нанять ночное такси в проводники. И, как выяснилось, я колесил совсем близко
от гостиницы. Швейцар и коридорные, вероятно, нашли мой способ передвижения
несколько необычным, но вида не подали. Костюм я вручил им на плечиках,
башмаки были засунуты в задний карман охотничьей куртки, а рубашки аккуратно
завернуты в дорожные карты Новой Англии. Росинанта мгновенно спровадили в
гараж на хранение. Чарли пришлось отбыть в собачник, где мне тоже пообещали
сохранить его, а кроме того, вымыть н подстричь по последней моде. Несмотря
на свой почтенный возраст, Чарли до сих пор много о себе воображает и любит
пофорсить, но когда ему стало ясно, что его бросают одного, да где - в
Чикаго! всю фанаберию с него как рукой сняло, и он возопил вне себя от
ярости и отчаяния. Я зажал уши и удрал в отель.
что с них требовать, когда появляешься там в жеваном охотничьем костюме, с
заросшей физиономией, слегка покрытый коростой дорожной грязи и осоловелый
после ночи, проведенной за рулем. Да, конечно, номер за мной, но освободится
он только с двенадцати часов дня. Администрация отеля старательно разъяснила
мне создавшееся положение. Я все понял и все простил. Но мое собственное
положение было таково, что мне хотелось принять ванну и лечь в постель,
поскольку же это было невозможно, я сказал, что прикорну в кресле, вот
здесь, в холле, и сосну, пока мой номер не освободится.
что не могу послужить к вящему украшению этих роскошных и дорогих чертогов.
На сцене появился помощник главного администратора, вызванный, по-видимому,
передачей мыслей на расстоянии, и втроем мы урегулировали вопрос. Как
выяснилось, только что выписался един джентльмен, улетавший ранним
самолетом. Его номер еще не успели убрать и подготовить к приему следующего
постояльца, но мне предложили побыть там, пока не освободится мой. Таким
образом, разумный и терпеливый подход к делу позволил разрешить все к общему
удовлетворению - я дорвался до горячей ванны н постели, а администрация
отеля избежала конфузного для нее зрелища в холле.
удобное кресло снять сапоги, уже успел стащить левый, и вдруг заметил нечто,
потом еще и еще кое-что. Не прошло н минуты, как ванна и сон были забыты, и
моими мыслями полностью завладел Одинокий Гарри.
помет, но человек, проведя одну ночь в комнате, запечатлевает в ней свой
характер, свою биографию, свое недавнее прошлое, а иногда и свои планы и
надежды на будущее. Больше того, личность человеческая, по-моему,
пропитывает собой стены жилья, в они лишь постепенно расстаются с ней. Очень
возможно, что этим объясняется появление призраков и прочие чудеса. Мои
выводы могут быть ошибочны, но мой нюх вряд ли меня обманывает, и я умею
распознавать человека до следам, которые он оставляет после себя. Кроме
того, я люблю всюду совать свой нос и не стыжусь признался в этом. Я не
пройду мимо незанавешенного окна, не заглянув туда, не упущу случая
прислушаться к разговору, который совершенно меня не касается. Такое
свойство характера ничего не стоит оправдать и даже облагородить ссылкой на
то, будто писатель должен интересоваться людьми, ко а подозреваю, что меня
просто одолевает любопытство.
начинает обретать форму занимать место в пространстве. Человек, недавно
выехавший из этой комнаты, угадывался по тем частичкам своей персоны,
которые он оставил после себя. Конечно, даже Чарли с его не столь уж
совершенным носом вынюхал бы здесь гораздо больше. Но Чарли сидел в
собачнике в ожидании стрижки. Как бы там ни было, Гарри для меня - существо
вполне реальное, подобно любому из моих знакомых, даже реальнее многих из
них. В нем нет никаких исключительных черт: напротив, он принадлежит к
довольно многочисленной группе людей. Следовательно, его личность
представляет собой интерес для каждого, кто изучает Америку. Но чтобы
кое-кто из мужчин не встревожился, разрешите мне сказать, прежде чем я начну
склеивать этого Гарри по кусочкам, что на самом деле зовут его по-другому.
Он живет в Уэстпорте, штат Коннектикут. Этот факт установлен по меткам
прачечной, отколотым с его рубашек. Обычно человек отдает рубашки в стирку
по месту жительства. Подозреваю, впрочем, что на работу он ездит в Нью-Йорк.
Поездка в Чикаго была посвящена в основном делам, но с присовокуплением
кое-каких традиционных утех. Его фамилию я узнал потому, что он испещрил
гостиничную почтовую бумагу своей подписью, каждый раз слегка меняя ее
наклон. Из этого можно заключить, что он не очень-то уверен в твердости
своего положения в деловом мире, и о том же самом говорили и некоторые
другие признаки.
бумаг.
