сибарит, развращен, как язычник.
ты сотворил мою кожу такой нежной, руки такими белыми, нос таким
чувствительным, дух таким переменчивым. Но отныне с этим покончено, господи,
начиная с нынешнего дня я буду носить рубашки только из грубого холста, я
погребу себя в навозной яме, как Иов, я буду есть коровий помет, как
Иезекииль.
что, по мере того как голос Шико становится все глуше, голос его собеседника
звучит вес громче и что голос этот, по-видимому, действительно исходит из
комнаты Сен-Люка.
пробивающийся в широкую замочную скважину.
побагровело от гнева, он выпрямился и начал протирать глаза, словно не мог
им поверить и хотел получше рассмотреть то, что увидел.
надо мной посмели так надсмеяться?
облаченный в халат и узкие панталоны, выкрикивал в трубку сарбакана угрозы,
которые Генрих принимал за божье откровение, а рядом, опираясь на его плечо,
стояла молодая женщина в белом прозрачном одеянии и время от времени
вырывала сарбакан из рук Сен-Люка и кричала в него все, что ей приходило в
голову, - всякую чепуху, которую можно было сначала прочесть в ее лукавых
глазах и на ее улыбающихся устах. Каждый раз, когда сарбакан опускался,
раздавались взрывы хохота, ибо было слышно, как Шико плакался и сокрушался,
с таким совершенством подражая гнусавому голосу своего хозяина, что королю в
передней показалось, будто это он сам причитает и скорбят душой по поводу
своих прегрешений.
прорычал Генрих. - О! Негодяи! Они мне дорого заплатят!
прокричала в сарбакан, Генрих отступил на шаг и с силой, неожиданной в столь
женственном создании, одним ударом ноги высадил дверь: дверные петли
оторвались, замок сломался.
шелковыми занавесками.
королем, белым от ярости.
Милосердия! Спаси меня, дева Мария, спасите меня, все святые.., я слабею,
я...
бурлескной сцены, мгновенно превратившейся в трагедию, застыли, не в силах
произнести ни звука.
бешенства, недостойному короля, вырвал сарбакан из рук Сен-Люка и замахнулся
им на своего бывшего любимца. Но Сен-Люк резко вскочил на ноги, словно
подброшенный стальной пружиной.
голову, я дворянин.
наклонился и подобрал игрушку. То был Шико. Услышав грохот выломанной двери
и рассудив, что присутствие посредника будет нелишним, он поспешил в комнату
Сен-Люка.
бросился прямо к балдахину, за которым явно кто-то прятался, и извлек оттуда
бедную женщину, дрожавшую от страха всем телом.
изгоняешь, Генрих? - спросил он, обращаясь к королю.
провинившихся сарбакан вместо пламенного меча и сказал:
запрещаю вам вход в него.
надобности защитить ее от королевского гнева, шепнул:
лье отсюда.
Глава 10
О ТОМ, КАК БЮССИ ОТПРАВИЛСЯ НА ПОИСКИ СВОЕГО СНА, ВСЕ БОЛЕЕ И БОЛЕЕ УБЕЖДАЯСЬ, ЧТО ЭТОТ СОН БЫЛ ЯВЬЮ
герцог опасался последствий дерзкого разговора с королем, на который его
подбил Бюсси, а мысли Бюсси по-прежнему витали вокруг событий прошлой ночи.
как распрощался с герцогом, превознеся до небес его мужественное и
решительное поведение, - в конце концов, вот что не подлежит сомнению: на
меня напали, я защищался, меня ранили; ведь рана в правом боку все еще дает
себя знать и побаливает довольно сильно. Итак, схватившись с миньонами, я
видел стену Турнельского дворца и зубчатые башни Бастилии так же хорошо, как
сейчас вижу там вдали крест на церкви Пти-Шан; это на площади Бастилии на
меня напали, немного не доходя до Турнельского дворца, между улицей
Сент-Катрин и улицей Сен-Поль, а я ехал в Сент-Антуанское предместье за
письмом королевы Наваррской. На меня напали там, возле двери с окошечком,
через которое, после того как дверь за мной закрылась, я смотрел на Келюса,
а у того щеки были белые-белые, а глаза горели. Я оказался в прихожей; в
конце прихожей была лестница. Я почувствовал первую ступеньку этой лестницы,
потому что споткнулся о нее. Тогда я упал без чувств. Потом начался мой сон.
