медленно, воспалительные процессы обостряются. Анатолий меня утешает:
была почти непрерывная рвота. Привыкли! Обязательно гуляйте, дышите свежим
воздухом. Я прогуливался ежедневно.
ветра не бывает, нужно лишь равномерно дышать через подшлемник и стараться
не смыкать глаза, так как ресницы моментально слипаются. Пройдешься -- и
отлично себя чувствуешь, спишь как убитый! Верно, Володя?
километра два, -- и словно оказываешься в космосе: полярная ночь, лютый
холод, звезды прижаты небом к земле... Удивительное ощущение!
исчерпаны, новых мы не привезли. Артемьев приносит откуда-то бутылку
шампанского и разливает его по бокалам.
изумляются "старики".
строителя Востока Василия Сидорова, по символическому глотку -- за всех нас
по очереди.
очередная осада инженера-механика Ивана Тимофеевича Зырянова.
Антарктиде. Уверен, что ни один восточник не предъявит мне претензий за
такое утверждение: никого на станции так не любили, ни к кому не тянулись с
такой сыновней и братской нежностью, как к Тимофеичу. Он остается с нами на
сезон и будет одним из главных персонажей дальнейшего повествования. А
сейчас я хочу только рассказать, почему на него велась атака.
механику-водителю Марцинюку и Зырянову, мы привезли посылки от родных,
остальные ребята получат их на "Визе". И вот следопыты из старой смены
пронюхали, что Тимофеич оказался владельцем нескольких бутылок коньяка, по
которому все успели соскучиться. И по ночам у постели, на которой возлежал
коньячный Крез, проходили эстрадные представления.
бряцая гитарами.
почитать? Чечетку отбить?
музыку: "На купол брошены", "Топ-топ" в честь любимого внука и что-нибудь
душещипательное. Понаслаждавшись, он вытаскивал бутылку, и "черти", радостно
подвывая, удалялись к себе. При помощи такой хитроумной тактики они за три
ночи выманили у Тимофеича три бутылки, но, по их сведениям, гдето в недрах
зыряновского чемодана хранилась четвертая. И дело кончилось тем, что
Тимофеич, выслушав очередную серенаду и обозвав ее исполнителей "гнусными
вымогателями", ушел за последней бутылкой.
островов, -- рассказывает ионосферист Юра Корнеев, -- проводили
инвентаризацию имущества. Составили, как полагается, ведомость и передали по
радио в Севморпуть. Перечислили все предметы, даже "коня спортивного", на
котором занимались гимнастикой несколько энтузиастов. Проходит неделя, и над
станцией появляется самолет, сбрасывает какие-то тюки. Распаковываем -- и не
знаем, плакать или смеяться: сено! Стоим обалдевшие, а к нам бежит радист,
ревет белугой, захлебывается: "Читайте, ребята! Воды! Умираю в страшных
судорогах!" Читаем: "Категорически приказываю спортивных лошадей отныне на
станцию не завозить без особого разрешения"!
Нарцисс Иринархович Барков. -- Как-то для проведения гляциологических и
других научных работ мы, несколько сотрудников, полетели на остров Победы --
сидящий на мели айсберг огромных размеров площадью в тысячи две квадратных
километров. Там, кстати, нас прихватила самая сильная на моей памяти пурга
-- 55 метров в секунду, и вообще пришлось поволноваться: продукты кончились,
погода нелетная, а до Мирного -- сто пятьдесят километров... Но не об этом
речь.
снега и сложили в холодном погребе. Передохнули денек, приходим в погреб --
нет снега. Волосы дыбом! Проводим расследование, следы ведут к повару.
Оказалось, ему нужно было срочно остудить компот, зашел, увидел какой-то
снег, проверил -- чистый, и бах его в котел!
просьбе французских ученых они взяли с определенных глубин пробы снега и
запаковали его в мешки. На "Визе" мешки будут лежать в холодильнике, а в
Гавре их сдадут французам. Мы смеемся: уникальная транспортная операция! Я
еще не знал, что через некоторое время сам буду помогать перевозить снег за
двадцать тысяч километров и трястись от ужаса, что он может растаять.
потрясая чашкой.
Почему? А потому, что не сможете написать: "Я в присутствии свидетелей
наслаждался, зажмурив глаза, мороженым на Полюсе холода!"
получал я такого новогоднего подарка, как в эту памятную ночь.
смена готовит новогодний стол и берет на себя обслуживание, а новая -- моет
наутро посуду и прибирает помещение. Первый пункт соглашения был выполнен
безупречно. А когда пришло время и нам платить по счету, Александр Никитич
Артемьев взглянул на нас, жалких гипоксированных элементов, похудевших и
синих, как недоразвитые цыплята, и сказал своим ребятам:
и уложили на койки.
приземлились в Мирном, как замела пурга.
Половина наших товарищей все еще волнуется в переполненном Мирном и у моря
Дейвиса проклинает погоду.
Дергунову. Он единственный на станции метеоролог, и ему замены нет. Четыре
раза в сутки Саша должен хоть ползком, но добраться до метеоплощадки, снять
с приборов показания, обработать их и передать радисту. Но у Саши оказался
твердый характер, и он самолюбив: ни одной жалобы от него не услышишь.
Валерий по нескольку раз в день заставляет его дышать кислородом и сам
понемногу вникает в метеорологию: на Востоке всякое может случиться, а
дублера взять будет неоткуда.
И даже Иван Луговой: поработал на свежем воздухе без подшлемника...
Остальные держатся, хотя спим мы плохо и не проявляем присущей полярникам
активности за обеденным столом. И лишь на двоих из нашей смены приятно
смотреть.
Фищевым запускает аэрозонды, следит за их полетом по локатору, помогает
механикам, монтирует радиопеленгатор и, когда нужно, перевоплощается в
грузчика.
обвиняет его в возмутительном нарушении режима. -- Я же говорил, что на мне
с первого дня можно будет возить воду. Как и на тебе, Валера. Чем мы с тобой
не пара гнедых?
жизни ребята. Борис высок и аскетически худ, в нем нет ни единого грамма
лишнего жира. "На мыло не гожусь", -- пошучивает он. Такие люди часто бывают
на редкость выносливыми, и к Борису это относится в полной мере: своей
самоотверженной работоспособностью он поражал даже видавших виды полярников.
сложен физически. В прошлом альпинист-разрядник, он легче других справился с
горной болезнью и, как всякий врач на полярной станции, вечно "на подхвате"
-- главным образом в роли грузчика. Валерий очень красивый брюнет, и бородка
а-ля Ришелье, которую он начинает отращивать, очень ему идет. Веселый и
общительный "док" обладает стихийной центробежной силой, к нему вечно
тянутся, и медпункт, в котором мы с ним живем, неизменно заполнен
посетителями, отнюдь не только пациентами. К последним, кстати, Валерий
относится своеобразно. Его медицинское кредо -- заставить пациента
ухмыляться по поводу собственного недомогания.
может до слез растрогать больного и преисполнить его жалостью к своему
прохудившемуся организму. Помню, что, когда жена, напевая что-то про себя,
выслушивала мои жалобы и равнодушно роняла: "Сделай хорошую зарядку --
пройдет", я выздоравливал от ярости.
само собой вылечит время. И лишь к одному больному он отнесся со всей
профессиональной серьезностью.
и планами расширения станции начальник никак не хотел примириться со своей
Корнев Павел
Посняков Андрей
Корнев Павел
Никитин Юрий
Майер Стефани
Шилова Юлия