шашку, да в то же самое время подвинул обшлагом рукава и другую шашку.
назад! - говорил Чичиков.
носом своим другую, которая, как казалось, пробиралась в дамки; откуда она
взялась это один только бог знал. - Нет, - сказал Чичиков, вставши из-за
стола, - с тобой нет никакой возможности играть! Этак не ходят, по три
шашки вдруг!
отодвину, изволь.
пристроил. Ей место вон где!
вижу, сочинитель!
плутоватать?
буду.
начата!
честному человеку.
подошедши к доске, смешал шашки.
шага два назад.
ходы. Мы их поставим опять так, как были.
подступая еще ближе.
случай поближе к лицу, ибо дело становилось в самом деле жарко.
размахнулся рукой... и очень бы могло статься, что одна из приятных и
полных щек нашего героя покрылась бы несмываемым бесчестием; но, счастливо
отведши удар, он схватил Ноздрева за обе задорные его руки и держал его
крепко.
вырваться.
соблазнительной сцены и вместе с тем чувствуя, что держать Ноздрева было
бесполезно, выпустил его руки. В это самое время вошел Порфирий и с ним
Павлушка, парень дюжий, с которым иметь дело было совсем невыгодно.
напрямик!
окно. Он увидел свою бричку, которая стояла совсем готовая, а Селифан
ожидал, казалось, мановения, чтобы подкатить под крыльцо, но из комнаты не
было никакой возможности выбраться: в дверях стояли два дюжих крепостных
дурака.
горевшим, как в огне.
не можешь! Бейте его! - кричал он исступленно, обратившись к Порфирию и
Павлушке, а сам схватил в руку черешневый чубук. Чичиков стал бледен как
полотно. Он хотел что-то сказать, но чувствовал, что губы его шевелились
без звука.
весь в жару, в поту, как будто подступал под неприступную крепость. - Бейте
его! - кричал он таким же голосом, как во время великого приступа кричит
своему взводу: "Ребята, вперед!" какой-нибудь отчаянный поручик, которого
взбалмошная храбрость уже приобрела такую известность, что дается нарочный
приказ держать его за руки во время горячих дел. Но поручик уже
почувствовал бранный задор, все пошло кругом в голове его; перед ним
носится Суворов, он лезет на великое дело. "Ребята, вперед!" - кричит он,
порываясь, не помышляя, что вредит уже обдуманному плану общего приступа,
что миллионы ружейных дул выставились в амбразуры неприступных, уходящих
за-облака крепостных стен, что взлетит, как пух, на воздух его бессильный
взвод и что уже свищет роковая пуля, готовясь захлопнуть его крикливую
глотку. Но если Ноздрев выразил собою подступившего под крепость
отчаянного, потерявшегося поручика, то крепость, на которую он шел, никак
не была похожа на неприступную. Напротив, крепость чувствовала такой страх,
что душа ее спряталась в самые пятки. Уже стул, которым он вздумал было
защищаться, был вырван крепостными людьми из рук его, уже, зажмурив глаза,
ни жив ни мертв, он готовился отведать черкесского чубука своего хозяина, и
бог знает чего бы ни случилось с ним; но судьбам угодно было спасти бока,
плеча и все благовоспитанные части нашего героя. Неожиданным образом
звякнули вдруг, как с облаков, задребезжавшие звуки колокольчика, раздался
ясно стук колес подлетевшей к крыльцу телеги, и отозвались даже в самой
комнате тяжелый храп и тяжкая одышка разгоряченных коней остановившейся
тройки. Все невольно глянули в окно: кто-то, с усами, в полувоенном
сюртуке, вылезал из телеги. Осведомившись в передней, вошел он в ту самую
минуту, когда Чичиков не успел еще опомниться от своего страха и был в
самом жалком положении, в каком когда-либо находился смертный.
посмотревши в некотором недоумении на Ноздрева, который стоял с чубуком в
руке, и на Чичикова, который едва начинал оправляться от своего невыгодного
положения.
Ноздрев, подходя к нему ближе.
под судом до времени окончания решения по вашему делу.