смешил Дарью Михайловну; сперва он рассказывал об одном своем соседе,
который, состоя лет тридцать под башмаком жены, до того обабился, что,
переходя однажды, в присутствии Пигасова, мелкую лужицу, занес назад ру-
ку и отвел вбок фалды сюртука, как женщины это делают со своими юбками.
Потом он обратился к другому помещику, который сначала был масоном, по-
том меланхоликом, потом желал быть банкиром.
рассуждать о любви и уверять, что и о нем вздыхали, что одна пылкая нем-
ка называла его даже "аппетитным Африканчиком и хрипунчиком". Дарья Ми-
хайловна смеялась, а Пигасов не лгал: он действительно имел право хвас-
таться своими победами. Он утверждал, что ничего не может быть легче,
как влюбить в себя какую угодно женщину, стоит только повторять ей де-
сять дней сряду, что у ней в устах рай, а в очах блаженство и что ос-
тальные женщины перед ней простые тряпки, и на одиннадцатый день она са-
ма скажет, что у ней в устах рай и в очах блаженство, и полюбит вас. Все
на свете бывает. Почему знать? может быть, Пигасов и прав.
бине неба только что проступали звездочки; на западе еще алело - там и
небосклон казался ясней и чище; полукруг луны блестел золотом сквозь
черную сетку плакучей березы. Другие деревья либо стояли угрюмыми вели-
канами, с тысячью просветов, наподобие глаз, либо сливались в сплошные
мрачные громады. Ни один листок не шевелился; верхние ветки сиреней и
акаций как будто прислушивались к чему-то и вытягивались в теплом возду-
хе. Дом темнел вблизи; пятнами красноватого света рисовались на нем ос-
вещенные длинные окна. Кроток и тих был вечер; но сдержанный, страстный
вздох чудился в этой тишине.
ем. Сердце в нем билось сильно, и он невольно удерживал дыхание. Наконец
ему послышались легкие, торопливые шаги, и в беседку вошла Наталья.
видеть... я не мог дождаться завтрашнего дня. Я должен вам сказать, чего
я не подозревал, чего я не сознавал даже сегодня утром: я люблю вас.
как я давно не догадался, что люблю вас!.. А вы?.. Наталья Алексеевна,
скажите, вы?..
Ради бога, будьте осторожны. Волынцев догадывается.
Алексеевна, как я счастлив! Теперь уже ничто нас не разъединит!
ное, молодое и взволнованное - в таинственной тени беседки, при слабом
свете, падавшем с ночного неба.
ленно из беседки. Луна ясно осветила его лицо; на губах его блуждала
улыбка.
он, как бы желая убедить самого себя.
село размахивая руками.
зался Пандалевский. Он осторожно оглянулся, покачал головой, сжал губы,
произнес значительно: "Вот как-с. Это надобно будет довести до сведения
Дарьи Михайловны", - и скрылся.
чал своей сестре и так скоро заперся к себе в кабинет, что она решилась
послать гонца за Лежневым. Она прибегала к нему во всех затруднительных
случаях. Лежнев велел ей сказать, что приедет на следующий день.
на работы, но остался, лег на диван и принялся читать книгу, что с ним
случалось не часто. Волынцев к литературе влечения не чувствовал, а сти-
хов просто боялся. "Это непонятно, как стихи", - говаривал он и, в подт-
верждение слов своих, приводил следующие строки поэта Айбулата:
покоила его вопросами. Экипаж подъехал к крыльцу. "Ну, - подумала она, -
слава богу, Лежнев.." Слуга вошел и доложил о приезде Рудина.
Александре Павловне, - оставь нас.
не протянул ему руки.