Чтение 21–й страницы книги ~Король холопов~

глиняные кубки. Они уселись за напитком; Неоржа сопел, Грох охал. У
хозяина дома не сходили с уст лошади, прогнанные из Велички... Посетитель
разделял его возмущение.

После второго кубка он тихо начал:

- Это верно, что вас обидели... Король не обеднел бы от ваших
лошадей, но в этом еще все... Есть гораздо худшие предвестники. Камня на
камне не останется.

- Ну! - спросил Неоржа, удивленный. - А какие?

- Они собираются все тут переделать и перестроить.

- Кто?

- Ну, да Сухвильк и король, - тихо ответил Грох, который боялся
жаловаться из боязни быть подслушанным.

Неоржа был изумлен.

- Что? Что? Говорите! - воскликнул он, нагнувшись к посетителю.

- Вы ни о чем не знаете?

Хозяин пожал плечами и опорожнил кубок.

- Сухвильк научился в чужих странах таким вещам, о которых у нас
никогда не слышали. Он хочет развести у нас виноградники в то время, когда
у нас и простые деревья гибнут от холода. Законы! Законы! Я слышал, что их
собрали со всех стран, переписали и хотят отменить все обычаи, скопившиеся
в течение веков, передававшиеся от поколения к поколению, и вместо них
ввести новые законы.

Глаза Неоржи расширились от изумления, но он хорошенько не мог этого
понять.

- Что? Что? - тихо бормотал он.

- Теперь мы, судьи, - продолжал Грох, пальцем ударяя себя в грудь, -
мы рассматриваем дела, выслушиваем, взвешиваем и судим по совести... Но
это, видите ли, им не нравится... Нет... Они велят судить на основании
писанного закона.

Он язвительно рассмеялся.

- Но этого быть не может! - воскликнул возмущенный Неоржа.

- А король этого желает, потому что Сухвильк уговорил его, что так
делается в других странах.

Горькая улыбка была на его устах.

- Эх! Эх! - добавил он, - берегитесь, господа дворяне! Берегитесь!
Что с нами, судьями, приключилось сегодня, то случится завтра с вами.
Бросят старые обычаи и растопчут их ногами и переделают это королевство по
своему усмотрению, по образцу венгерского или чешского.

Неоржа от ужаса и возмущения молчал.

- Им мало того, что они нас, судей, придавят и сделают рабами закона,
- жаловался Грох. - Они хотят все вверх дном перевернуть. Ведь какими
здоровыми жилищами были наши деревянные дома... Эх! Король приказывает
строить из камня... А жить меж каменных стен - это смерть! Он хочет нас
погубить. Господь Бог дал соль для всех. Когда-то можно было ее получить в
Величке каждому, сколько нужно было, а теперь!.. Эх! Завели счета, жиды
отмечают каждую мерку и записывают в книги.

- А моих коней вон из Велички! - заикаясь простонал огорченный
Неоржа. - Вот оно... Вот что... Дворян и рыцарей, - начал он бормотать, -
король обиж... Они ему не по вкусу... Он лишь расположен к хлопам и
жидам... Этот Левко из Велички, эта скотина, рассказавшая о моих лошадях,
- он арендует соляные копи и все, что он скажет, то свято... Моего мужика,
хитрого разбойника, король фамильярно хлопает по плечу... а мы? Что мы
такое? Кто мы?

- Светопредставление! - произнес Грох, глядя на дно кубка, в котором
ничего уже не осталось.

В это время в комнату вошел ксендз Марцин Баричка, простоявший
несколько секунд у порога, не замеченный разговаривавшими.

Грох, относившийся к духовенству с большим уважением, поцеловал в
руку прибывшего. Неоржа встал, уступив место гостю. Ксендз Баричка,
бледный, с пасмурным, угрюмым лицом, уселся.

- Я слышу, что вы, господа жалуетесь на его величество, - произнес
он, качая головой.

Неоржа, разводя распухшими руками, обратился к нему с болезненным
выражением лица.

- Вы слышали о том, что случилось с моими лошадьми в Величке? Что?
Ведь это вопиющее дело! За это Господь должен его наказать!

Ксендз Баричка изумился.

- А какое же у вас право было их там держать! - спросил он.

- Право? - с возмущением воскликнул Неоржа. - Такое право, что
испокон веков такие люди, как я... там кормили по две и по четыре...
Дьявол не взял бы за это жида, да и с кормом ничего не случилось бы.

Ксендз Баричка покачал головой.

- Это еще не все, - подхватил хозяин. - Послушайте, о чем
рассказывает Грох: волосы дыбом становятся.

