гвенона, четырех белоносых гвенонов и шести дрилов. Однажды, когда один из
хамелеонов издох, я принес его труп к обезьянам. Те почтительно окружили
меня и стали с большим интересом разглядывать дохлого хамелеона. Набравшись
смелости, старший из дрилов слегка коснулся лапой хамелеона, отдернул ее и
стал быстро вытирать о землю. Гвеноны так и не решились подойти ближе к
трупу хамелеона. Дрилы же постепенно расхрабрились, схватили труп и стали
пугать им гвенонов, которые разбежались с пронзительными криками. Пришлось
прекратить эту игру, так как дрилы начали вести себя неприлично, а гвеноны
были уже основательно запуганы и жалобными стонами выражали свои обиды.
После этого я проделал новый эксперимент, пустив к обезьянам крупного живого
хамелеона. Обезьяны отступали при его приближении, вскрикивали, корчили
гримасы, но не казались очень испуганными. Затем я достал большого ужа и
тоже подбросил его к обезьянам. Охваченные паническим страхом, они
взметнулись к верхушкам своих столбов и отчаянно визжали там до тех пор,
пока я не убрал змею.
предмет, попадавший к ним в лапы, прежде всего проверялся с точки зрения его
съедобности или несъедобности. Если предмет оказывался несъедобным, он
использовался некоторое время в качестве игрушки, но вскоре дрилы теряли к
нему всякий интерес. Съедобные вещи (а к таковым дрилы относили большинство
попадавших к ним предметов) использовались двумя способами. Деликатесы,
например кузнечики, отправлялись в рот с максимальной быстротой, дабы никто
не успел отнять это лакомство. С менее привлекательными предметами
устраивалась длительная игра, в ходе которой дрилы постепенно откусывали
кусок за куском до тех пор, пока все не оказывалось съеденным. Дрилы,
довольно угловатые по сравнению с другими обезьянами, обладали, однако,
своеобразной привлекательностью. Мне нравилась их развалистая, похожая на
собачью походка, привычка, оскаливая два ряда мелких зубов, морщить нос в
невообразимой гримасе, которая должна обозначать приветливость, манера
двигаться задом, обнажая ярко-розовые седалища. Многое в дрилах нравилось
мне, но особенно таяло мое сердце, тогда, когда эти маленькие обезьянки,
завидев меня, бросались ко мне, обхватывали лапами мои ноги, восторженно
вскрикивали и доверчиво заглядывали в глаза.
робкими обезьянами. Хрупкие нервные гвеноны всегда уступали развязным дрилам
сочных и вкусных кузнечиков и лишь недовольно ворчали и кашляли, наблюдая за
трапезой своих обидчиков. Но в один прекрасный день господству дрилов настал
конец: в лагере появился крупный, почти взрослый детеныш бабуина. Несмотря
на молодость, он был по меньшей мере в три раза больше самого крупного
дрила, и со времени своего появления в лагере стал признанным начальником
обезьяньей колонии. Бабуин был покрыт косматым желтоватым мехом, у него были
большие зубы и длинный хвост, несколько напоминавший хвост льва. Казалось,
что хвост бабуина внушал дрилам особое почтение: они долго с глубоким
интересом рассматривали его, время от времени оглядываясь и сравнивая его со
своими короткими загнутыми хвостиками. Бабуин, которому я дал кличку Джордж,
обращался с остальными обезьянами мягко и деликатно, не разрешая им, однако,
никаких вольностей. Изредка он даже дозволял гненонам слизывать со своей
шкуры соль, в эти минуты он растягивался во весь рост на земле и лежал с
блаженным выражением на морде. В первый день по прибытии Джорджа в лагерь
дрилы сделали попытку общими силами отколотить его и утвердить свое
господство, но Джордж оказался на высоте положения и вышел из этой схватки
победителем. После этого случая дрилы почтительно склонились перед новым
владыкой. Начиная преследование гвенонов, дрилы предварительно всегда
выясняли, далеко ли находится Джордж, так как у последнего был простой
способ прекращения споров -- он кидался к месту драки и без разбора наносил
сильные укусы всем ее участникам.
любимцем и значительную часть времени проводил на кухне. Вскоре, однако, мне
пришлось его из кухни убрать, так как он постоянно оказывался виновником
всех и всяких недоразумений. Если запаздывал обед, мне говорили, что Джордж
опрокинул сковороду. Если что-либо пропадало, находилось по меньшей мере три
свидетеля, подтверждавшие, что в последний раз пропавший предмет они видели
у Джорджа. Джордж был возвращен в общество обезьян, которыми он и стал
руководить, с мягкостью и тактом. Эти его качества поражали меня, так как в
подавляющем большинстве случаев обезьяны, замечая уважение и страх своих
сородичей, становятся отвратительными, наглыми существами. Удивил нас Джордж
и другой своей особенностью. Решив, что, как и прочие обезьяны, он боится
хамелеонов, я привязал его к столбу довольно длинной цепочкой. Заметив
поблизости хамелеона, Джордж добрался до него, что стало возможным благодаря
длине цепочки, одним ударом сбил его с ветки и принялся уплетать с видимым
удовольствием. Пришлось срочно укорачивать привязь.
величиной с небольшую кошку с нежной желто-зеленой окраской, с желтыми
полосками на щеках, бахромой красновато-коричневых волос под ушами и большим
сердцевидным пятном красных волос на морде. Весь он был хрупкий и изящный,
худые, костлявые пальцы на лапках напоминали мне пальцы очень старых людей.
