человеке, божественный огонь подвигает на деяния!
понимать, почто святые Феофана как бы охвачены огнем, пробивающимся
изнутри, и, приученный мастером, вопросил, живописуя руками: - Пото?
Огонь?
им, наконец-то понял, постиг главное!
свой огонь! Ко всякому деланию потребна страсть переже всего. Умным словом
- энергия! То, о чем рек божественный Палама! Сие есть орудья Бога, коими
он творит мир! - Изограф даже палец вздел, указуя.
добрую, пахарь, усердно тружающий в поле, гость, мореплаватель, воин, и
паче всех - святой! Пото и пишут сияние, ибо сие - видимый огнь, свет
Фаворский, исходящий на нь!
одолеть!
не уступает, встряхивая гривой, изограф. - Рати бегут или одолевают, и не
всегда числом или оружием, а Божьим попущением! Зри! Разогни и чти деяния
римлян и греков! А потом франки, галлы, вандалы, коих была горсть, громят
тех же римлян... Почто? Дух! Умер дух, и плоть стала бессильна! Святые
отцы сражались не оружием, но духовно и силою слова побеждали тьмы и тьмы!
власть, и царства на ниче ся обратят... Как мы, как наш священный город...
- произнес грек тихо, потупя взор. Но юные московиты не узрели смущения
изографа, целиком захваченные новою для них мыслью:
грядущее!
прежнего холопа своего.
лиха.
Василий.
друг друга в объятиях, веря, что расстаются на несколько дней, что после
победы вместе воротят <домовь>... Верилось! В юности все легко и
безоблачна грядущая даль времени! И когда под пение дудок, под звон и звяк
выступали полки в поход, верилось в скорую встречу. И на третьем,
четвертом ли привале, проплутав меж возов и раскинутых шатров, нашел
Ванята спящего Ваську, растормошил, час малый и посидели в обнимку у
костра, не ведая, что это - напоследях и что до новой встречи им предстоит
прожить едва ли не всю жизнь.
повернул полки на Москву. (И с ними вместе уходил Иван Федоров, так и не
повидавши на росстанях двоюродного брата своего.) А вся нижегородская сила
с сыном Дмитрия Константиныча Иваном, ведомая князем Семеном Михайловичем,
с приданными к ней ратями владимирской, переславской, юрьевской и
ярославской, <в силе тяжце> отправилась за Пьяну стеречь татар. Вести
доходили разноречивые, и, наконец, слухачи донесли, что Арапша далеко, на
Волчьей Воде. Многие после удачного похода на Булгар восприняли дело так,
что татары устрашились и в драку не полезут.
растерялся, получив в руки столь многочисленную рать, не умея властно
собрать всех в кулак, как это сделал Боброк, и потому вяло смотрел на то,
как войско, получившее успокоительные известия, начинает, в полном смысле
этого слова, разлагаться.
наливались нивы, ныне безжалостно потоптанные конницей. В высоком
разнотравье, в пестротканом дурманно пахнущем ковре цветов домовито гудели
пчелы. Разорившие несколько мордовско-татарских селений русичи теперь
опивались даровым медом, пьяные наперегонки скакали по полю, шутейно
боролись. Звенели цимбалы и гусли.
засунуты в переметные сумы, щиты и пучки копий громоздились на возах.
Многие даже и сулиц не насадили на древки, рассчитывая найти толковое
дерево в здешних лесах.
хмельной. Он качался в седле, спустив с плеч тяжелый вотол, в одной
сияющей шелковой рубахе распояской, прокричал что-то веселое и поскакал
прочь. В лугах охотились с ловчими соколами, отъевшаяся к осени боровая и
озерная дичь была обильна и легко давалась в руки. В опор гонялись за
дрофами, доставая больших птиц кто стрелою, кто копьем или даже арканом,
похваляясь друг перед другом перенятым от татар навычаем.
