оврагам. Грикша учился упорно
и в свободное время помогал священнику в церкви, так что матка все чаще
перекладывала хозяйственные работы с него на Федора. Федя и вовсе бы
бросил книгу, кабы не Грикша. Он нет-нет да и говорил матери, строго
сдвигая брови:
поленья, ворча на Грикшу, как когда-то ворчала на батю: <Ирод, на мою
голову!> - дала подзатыльник Проське, та завыла.
не принесла, где-ка слонялась полдня!
Проська, - пошли до кухмерьских пожен, а дождик пошел, мы и сели под елку,
а потом побежали, глядим, а она-то и вышла из-под елки, и мы бяжим, а она
так идет плавно...
ета русалка дошла до осинника и пропала там. Мы и не смели никуда пойти.
и горестно подпершись рукой, она неподвижно уставилась перед собою,
мысленно пересчитывая нынешний небогатый урожай.
будем? Как дожить-то до новины?
скудный свет, разбирал <Устав праздничной службы>. - Никанор ищет
паренька. Может, Федю отдать ему? - предложил он, не отрываясь от книги.
иногда заходил к ним посидеть, побалакать, и необидно подшучивал над
Федей. Дети у Никанора были уже взрослые мужики и все <в разгоне>: один по
кирпичному делу, другой по кровельному, третий кузнечил в Переяславле, и
собирались домой они только на праздники.
так стар, как ему казалось. Он просто рано поседел и рано начал лысеть. Но
десятилетнему мальчишке Никанор, с его круглой, как у Николы-угодника,
бородою, большелобый и морщинистый, казался уже дряхлым старцем. Никанор
ходил косолапя, на кривоватых коротких ногах, и так же косолапо, носками
внутрь, слегка переваливаясь, ходили-бегали его взрослые сыновья. Когда
они, жаркие от выпитого пива, веселые, с женами и детьми набивались в
Никанорову избу, хлопали по спине Никанориху, а та, притворно гневаясь,
лупила их чем попадя, подымался шум и гам, а Никанор лучился весь,
вскрикивая, правил застольем и весело сыпал неподобные слова. А напившись,
свирепо таращил светлоголубые глаза в красных прожилках и начинал спорить
и хвастать:
нужно мужиков, што медведь! Он и один бревно здымет!
только Чуха кривой обарывал! А боле никто!
ноги и растирал лаптем. А Никанориха опять ругала деда, что не отойдет
плевать к печному углу.
осмотрел Федин топор, пощелкал, похвалил, спросил:
отца лежал в коробьи без дела.) Не сильно ярый топор! - заключил Никанор.
- Ярый топор хуже...
скамью и вложив топор в держалку, водил и водил по крутящемуся камню,
словно очищая топором с точила бегучую ленту воды, подымал лезвие к носу,
проверяя, снова опускал, наконец, когда Федя уже совсем вымотался,
разрешал:
при князь Александре на Клещине терем клали, дак боярин первым делом:
<Покажь топоры!> Топор поглядит, похвалит: <Мастер!> Вот! - Никанор клал
топор лезвием и кончиком рукояти на бревно. - Так нужно! Помни! Без
снаряду нет мастера! - И, усмехаясь, добавлял: - Без снаряду и вошь не
убьешь, н°готь нужон!
хитро, вагами, поворачивать тяжелые стволы, закатывая их друг на друга и
легко вращая на весу. Сразу поставил затесывать комли, <сомить>.
легкую зарубку-затес на бревне. - Счас оборотим, обрубим, а потом будем
палажать второе дерево...
как криушкински плотники ровняют ряд <по воды> - глядя на озеро...
Федюха, какая у меня напарья? Ни у кого такой нет!
сразу понимал, вопросительно взглядывал в доброе, хитро сморщенное лицо
старика.
пояснял Никанор. - А так, через топор, не гляди, накривишь!
сил.
будешь, не сомни топора!
Феде:
похвалил, за третье выругал:
проскребал след, докуда рубить.
готовно брался опять за вагу.
нравилось ему и раньше. Теперь же, когда открывались потаенные трудности
ремесла, о которых, глядя со стороны, он и не догадывался, начинало
нравиться еще сильней. И, глядя на положенные ими три венца, он уже и сам
видел будущую клеть как бы готовой и говорил дома, что житница у них
<красовитая будет!> А потом повторял к месту и не к месту любимую
Никанорову пословицу: <Не клин да не мох, дак и плотник сдох!>
хороших мастеров, и тех, кто жил в соседних деревнях, и покойных,
<старопрежних>. Он, кажется, помнил про каждый большой дом: кто, когда и с
кем его клал, какие мастера что рубили... Рассказывал, как еще в
Никаноровой молодости клали они терем богатому купцу на Переяславле и
хозяин сам проверял - ощупывая руками каждый ряд - хорошо ли уложен мох.
ему в паз, мохом прикрыли, он и не почуял, хитро сделали. Ну, погодя
говорим: <Глянь, хозяин, што у тя тут!> Он помолчал, ушел к себе. Погодя
несет корчагу с медом. Вот, говорит, мужики. Сегодни пейтя, а потом уж на
вашу совесть, говорит... И боле не проверял.
снежинки. Никанор хотел обязательно свести кровлю до снегов, да и уговор
такой был с боярином.
сквозистый в ожидания снега, нагребали муравьиные кучи.
куды-то там уходят в землю, у них там и еда и все. Видал белые яйца? Это
ихний корм. Муравейник и зимой можно брать, николи не промокает, сверху
только корка у его сделатся. Медведь-шатун, быват, пробьет сбоку дыру
лапой, выгребет, залезет туда и спит. Мы о прошлом годе за Мауриным
пятнали дерева, и большо-ой муравейник! Ну и ето дерево тоже запятнали. А
потом Санька Шевляга пошел да и видит: следы-то идут, он там, в
муравейнике и сидел! Знатье бы, говорит, обухами забить можно! Зимой у его
мясо сладкое, а вот летом уж не такой вкус в ем. Большо-ой зверь! А не ест
всю зиму и не худеет он! Он лапу сосет, жир у его к осени на подошвах, и