расходились из кают компании, вы бы тут же успокоились, дорогой друг.
главное в жизни-- это твоя работа. Человек, удовлетворенный своим трудом, --
вот воистину счастливец. Я имею в виду не тех, кто, валовая видимость бурной
деятельности, с шумом и трескотней грохочет пустыми бочками, а тех, кто без
трескотни и шума вокруг своего имени целиком отдается любимой работе, не
помышляя о наградах, потому что работа и есть их награда. Таких людей
немного, и чаще всего они остаются в тени: все силы вложены в работу, и на
представительство их уже не хватает. Впрочем, портреты таких людей, как
Степан Иванович, вешают на Доску почета, их сажают в президиум, ими
восхищаются, как чемпионами: молодец, я бы так не сумел!
вкладывал свою душу, уничтожается без следа. На Новый год Степан Иванович
создал настоящий шедевр: огромную корзину из теста, украшенную кремовыми
розами, клубникой и виноградом, да так, что каждый цветочек, каждая ягодка
казались настоящими! И уникальный полупудовый торт проглотили за десять
минут, а сердце Степана Ивановича радовалось и разрывалось на части: ведь в
этот торт он вложил весь свой талант, свою любовь к профессии, к ребятам,
для которых еда-- одно из главных удовольствий, доступных на льдине.
минутка -- берется веник и швабра:
как все ребята, хотел бы пойти на торосы, полюбоваться игрой преломляющихся
солнечных лучей, просто посидеть, помечтать о жене, дочке, которая родилась
уже после его отъезда на льдину. Мне рассказывали, что он любит природу и
любит оставаться с ней наедине. Но у Степана Ивановича на себя времени не
оставалось. Почитать полчаса перед сном -- все, что мог позволить себе до
предела утомленный тяжелым рабочим днем человек.
добрых слов-- об одних больше, о других меньше. Каждый из них поработал на
совесть, она чиста у всех. Так вот. летом, когда сходит снег, лед становится
игольчатым, острым, собаки -- их на станции две, Жулька и Пузо, -- до крови
исцарапали лапы. И лишь у одного человека нашлось время, чтобы сшить собакам
тапочки и забинтовать пораненные лапы. Это сделал Степан Иванович, добрая
душа.
убедительная характеристика из всех, что я слышал. Панов мне сказал:
я внесу в список личного состава, будет Степан.
ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ ВЛАДИМИРА ПАНОВА
поставлен вопрос: "Быть или не быть?"
знали: кульминация может превратить тихого и скромного парня в героя, а
задиру и грубияна -- в трусливого зайца.
которого скрыться невозможно. На раздумье дается одна секунда, взвешивать
все "за" и "против" времени нет, и решение нужно принимать не только умом,
но всем своим подспудным опытом, своим отношением к жизни.
постоянством задавали один и тот же вопрос:
вечный спор о том, какую кинокартину сейчас запустить -- "Берегись
автомобиля" или "Тридцать три". И ту и другую смотрели уже раз по десять, а
дежурный по лагерю, имевший диктаторские права, колебался.
домиком только что прошла трещина, ее ширина уже сантиметров двадцать, и она
продолжает расширяться!
высыпать на улицу, послышался тихий голос Панова:
Нужно допить чай.
чай. Все остальное тоже важно, но не так, как чай. Трепеща от возбуждения,
ребята уселись за стол. Несколько секунд все молча давились чаем.
Павел Андреевич, заводите трактор и гоните его к трещине. Васильев,
перебрось ближе к лагерю клипербот и аварийное оборудование, пока трещина не
разошлась. Вы четверо с аварийным инструментом идите к домику, откапывайте
трос и цепляйте его к трактору. Сразу же после этого будем по необходимости
выносить оборудование. Всем аэрологам идти к себе -- нечего устраивать у
трещины толчею. Разрешаю приступить к работе.