полуиспугом-полувосхищением наблюдал эту неведомую для него праздничную
жизнь русского воинства, постепенно втягиваясь и сам в ленивый побыт
соратников. Лениво гоняли поить коней, лениво и кое-как расставляли шатры,
подолгу валялись в высокой траве, следя птичьи стада в вышине и легко
тающие в сине-голубом аэре облачные громады. Войско медленно передвигалось
и наконец вовсе остановилось в лугах за Пьяной, разморенное летнею жарой и
бездельем.
восторг: он не холоп больше, воин! Это уже не его, кого-то иного гнали
литвины, связанного, в толпе плачущих женок и угрюмых мужиков, это не его
продавали в Кафе на рабьем рынке, многажды выкликая невеликую цену за
худого подростка-русича, не он мерз, погибал с голоду, не его били
ременною плетью...
проследил, как воин гнал перед собою двух заплаканных мордвинок - опять,
видно, чье-то село пограбили! Земля была не своя, чужая, и потому, где
можно, ратные набирали полон. Василий потянулся сладко: так бы и заснуть
сейчас, прямо в цветах, на лугу, слушая, как сухо шелестят и стрекочут в
травах кузнечики, и во сне думать, как бы и он сам уложил рядом с собою
мордвинку-полоняночку... Оклик старшого издалека, словно из мира иного, с
трудом проник ему в слух. Васька встал, встряхнулся по-собачьи, приходя в
себя. <Опять коней поить погонит, пес!> - подумал беззлобно. Пошел на зов
враскачку, так, как ходили бывалые воины, обыкшие боле сидеть в седле, чем
ходить пешими. (В седле Васька о сю пору держался плоховато, только и было
чем погордиться - перенятою походкою!)
посылают! Васька подумал еще: не оседлать ли коня? Но лень было, решил
сесть охлюпкой, что и погубило его, ибо в седле, при стременах, он еще,
возможно, и сумел бы уйти от погони...
вызналось, что татары были из Мамаевой Орды и подвели их скрытно, тайными
лесными тропами князья мордовские, а уже тут, все обузнавши и выведавши,
разделили они свою ратную силу на пять полков и ударили со сторон, круша
русский не ждавший никоторого худа стан. Потом вызналось! А пока - не
вздевших броней, спешенных, растерянных русичей рубили и ловили арканами,
с гиканьем шугали лошадей, не давая всадникам всесть в седла. Эх, и
погибло на тех полянах русских разудалых голов! Эх, и набрали полону
татарские богатуры, отомщая и за уничтоженного Сарайку, и за булгарский
погром!
цепью всадники, не понял враз; первыми почуяли, сбившись в плотный табун и
тонко взоржав, кони. А Васька смотрел завороженно, слышал и не понимал:
почто восстающий крик, какое-то мельтешение у дальних шатров? И лишь когда
прямо на него вынесло распоясанного, в крови, с разрубленною до зубов
щекою боярина в одной рудо-желтой сияющей шелковой рубахе (а кровь так и
хлестала брызгами из перерубленного лица), лишь когда узрел страшный оскал
обнаженных, в кровавом месиве зубов и потерянный, безумный взгляд над ним,
лишь тогда понял и закричал, взвыл в голос, цепенея от ужаса (ни копья, ни
сабли с собою не было), и рванул, и поскакал, и, опоминаясь начал было
заворачивать коней к своим, но уже все и вся бежало по полю, падали под
натиском мечущейся конницы шатры, с ревом моталось и неслось безоружное
человечье стадо, и со всех сторон, куда ни поверни, скакали татары,
зловеще свистели стрелы, слышалось гортанное татарское <А-а-а-а-а!>, и
гомон, и звяк, и крики, вопли, проклятия гибнущих ни за что людей...
отчаянно цепляясь в гриву скакуна, плакал и кричал, понимая, что конец,
что не уйти, что он вот-вот упадет с коня, и тогда, тогда... Какой-то
татарин уже приметил безоружного русича и устремил за ним, собирая аркан в
руку. И всего бы хватило Ваське доскакать до кустов и пасть там в чащобу
Никитин Юрий
Прозоров Александр
Доценко Виктор
Афанасьев Роман
Прозоров Александр
Шилова Юлия