нами.
ехать. Должно быть, весело; а уж ей будет совсем хорошо.
Надеюсь, вы с нами? Помните о ночлеге. Вы можете ночевать на "Нырке", если
хотите.
я воспользуюсь вашей добротой. Вещи я оставлю пока у вас.
что неожиданно создавшееся, после многих дней затерянного пути в океане,
торжественное настроение ночного праздника требовало выхода, а потому не
удивился единогласию этой поездки. Я видел карнавал в Риме и Ницце, но
карнавал поблизости тропиков, перед лицом океана, интересовал и меня.
Главное же, я знал и был совершенно убежден в том, что встречу Биче Сениэль,
девушку, память о которой лежала во мне все эти дни светлым и неясным
движением мыслей.
другу. В тесном кубрике, среди раскрытых сундуков, едва было где
повернуться. Больт взял взаймы у Перлина. Чеккер у Смита. Они считали деньги
и брились наспех, пеня лицо куском мыла. Кто зашнуровывал ботинки, кто
считал деньги. Больт поздравил меня с прибытием, и я, отозвав его, дал ему
пять золотых на всех. Он сжал мою руку, подмигнул, обещал удивить товарищей
громким заказом в гостинице и лишь после того открыть, в чем секрет.
Дэзи в новом кисейном платье и кружевном золотисто-сером платке, под руку с
Тоббоганом, на котором мешковато сидел синий костюм с малиновым галстуком;
между тем его правильному, загорелому лицу так шел раскрытый ворот
просмоленной парусиновой блузы. Фуражка с ремнем и золотым якорем
окончательно противоречила галстуку, но он так счастливо улыбался, что мне
не следовало ничего замечать. Гремя каблуками, выполз из каюты и Проктор;
старик остался верен своей поношенной чесучовой куртке и голубому платку
вокруг шеи; только его белая фуражка с черным прямым козырьком дышала
свежестью материнской заботы Дэзи.
оправила она рукав, и нетвердой улыбке. Глаза ее блестели. Она была не
совсем уверена, что все хорошо на ней. Я сказал:
платок ближе к тонким бровям.
сама.
странно: - Такую жену никто не выдумает, она родилась сама.
матросов. - Вы зачем долго копались?
запасались сувенирами для здешних барышень.
делать в городе?
пристанище, или вернусь переночевать на "Нырок".
"Бегущей" была подвешена к талям, и Дэзи стукнула по ней рукой, сказав:
к Проктору, - могло уже явиться сюда это судно: "Бегущая по волнам"?
я думаю, вы займетесь этим делом, и вы можете рассчитывать на меня.
знал также, что случай имеет теперь иное значение, чем простое уголовное
преследование. Поэтому, благодаря Проктора за его сочувствие и за
справедливый гнев, я не намеревался ни торопиться, ни заявлять о своем
рвении.
одиноким мачтовым фонарем, ввели наше внутреннее нетерпеливое движение в
круг общего движения ночи. Среди теней волн плескался, рассыпаясь подводными
искрами, блеск огней. Огненные извивы струились от набережной к тьме, и
музыка стала слышна, как в зале. Мы встретили несколько богато разукрашенных
шлюпок и паровых катеров, казавшихся веселыми призраками, так ярко были они
озарены среди сумеречной волны. Иногда нас окликали хором, так что нельзя
было разобрать слов, но я понимал, что катающиеся бранят нас за мрачность
нашей поездки. Мы проехали мимо парохода, превращенного в люстру, и стали
приближаться к набережной. Там шла, бежала и перебегала толпа. Среди яркого
света увидел я восемь лошадей в султанах из перьев, катавших огромное
сооружение из башенок и ковров, увитое апельсинным цветом. На платформе
этого сооружения плясали люди в зеленых цилиндрах и оранжевых сюртуках;
вместо лиц были комические, толстощекие маски и чудовищные очки. Там же
вертелись дамы в коротких голубых юбках и полумасках; они, махали длинными
шарфами, отплясывали, подбоченясь весьма лихо. Вокруг несли факелы.
Европы. Тоббоган задумчиво произнес:
Людям нужен праздник хоть изредка. Это ведь хорошо - праздник! Да еще какой!
этих загубленных денег, - я построил бы дом и основал бы неплохое хозяйство.
тогда, после двадцати шести дней пустынного океана, не увидели бы всей этой
красоты. А сколько еще впереди!
квадратной площадке, и была привязана к кольцу, ввинченному в плиту. Все
повыскакивали наверх. Проктор запер вокруг весел цепь, повесил замок, и мы
разделились. Как раз неподалеку была гостиница.
решайте, как быть с дамой, нам с вами не по пути.
потерял их из вида в проносящейся ураганом толпе, затем осмотрелся, с
волнением ожидания и с именем, впервые, после трех дней, снова зазвучавшим
как отчетливо сказанное вблизи: "Биче Сениэль". И я увидел ее незабываемое
лицо.
главного движения, которое заворачивало от набережной через открытую с одной
стороны площадь. Я был в неизвестном городе, - чувство, которое я особенно
люблю. Но, кроме того, он предстал мне в свете неизвестного торжества, и,
погрузясь в заразительно яркую суету, я стал рассматривать, что происходит
вокруг; шел я не торопясь и никого не расспрашивал, так же, как никогда не
хотел знать названия поразивших меня своей прелестью и оригинальностью
цветов. Впоследствии я узнавал эти названия. Но разве они прибавляли красок
и лепестков? Нет, лишь на цветок как бы садился жук, которого не стряхнешь.
Глава XXII
того, какой я вижу сейчас, - выложенный, под мраком, листовым золотом света,
озаряющего фасады. Это были по большей части двухэтажные каменные постройки,
обнесенные навесами веранд и балконов. Они стояли тесно, сияя распахнутыми
окнами и дверями. Иногда за углом крыши чернели веера пальм; в другом месте
их ярко-зеленый блеск, более сильный внизу, указывал невидимую за стенами
иллюминацию. Изобилие бумажных фонарей всех цветов, форм и рисунков мешало
различить подлинные черты города. Фонари свешивались поперек улиц, пылали на
перилах балконов, среди ковров; фестонами тянулись вдаль. Иногда перспектива
улицы напоминала балет, где огни, цветы, лошади и живописная теснота людей,
вышедших из тысячи сказок, в масках и без масок, смешивали шум карнавала с
играющей по всему городу музыкой.
прежде чем окончательно избрал направление, тем яснее видел, что карнавал не
был искусственным весельем, ни весельем по обязанности или приказу, -
горожане были действительно одержимы размахом, который получила затея, и
теперь размах этот бесконечно увлекал их, утоляя, может быть, давно
нараставшую жажду всеобщего пестрого оглушения.
удачно, что иногда должен был останавливаться, чтобы пропустить процессию
всадников - каких-нибудь средневековых бандитов в латах или чертей в красных
трико, восседающих на мулах, украшенных бубенчиками и лентами. Я выбрал эту
улицу из-за выгоды ее восхождения в глубь и в верх города, расположенного
рядом террас, так как здесь, в конце каждого квартала, находилось несколько
ступеней из плитняка, отчего автомобили и громоздкие карнавальные экипажи не
могли двигаться; но не один я искал такого преимущества. Толпа была так