Потом меня привел в сознание холодный ветер: я лежал на откосе рва у Тампля,
возле меня стояли монах, мясник и еще - старуха.
ярче вспыхивает в памяти, хотя время идет и та ночь все дальше и дальше от
меня? Ах, - сказал Бюсси, - вот в этом загадка...
закрыл глаза.
такой отчетливый след. Я вижу комнату, фигуры на гобеленах, я вижу расписной
потолок, вижу кровать из резного дуба с занавесками из белого с золотом
шелка, вижу портрет, вижу белокурую даму, хотя, может быть, она и не сошла с
портрета, тут у меня полной ясности нет. Наконец, я вижу доброе и веселое
лицо молодого лекаря, которого привели ко мне с завязанными глазами; в
общем, в моей голове полным-полно всяких образов и подробностей. Перечислим
еще раз: гобелены, потолок, резная кровать, занавески из белого с золотом
шелка, портрет, женщина, лекарь. Ну-ка. Ну-ка! Я обязательно отправлюсь на
поиски всего этого и буду последней скотиной, если не разыщу.
наденем-ка мы костюм, более подходящий для ночного гуляки, и - к Бастилии.
человек, подвергнувшийся нападению в глухом закоулке и чудом избежавший
смерти, отправился бы на следующий день, примерно в тот же поздний час, на
поиски места происшествия? Однако Бюсси именно так и собирался поступить. Не
раздумывая больше, он поднялся в свои комнаты, приказал слуге, сведущему в
искусстве врачевания, которого он на всякий случай держал при себе, потуже
перевязать рану, натянул высокие сапоги, доходившие до половины бедер,
выбрал самую надежную шпагу, завернулся в плащ, сел в носилки, остановил их
в конце улицы Руа-де-Сисиль, вылез из носилок, наказал своим людям ожидать
его возвращения и зашагал по улице Сент-Антуан к площади Бастилии.
улицы пустели. Днем изредка выглядывало солнце и дул теплый ветер, поэтому
все оттаяло, лужи ледяной воды и ямы, полные грязи, превратили площадь
Бастилии в почти непроходимую местность, усеянную озерами и обрывами, ее
огибала та прижавшаяся к стене крепости дорога, о которой мы уже говорили.
свалили коня, и, как ему показалось, нашел его. Затем он восстановил в
памяти свои отступления и атаки и воспроизвел их. Он отступил к домам и
обследовал каждый фасад, надеясь найти ту дверь с нишей, к которой он
прислонился, и с окошечком, через которое смотрел па Келюса. Но у всех
дверей были пиши, и почти в каждой из них было прорезано окошечко, а за ним
виднелась узкая темная прихожая. По воле судьбы, три четверти всех входных
дверей открывались в такие прихожие, и эта предосторожность но покажется нам
такой уж нелепой, если мы вспомним, что в те времена парижские буржуа не
знали, что такое консьерж.
постучать в каждую из этих дверей и расспросить всех хозяев, пусть я истрачу
тысячу экю, чтобы развязать языки всем лакеям и всем старухам, но я узнаю
все, что хочу узнать. Здесь пятьдесят домов, по десять домов в вечер
составит пять вечеров, и я пожертвую ими. Только придется подождать, пока
земля не подсохнет.
бледный огонек, который, отражаясь в лужах, как свет маяка в море, двигался
в его сторону.
порой отклонялся - то влево, то вправо, иногда вдруг, остановившись,
внезапно принимался что-то вытанцовывать, уподобляясь блуждающему огню,
затем спокойно двигался вперед, но вскоре сноса брался за свои выкрутасы.