Ксендз повернулся к судье.

- Ужасно! - произнес Грох. - Я слышал, что собираются писать новые
законы.

Баричка улыбнулся.

Грох начал свои нарекания, все более и более увлекаясь, но на
духовного слова его не произвели никакого впечатления, и он равнодушно
слушал.

- Это еще не самое скверное из того, что делает король, - молвил он
строгим голосом.

Оба собеседника замолчали. Лицо ксендза стало грустным.

- Он хотел иметь наследника, в этом не было ничего плохого, он
сватался к этой чешке, которая вскоре умерла... В этом был перст Божий!
Вскоре после этого король Ян и его сын сосватали ему Аделаиду
Гессенскую... Долго ли он с нею жил? А что теперь делается?

Грох покачал головой.

- Эта немка, которая ему даже двух тысяч копеек в приданое не
принесла, а вдобавок еще уродлива...

- Он ведь знал об этом и все-таки женился, - прервал ксендз.

- Я ее видел, - пробормотал Неоржа, - и хотя я короля не люблю, но я
его не обвиняю. Она безобразна, не знает по-нашему ни слова, и говорят,
что она не совсем нормальная...

- Однако, она его жена.

- За эту жену вам нечего так вступаться, - произнес Грох, - она ни в
чем не терпит недостатка. Король питает к ней отвращение, и ее устроили в
замке в Жарновце, где она живет, как подобает королеве, но мужа не видит.
Она уж больно уродлива...

Грох покачал головой.

- Он не мог с нею жить, - произнес Баричка, - хотя по церковному
уставу он должен был... Потому что человек не рожден для роскоши... Он ее
удалил... Пускай так... Но зачем же он ищет других женщин... И вводит
людей в искушение и соблазн?

Это слова, отчетливо и строго произнесенные ксендзом Баричкой, не
нашли сочувствия и подтверждения в его слушателях, отнесшихся к ним так же
как Баричка раньше отнесся к жалобам на законы.

Неоржа и Грох опустили глаза. Они тоже были не без греха, а в те
времена, когда людские страсти проявлялись с особенной силой, редко кто
мог похвалиться праведной жизнью. Поэтому строгий суд ксендза Барички
приняли с молчанием.

- Это вина короля, - продолжал духовный, - зачем он дает себя
склонить к плохому... Почему он поддается своим страстям; но не меньше
виноваты и наши капелланы, которые с ним имеют сношения, живут вместе с
ним, видят все его безобразия и не хулят, и не порицают его за это. О его
излишествах, вероятно, знает епископ гнезнинский, потому что он часто
бывает при короле, знает и ксендз Сухвильк, который почти из королевского
замка не выходит, знают и ксендзы... Но ничего не говорят.

Слушатели хранили упорное молчание.

Грох находил, что составление новых законов - это самый страшный грех
короля, а Неорже казалось, что изгнание из Велички его коней - еще большее
преступление.

- Если бы я был при дворе, - прибавил Баричка, - я не потерпел бы
этих любовниц, о которых все знают и на которых указывают пальцами.

- Но в Кракове их нет, - шепнул Грох, указывая рукой в различных
направлениях. - Они сидят в королевских поместьях, в Опочне, в Чехове, в
Кжечове...

- Везде их полно, - говорил Баричка, продолжая возмущаться, -
найдутся и в нашем городе... Это еще не все! - воскликнул он, - люди
рассказывают о еврейках!

Грох и Неоржа, услышав это страшное известие, заломили руки от
волнения.

- Этого не может быть, - вставил Грох.

Неоржа молчал... Разговор о короле прекратился, потому что по двору
проскользнула какая-то фигура, и никто из них не желал быть подслушанным.

Один лишь мужественный Баричка готов был всегда и перед всеми
повторить свои слова.

Хозяин дома поднялся со своего места и ожидал появления в комнате
человека, только что прошедшего через двор.

Двери медленно раскрылись, и на пороге показался хороший знакомый
Неоржи, один из семьи Яксов Меховских; это была одна из богатейших семей в
прежние времена; некоторые из них и по сию пору сохранили свои богатства;
другие обеднели и к числу последних принадлежал вошедший в комнату Якса
Микула.

У Неоржи была единственная дочь: говорили, что Микула намерен был к
ней свататься, но... Якса принадлежал к двору короля, и на него косо
глядели. Когда он вошел, наступило молчание.

По лицу вошедшего сразу можно было узнать о его знатном
происхождении, хотя одет он был бедно. У него была красивая рыцарская