Чтение 21–й страницы книги ~Огни на курганах~

говорить с вами. Кто знает, не едут ли за вами тысячи скифов, чтобы
ворваться в город.

- Брось кричать! - успокаивал Спитамен. - Зачем всполошил весь город?
Сколько лет уже нет войны между нами! Сакские вожди не раз пили с вашими
князьями чашу дружбы.

- Не пой мне песни, поворачивай! - кричал десятский. - Наместник
города прибьет в гневе гвоздями к воротам и меня и сторожа Кукея за то,
что мы впустили вас.

Из соседней людной улицы с криками вылетело несколько всадников.
Впереди на большом откормленном коне несся толстый согд, обвешанный
оружием, с копьем наперевес. Его латы блистали, на шлеме развевались
фазаньи перья. За ним скакали безусые юноши с поднятыми мечами.

Одновременно в ворота въехал Будакен и за ним его спутники. Он сидел
на коне, спокойный, как всегда, угрюмый, со свисшими усами; только глаза
его сузились и настороженно поблескивали. Все остановились.

Кукей выскочил вперед:

- Вот это приехал наш сотник. Он тоже скажет, что скифам нельзя
въезжать в город.

- Зачем вы приехали сюда? - задыхаясь, закричал сотник.

- Это очень знатный посол от саков, - отвечал Спитамен, - князь
Будакен Золотые Удила. Он едет в Мараканду к сатрапу Бессу, везет
драгоценные подарки. Если твое благородство будет кричать и не впустит нас
в город, а заставит ночевать за стенами в поле, на отбросах, вместе с
шакалами и собаками, то мы не останемся здесь, а поедем дальше. Там мы
пожалуемся на вас царскому сатрапу и расскажем, как грубо вы встречаете
важных послов!.. Тогда Бесс пришлет правителю города и заодно тебе
крученые конопляные веревки, чтобы вы оба удавились в наказание за обиду,
нанесенную знатному послу.

Сотник пошептался со своими спутниками.

- Впустим их на торговый двор*, а там запрем, - советовали юноши.

_______________

* Т о р г о в ы й д в о р, рабат, - по-арабски <укрепление>.

Такие дворы устраивались персами на больших путях в форме квадратного

двора, окруженного высокими глухими стенами, с одними воротами,

которые на ночь запирались. Позднее в Москве был такой рабат для

восточных гостей, и это имя сохранилось в переделанном названии -

<Арбат>.

Сторож Кукей схватил коня под уздцы и принял от сотника копье.
Грузное тело сотника сползло с коня. Сложив руки на груди, он стал
медленно подходить к скифскому князю, склоняясь к земле.

Будакен спрыгнул на землю и двинулся, раскачиваясь на кривых ногах,
навстречу сотнику. Оба протянули руки и подержали их, подняв в знак
уважения согнутую правую ногу.

- Приветствую высокого гостя, - сказал сотник, - добро пожаловать!
Проезжайте дальше на главную площадь. Там есть торговый двор для путников.
Не сердитесь на сторожа - он был прав: есть приказ из Мараканды, чтобы
никого из чужестранцев без разрешения не пускать в город. Но высоким
послам всегда мы рады. Такое опасное стало время! Говорят, что на Сугуду
идут враги под начальством Двурогого-царя. Пусть твоя сила садится на коня
и следует за мной.

Будакен и сотник снова сели на коней.

- Азрак, сторожа Кукея взять на петлю! - крикнул сотник.

Угрюмый, плечистый согдский воин подъехал к сторожу Кукею, набросил
ему на шею петлю и, повернув коня, потащил старика за собой. Кукей схватил
руками веревку, которая его душила, и всхлипывал:

- Пропала моя голова! Теперь мне нет спасения! Все из-за этих саков!
Кто спасет меня! Мать моя, ты увидишь мою смерть!

Юноши бросились в узкую улицу, полную народа, и стали хлестать
плетьми по головам всех встречных.

По обеим сторонам этой улицы тянулись лавочки купцов. Ослы, лошади,
крестьяне, нарядные горожане в пестрых одеждах - все бросились вперед,
спасаясь от страшных скифов.

Слышались крики:

- Саки ворвались! Сыновья Аримана! Запирайте ворота! Афрасиаб
вернулся! Уже режут!

Купцы спешно закрывали резные двери лавочек. Убегая, опрокидывали
корзины с гранатами, померанцами, персиками.

На плоские крыши домов выбегали женщины в длинных цветных одеждах.
Они хватали плачущих детей, тащили одеяла, ковры, кувшины.

Дряхлая старуха, волоча зеленую подушку, вылезла на край крыши и,
потрясая пятерней с растопыренными кривыми пальцами, повторяла самое
обидное персидское ругательство:

- Жгу вашего отца!.. Пусть он сгорит в аду!..