предотвращена. Через пятнадцать минут домик был готов к эвакуации. Возле
него остались лишь аварийная команда и начальник -- трещину могло развести в
любую минуту, и единственным средством борьбы с ней было угадать ее
намерения. К счастью, трещина не расширилась, |за ночь ее засыпало снегом,
снег полили водичкой, и к утру она подмерзла. Теперь следы этой зловещей
трещины непосвященный даже не различит, их 'почти не осталось. А рассказ о
начальнике станции, который заставил людей давиться чаем в тот момент, когда
по лагерю шла трещина, остался и, наверное, войдет в полярный фольклор.
Потому что это и есть подлинное, без игры на публику, высшее самообладание,
в котором Проявляется величие характера, то волевое решение, которое может
принять только сильный, уравновешенный и сознающий высокую ответственность
человек.
Панова. Но я пишу полярные были, а с начальником станции мне удавалось
общаться значительно реже, чем хотелось -- мне, разумеется, а не начальнику.
Я уже говорил, что Владимир Васильевич спал лишь по нескольку часов в сутки:
готовил научный отчет, сдавал дела своему преемнику Льву Валерьяновичу
Булатову, утрясал разные мелочи -- самые хищные расхитители времени. К тому
же после первого прохладного приема, верный тактике никому не навязывать
свое общество, я сам сторонился начальника. Потом мы сблизились. Началось со
случайных встреч за едой, их продолжили запланированные разговоры в домике
и, наконец, памятный поход на торосы.
что это внешнее проявление огромной физической и нервной усталости,
накопленной за год тяжелого дрейфа. Ему еще нет сорока, но жесткий
мальчишеский чуб пробит сединой; узкие черные глаза смотрят остро и в упор,
как бы вопрошая: "Что ты есть за человек?" -- а широкие, твердые скулы
говорят о сильном и упрямом характере. За Полярным кругом Панов провел около
пятнадцати лет, повидал людей в разных ситуациях и поэтому не спешит давать
характеристики тем, кого не видел в деле. По образованию Владимир Васильевич
океанолог, его диссертация "Термика моря" заслужила в научных кругах высокую
оценку. Он любит свою науку -- творческий сплав физики, химии, математики и
биологии -- и уверен в ее большом будущем. В Ленинграде у него растут две
девочки, младшей шесть, старшей двенадцать лет; он вспоминает о них с
нежностью и как-то не может еще поверить, что недели череа три их увидит.
обстоятельствах. Панов неожиданно предложил мне пойти с ним на обход
лагеря-- это часа на два, вдоль торосов: посмотреть, как держатся старые
трещины, не появились ли новые. Едва успел я задрать нос от такой чести, как
Панов объяснил, что по инструкции на торосы никто не имеет права ходить
один, а все ребята сейчас заняты. Пошли. Панов предложил мне держаться рядом
-- мало ли что может случиться. Я вспомнил рассказ радиста Яши Баранова и
готов был даже взять начальника под руку. А история эта призошла на станции
"Северный полюс-7". Туда прилетел корреспондент газеты "Труд", которому для
придания очерку полярного колорита обязательно нужно было своими глазами
увидеть трещину. Он уговорил начальника. станции Ведерникова взять его на
обход. Полярная ночь-еще не кончилась, было темно. Начальник станции шел
впереди, прощупывал лед фонариком, и вдруг какое-то предчувствие заставило
его обернуться. Корреспондент исчез, словно растворился в воздухе.
Ведерников (заметался, бросился назад и наконец нащупал лучом' фонарика
торчащий из трещины капюшон. Ведерников ухватился за него и вытащил
корреспондента, который не только своими глазами увидел, но и ощутил, что
такое трещина на дрейфующей льдине.
трещины, из-за которой станция осталась без посадочной полосы. А вот и ее
оставшийся кусок: ва нем сиротливо чернели обломки АН-2, отлетавшего свое...
Мы заговорили о полярных опасностях. Панов нисколько не преуменьшал
постоянной угрозы, под которой находятся жизнь и спокойствие обитателей
льдины, но, во его твердому убеждению, никакая профессия по обилию
опасностей не может сравниться с работой полярных летчиков.