Чтение 21–й страницы книги ~Слово и дело~

про короля своего открыто, и никто на это не обращает внимания... Я не пони-
маю, отчего ваша императрица столь щепетильная особа, о которой и слова нель-
зя сказать? Вы просто дурачите меня, посол! - обозлился милорд. - Не может же
разумный человек преследовать другого за его критику...

Кантемир отступил в бессилии. Анна Иоанновна вскоре указала Антиоху, чтобы
он сам написал "Московские письма". Европа хватится их читать - ан, глядь! -
это не Локателлевы, а другие "Письма", где мудрость государыни и благоденс-
твие ее подданных во всей красе предстанут. И князь Кантемир засел за писание
того, как хорошо живется людям русским и во всех краях империи только и слыш-
но, как гудит набат хвалы мудрому правительству Остермана - Миниха - Бирена -
Бревернов - Менгденов и прочих...

С кривой усмешкой Генрих Гросс заметил послу:

- Не скуплю ли, поэт, вам делать то, чего бы лучше не делать?

- Вся власть от бога нам дана, - отвечал сатирик.

- Вот, кстати, вспомнил, - сказал Гросс, хитрейший проходимец и масон. -
Хотите посмотреть на человека, который на Остермана чуму наслал? Он ныне
здесь... в Лондоне. Его можно застать по вечерам в кафе у Ллойда. Не съездить
нам? Не посмотреть?

- Что значит - посмотреть? Его я должен связанным доставить в Петербург
для наказания сурового.

- Ну что ж. Попробуйте связать, посол...

В кафе у Ллойда (что на Ломбард-сити) князь Кантемир бывал не раз: там
всегда для русской службы сыщешь и капитанов опытных, и мастеров шить паруса,
там все известия с моря - самые свежие!

- Вот он, Локателли, - исподтишка показал Гросс. - Сидит под барометром.
Тот, что ни сух, ни жирен. Собою смугл. Глаза большие. И нос громадный. Тор-
гует секретами лекарств ко здравию любви и страсти пылкой... Рискнете подойти
к нему, посол?

Кантемир шагнул к Локателли, приподнял шляпу.

- Уж не вы ли это по России знатно путешествовали?

- Прекрасная страна! - причмокнул Локателли. - И люди славные, но им не
повезло на управителей... А я вам, сударь, понадобился, очевидно, не ради
снадобий моих?

Локателли незаметно растворил два пальца, словно циркуль: это был масонс-
кий вызов - брата к брату. Еще два знака на скрещенных пальцах, и Гросс, как
рыцарь ложи Калоша, вдруг понял, что Локателли на много градусов выше его в
масонстве всемирном. Тоща пальцы Гросса - за спиною посла - сложились в ще-
поть, означая повиновение профана метру. Локателли усмехнулся, довольный сво-
им могуществом над людьми. Он бросил вилку поперек ножа: особый знак - "при-
казываю... повинуйся!".

При этом он заметил Кантемиру:

- Знайте же! Если хоть один волос падет с головы моей, то все великие и
тайные силы, что магически лежат на теневой стороне мира, все эти силы будут
приведены в действие, и машина Великого Братства Человечества, искушенного в
тайнах вольных каменщиков, будет работать до тех пор, пока от вас, посол, не
останется в гробу сухой порошок... А теперь - прочь от стола!

Гросс властно подхватил Кантемира за локоть, потянул из кафе Ллойда на
улицу - прочь от этих глаз, прожигающих насквозь. Трясясь в потемках кеба,
князь Антиох сказал:

- Таинственно масонства естество. А ваше братское согласье столь могущест-
венно, что я желал бы принадлежать вашему ордену.

- А вы нам не нужны, - отвечал Гросс сухо. - Вольные каменщики не признают
власти земных правительств. Внешние владыки мира сего для нас только гниющий
тлен!

Анна Иоанновна звала на свою половину Елизавету Петровну.

- Ну, сударыня, - сказала цесаревне, - небось уже наслышана о побасенках
Локателлевых? Мне да министрам моим Европа гибель скорую накликает. А пишут
так: сидеть тебе на престоле моем!

Елизавета бухнулась в ноги императрице:

- О чем вы, матушка? Да и в мыслях у меня того не бывало

- Большие грубые руки Анны Иоанновны обрушились на нее.

- Моей смерти выжидаешь? - кричала императрица. - Так вот на же тебе...
Убью! В монастырь заточу! Дымом удушу, словно крысу! Не бывать тебе, шлюхе
казарменной, на престоле дедов моих. После меня сядет на Русь тое чадо, кое
от племянницы моей уродится...

Тишком, гвалту не делая, велела императрица Ушакову:

- Ты, Андрей Иваныч, доподлинно для меня вызнай, с кем этот Локателлий ау-
диенцы здесь имел? И мне доложи праведно...

Тайная розыскных дел канцелярия задним числом перебрала всех лиц, с кото-
рыми виделся Локателли в Петербурге и с кем добрался до Казани, где и был
тогда арестован. Имена астронома Делиля, офицеров флота из экспедиции Беринга
подозрений особых не вызвали. Но ведь кто-то был, сумевший передать для Лока-
телли рассказ правдивый о бедствиях народа русского... Кто он, человек сей?