Тогда Кидрей, смеясь, закричал ей:

- Зачем показываешь свое лицо? Оно безобразно, как вымя гиены! Закрой
его подушкой!

Когда жители города увидели, что скифы едут спокойно, что их секиры и
копья никого не поражают, они осмелели и стали останавливаться отдельными
группами, затем следовать сзади, постепенно приближаясь, указывая
пальцами, смеясь, хлопая себя по бедрам и бросаясь в стороны, как только
скифы оборачивались.

Главная улица перерезала город от восточных въездных ворот до
противоположных западных. На улицу выходили глухие глинобитные стены,
кое-где прорезанные калитками и узкими переулками. За этими стенами
виднелись зелень садов и плоские крыши домов - огромных замкнутых жилых
кварталов.

Всадники прибыли на небольшую площадь, в середине которой возвышалась
кирпичная арка, а за ней низкие строения, огороженные стеной.

- Это торговый двор для караванов, - объяснил Будакену Спитамен.

На площадь выходили лавки купцов Курешаты. Перед лавками пестрели
деревянные лотки и нары, крытые коврами, полные материй, цветных туфель,
тарелок с красками в порошке, кривых ножей, платков, бус, ожерелий,
браслетов, кувшинов, мелкой посуды, конской сбруи, крючков, колец и прочих
ярких и диковинных для скифов вещей.

ТОРГОВЫЙ ДВОР

Передние согдские воины, хлопая плетьми, влетели в широкие ворота
торгового двора. Послышались крики и рев верблюдов.

Сотник, делая приветливый жест рукой, кричал:

- Сюда, сюда!

Скифы столпились и переговаривались вполголоса:

- Бойся согдианских стен! Въедем - и потом не выедем. Здесь нас
передавят, как крыс в яме. Лучше остановимся в поле.

Но подошедшие близко согды приседали, ударяли ладонями по камням и
звали въехать внутрь двора.

Пегий конь Кидрея и его широкая спина мелькнули в темных воротах. Он
вернулся оттуда и закричал:

- Там есть вода, есть сено, и для нас чистят место!

Будакен поднял руку с плетью, и двадцать скифских коней гуськом
двинулись в ворота.

Большой квадратный двор, обнесенный стеной, был полон кричавших людей
и встревоженных верблюдов. Деревянные резные колонны поддерживали навесы
над террасами, окружавшими двор. В стенах темнели глубокие ниши, где могли
располагаться путники.

Некоторые ниши были завешены цветными занавесками и коврами. Из-за
них испуганно выглядывали женщины, закутанные в оранжевые и малиновые
покрывала.

По всему двору бегали согдские воины, расталкивая путников, подымая
их ударами плетей, сгоняя толпу в одну сторону двора. Они, громко крича,
бежали из разных ниш, ловили испуганных верблюдов, тащили в одно место
вьюки, мешки, подбирали рассыпанную солому и клевер.

Скифы, недоверчиво оглядываясь, привязали коней вдоль одной стены, в
которой были углубления - кормушки для скота.

Согды осмелели, приближались к скифам; некоторые ощупывали
добротность материи их одежд, сбрую и оружие, приседали на корточки и
быстро переговаривались на своем плавном мягком языке.

Голые рабы стали мести пучками полыни террасу и ниши, выталкивая
женщин, выбрасывая узлы и плачущих детей.

Старый Хош морщил нос, покачивал головой и вполголоса расспрашивал
Спитамена:

- Знаешь ли ты, как выбраться отсюда? В этом городе легче запутаться,
чем в камышах. А это еще что за безумец? Чего он здесь ищет?

По террасе шел согд в дорогой шелковой одежде, но босой, с куском
рваной материи на голове. В руках он держал мешок, который встряхивал, и
беспрестанно бормотал молитвы, закатывая глаза кверху.

Он зашел в нишу, где рабы обметали стены и пол, и бросился к мусору,
выхватывая оттуда клопов, сороконожек и муравьев. Все это он сбрасывал в
свой мешок, потряхивая его с монотонными причитаниями.

- Что ты делаешь, достойнейший сын добродетельной матери? - спросил
его Хош.

- Я грешник! Семьсот семьдесят семь несчастий свалились на мою
голову. Теперь мне грозят наказания и в этой жизни и после смерти. Духи
тьмы будут грызть меня.

- За что такие несчастья свалились на тебя?

- Я был на празднике у моего брата, когда он был назначен сборщиком
податей. Старое вино бросилось мне в голову, и я пошел домой, шатаясь и
распевая песни. Ариман позавидовал мне, за мной увязались собаки и