Ежедневно каждая обезьяна получала свою порцию кузнечиков-любимую пищу
обезьян. Когда красноухий гвенон замечал меня, он становился на ноги,
издавал пронзительные, тонкие крики, напоминающие щебетание птиц, и умоляюще
протягивал руки с тонкими дрожащими пальцами. Наполнив рот и обе руки
кузнечиками, гвенон быстро съедал их, а затем начинал внимательно, с
напряженным выражением в светло-коричневых глазах рассматривать свои лапы и
землю около себя в надежде обнаружить какого-нибудь затерявшегося кузнечика.
Никогда еще я не встречал более милой обезьянки. Даже ее крики, напоминавшие
мягкое щебетание птиц, и протяжное воркованье, которым она стремилась
привлечь к себе внимание, резко отличались от утробного ворчания и громких,
пронзительных криков дрилов или от металлических, скрипучих голосов
белоносых гвенонов. Джордж разделял мои симпатии к красноухому гвенону, а
тот в свою очередь был очень привязан к бабуину. Выглядывая из-за заросшего
шерстью плеча Джорджа, маленький гвенон даже позволял себе корчить гримасы
дрилам.
жаре не слышно даже птичьих голосов. Лишь из прохладных глубин леса
доносится слабый, отдаленный звон цикад. Птицы с закрытыми глазами дремлют в
своих клетках, крысы перевернулись на спинки и тоже заснули, слегка
подергивая лапками во сне. На теплой земле под укрытием из пальмовых листьев
вытянулись во весь рост обезьяны, они мирно спят с кротким невинным
выражением на маленьких мордочках. Единственным бодрствующим в такие часы
обычно бывал тот же красноухий гвенон; он пристраивался к отдыхавшему
бабуину, энергично чистил ему мех. время от времени подбадривая себя тонкими
мягкими выкриками, и проделывал свою работу с таким же самозабвением, с
каким сидит иногда за вязанием пожилая одинокая женщина. Длинными пальцами
гвенон разглаживал и расправлял мех бабуина. При этом гвенон не искал блох,
которые вообще редко встречаются у обезьян. Конечно, если во время поисков и
попадется блоха, она будет немедленно съедена, но основной целью поисков
являются кристаллики соли, появляющиеся в шерсти обезьяны после того, как у
нее испаряется пот. Эти кристаллики соли считаются у обезьян первосортным
лакомством. Ищущий вознаграждается вкусным лакомством, а тот, у кого ищут
соль, испытывает приятное сладостное ощущение, когда мягкие ласковые пальцы
расчесывают и приглаживают его мех. Иногда стороны меняются ролями, тогда
гвенон лежит на земле с закрытыми в блаженном экстазе глазами, а Джордж
обшаривает его мягкий пушистый мех большими черными неуклюжими пальцами.
Временами Джордж увлекается и забывает, что имеет дело не с обезьяной своей
комплекции, тогда движения его сильных рук причиняют боль маленькому
гвенону. Раздается жалобный тонкий крик, и в ответ слышится глухое, но
виноватое бурчание Джорджа.
привязывали в маленькой, специально построенной для обезьян хижине рядом с
моей палаткой. Я знал, что чем ближе ко мне находятся ночью обезьяны, тем
они в большей безопасности; если бы леопард захотел ночью полакомиться
обезьяной, он легко добрался бы до места их дневного пребывания. Каждый
вечер обезьян приводили к хижине, поили и вводили в помещение, не обращая
внимания на негодующие крики и протесты животных, которые еще не хотели
спать. Джордж всегда приходил последним, а пока в хижине привязывали
остальных обезьян, он лихорадочно осматривал все кастрюли, надеясь в
какой-нибудь из них найти недопитое молоко. Затем, несмотря на бурные
протесты, его также втаскивали в хижину. В один из вечеров Джордж
взбунтовался. После того как все улеглись, я поужинал и отправился в деревню
на танцы. Джордж, вероятно, заметил меня сквозь одну из трещин в стене
хижины и решил, что если я могу провести вечер вне стен лагеря, то он тоже
имеет на это право. Осторожно развязав узел, он освободился от привязи и
сквозь сплетенную из листьев стену хижины вылез наружу. Пробежав по лагерю,
Джордж вышел на тропу, в этот момент его увидел сторож.
его обратно в лагерь бананом. Джордж остановился и внимательно посмотрел на
бежавшего сторожа. Подпустив его поближе, он неожиданно бросился к нему
навстречу, укусил его в ногу, повернулся и быстро пошел по тропе по
направлению к деревне. Бедный сторож в это время громко кричал, стоя на
одной ноге. Достигнув деревни, Джордж удивился, увидев, как много людей
собралось вокруг фонаря. К моменту его прихода заиграла музыка и начался
излюбленный в Эшоби танец, характеризующийся быстрыми раскачивающимися
движениями туловища. Несколько минут Джордж внимательно следил за
представлением и решил очевидно, что эта интересная игра затеяна специально
в честь его прихода. С громким радостным криком метнулся он в круг
танцующих, несколько человек споткнулись о болтавшуюся за ним цепочку.
Джордж начал весело прыгать в середине круга, то и дело толкая кого-либо из
окружающих. Затем он задел и опрокинул фонарь, который быстро угас.
Ошеломленный внезапно наступившей темнотой и суматохой, вызванной его
появлением, Джордж бросился к ближайшему танцору и прижался к его ногам.
Роллинс Джеймс
Куликов Роман
Белов Вольф
Володихин Дмитрий
Черепнин Владимир
Шилова Юлия