- Ну вот, матушка, - вскоре доложил Ушаков, - как и велела, я вызнал, что
две персоны беседы приватные с Локателли имели... Назвал бы их тебе, да
страшно называть, - помялся Ушаков.

- А ты не бойсь - руби сплеча.

- На подозренье двое у меня: Волынский и барон Корф всяко тут с Локателли-
ем возились... Уж не масоны ли персоны эти знатны?

Анна Иоанновна умом пораскинула:

- Не станет же Волынский корову бить, которая ему молоко дает. А... Корф?
Верно, что безбожен он и филозоф проклятый. Но он же предан мне. Смешно ска-
зать, под сорок мужику, а он, кажись, в меня влюблен, и то мне лестно... Все
возраженья на "Московские письма" издать чрез Кантемира поскорее надо. Из-
дать во Франкфурте-на-Майне, благо сей город пупом является в Европе. Сту-
пай...

...Ученые долго спорили об этой книге Локателли. Заезжий итальянец лишь
выпустил в свет книгу. А кто собрал весь материал для нее? Историки догадыва-
ются, что это сделал Артемий Петрович Волынский, кандидат на высокий пост ка-
бинет-министра.

В этом году Волынский уже ступил на острие ножа и дальше будет идти вдоль
самого лезвия, балансируя ловчайше над пропастями добра и зла. Сделав зло, он
сделает и добро.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Положи меня, как печать, на сердце твое;

как перстень на руку твою;

ибо крепка, как смерть, - любовь моя;

люта, как преисподня, - ревность моя;

стрелы ея - стрелы огаенные;

Песнь песней, VIII, 6

Из всех сибирских крамольников Егорка Столетов слабее всех душой оказался
- на него-то сразу Ушаков прицелился, слабость эту приметив по опыту, и пер-
вый вопрос поставил ему такой:

- Ну, ладно. Простим тебе все, прежде показанное тобою, ежели сознаешься -
что еще, более тягчайшее по злоумышлению, ты за собою или за другими показать
можешь?

Егорке бы молчать, а он разболтался:

- Князь Михаила Белосельский с герцогинею Мекленбургской, матерью принцес-
сы Анны Леопольдовны, блудно жил. И для похоти травками тайными себя и ее
окармливал. А сама герцогиня сказывала Михаиле, будто сестрица ее, Анна
Иоан-новна, живет с графом Биреном на немецкий лад, не по-нашески. А губерна-
тор Жолобов того графа Бирена колодкой сапожною на Митаве лупливал. И гово-
рил, что за разодрание кондиций того Бирена убить готов...

- Стой молотить! - заорал Ушаков и велел всем лишним из допросной комнаты
удалиться (такие слова не каждый слышать должен).

Князь Михаила Белосельский с умом на допросах держался:

- От герцогини Екатерины Иоанновны Мекленбургской я отведал разок люби-
тельски, травок ей не давал, а ради интереса мужского сам пробовал, в чем ка-
юсь и прошу снисхождения у судей моих...

Ком обрастал. Трясли массу людей уже, поднимали дела старые, еще от Преоб-
раженского приказа оставшиеся. Но изворотливее всех оказался князь Белосель-
ский<5>, ухом вылезал из любых тисков.

- Тебе бы, князь, у нас служить, - похвалил его Ушаков. Белосельский даже
свой грех плотский с Дикою герцогиней (уже покойной) сумел каким-то чудом на
невинного Егорку Столетова перевалить. Тому бы молчать, а он опять понес на
себя.

- Греховно помышлял, верно, - говорил Егорка. - Ежели другие с герцогиней
лежали, то и мне полежать с ней часто хотелось...

Тут пришло время и Балакирева трясти (за ним немало смелых афоризмов чис-
лилось). Бирен в назидание велел Ушакову:

- Только не бейте шута по голове: голова Балакирева еще пригодится, чтобы
смешить всех нас в скверные минуты жизни...

Как только Балакирев в застенках пропал, в народе ропот пошел. Ропот из
Питера на Москву перекинулся. Шутки шутками, а тут стало императрице боязно.
Бунта-вот чего боялась она и велела Балакирева, не мучая, вновь ко двору сво-
ему вернуть. Понемногу арестантов распихивали: кого под плети, кого под кле-
щи, кого под топор. Казалось, люди выжаты уже до последнего вздоха. Многие
показали с пыток и то, чего никогда не было. Но тут вмешалась Анна Иоанновна,
жалости никогда к людям не имевшая, и повелела об Егорке Столетове особо:

- Чрез священника синодского сподобить преступника таинств святых, и, ког-
да душою размякнет, священнику его допросить. А коли не скажет дельного, то
опять пытать нещадно...

Дважды нарушалась тайна церковной исповеди: один раз в Екатеринбурге - Та-
тищевым, вторично в Петербурге - самой императрицей. С последними каплями
крови исторгли из Егорки признание такое:

- А когда в Нерчинске голод был, то четверть муки двенадцать рублев стои-