ответил. Как жаль, что ты не со мной. Одному мне так одиноко в Чикаго. Ты
забыла положить в чемодан мои запонки. Пришлось купить пару дешевых у
"Маршал Филд". Пишу тебе в ожидании К. Е. Надеюсь, он принесет с собой
конт..."
так одиноко в Чикаго. В гости к нему пожаловал не К. Е. с контрактом. Она
была брюнетка и употребляла очень бледную губную помаду - окурки сигарет в
пепельнице и краешек стакана из-под виски с содовой. Они пили "Джек Дэниэл"
- пустая бутылка, шесть бутылок из-под содовой и ведерко с растаявшим льдом.
Она была сильно надушена и на ночь не осталась - вторая подушка не смята,
кроме того, отсутствие губной помады на косметических бумажных салфетках.
потому, что ее и вправду так зовут. Она дамочка из нервных - курила его
сигареты с мундштуком и фильтром, но выкуривала каждую не больше чем на
треть, хватала другую и не тушила их, как следует, а тыкала в пепельницу,
мохрявя концы. На Люсиль была миниатюрная шляпка-менингитка - из тех, что
прикалывают к волосам маленькими гребенками. Одна гребенка выпала из ее
прически. Эта гребеночка и заколка, валявшиеся около кровати, подсказали
мне, что Люсиль брюнетка. Не берусь судить, профессионалка она или нет, но
опыта ей, видимо, не занимать стать. Чувствуется в Люсиль эдакая элегантная
деловитость. Она не так уж много всего набросала в номере, как это могла бы
сделать дилетантка. И не напилась. Стакан ее был пуст, но от вазы с красными
розами - администрация не щадит затрат - попахивало "Джеком Дэниэлом", что
не пошло цветам на пользу.
скрасила его одиночество? Сомнительно! Оба они, по всей вероятности, делали
то, что от них и ожидалось. Гарри не следовало бы столько пить. Желудок у
него уже не тот - обертки от пилюль в корзине для бумаг. Работа у Гарри,
видимо, нервная, что и сказывается на желудке. Бутылку он, судя по всему,
прикончил уже после ухода Люсиль. А утром встал с головной болью - два
станиолевых тюбика из-под таблеток "бромосельтерской" в ванной.
по-моему, встреча с Люсиль не принесла ему никакой радости. Вторая: он,
видимо, на самом деле чувствует себя очень одиноко, и, может быть, это
чувство уже приняло у него хроническую форму. И третья: он не сделал ничего
такого, чего нельзя было предвидеть заранее, - не разбил ни стакана, ни
зеркала, не буянил - словом, не оставил никаких следов того, что ему удалось
испытать радость бытия. Я ковылял в одном сапоге по номеру, стараясь
побольше всего разузнать о нем. Даже заглянул под кровать и в стенной шкаф.
Хоть бы он галстук забыл! На грустные размышления навел меня Одинокий Гарри.
* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *
имени и положению счастливого супруга. Моя жена прилетела туда из Нью-Йорка
на несколько дней. Такая перемена была мне как нельзя более приятна, я
вернулся к своему привычному, проверенному образу жизни, но в литературном
отношении дело несколько осложняется.
это допустимо, в литературе - нет. И я выпускаю Чикаго из своих записей,
потому что он стоит где-то сбоку и нарушает перспективу. В путешествии эта
остановка была приятной и благотворной для меня; в книге же она окажется
инородным телом.
отзвучали, мне пришлось опять пройти через тоску одиночества, и это было не
менее мучительно, чем в первый день. Видно, нет от нее другого лекарства,
как побыть наедине с самим собой.
в Чикаго, радостью при виде Росинанта я откровенным бахвальством своей
внешностью. Таков наш Чарли, когда его подстригут, причешут, вымоют; он
гордился собой не меньше мужчины, одевающегося у хорошего портного, или
женщины, на которую только что навели красоту в косметическом кабинете,
-ведь все они не сомневаются, что совершенно неотразимы. Расчесанные,
стройные, как колонны, ножки Чарли были прекрасны, шапочка
серебристо-голубого меха щегольски сидела у него на голове, а хвостом с
помпоном на самом кончике он помахивал, как дирижер палочкой. Великолепие
ровно подстриженных усов сообщало ему и внешнее и внутреннее сходство с
французским бульвардье девятнадцатого века и, между прочим, скрывало его
кривые передние зубы. Но я-то знаю, как он выглядит неухоженный. Однажды
летом шерсть у Чарли свалялась, провоняла псиной, и я остриг его наголо. И
вот эти округлые башенки ног превратились в спицы - тонюсенькие и не
очень-то прямые; под состриженной на брюхе шерстью оказался дряблый живот -
примета преклонного возраста. Может быть, Чарли и отдавал себе отчет в своих
подспудных несовершенствах, но по его виду этого нельзя было сказать. Если
"судить по обхождению, каков есть человек", то каков есть пудель, можно
судить по его поведению и стрижке. Чарли сидел в кабине Росинанта
исполненный благородства, выпрямившись во весь рост, и давал мне понять, что