предназначены для того, чтобы держать их в клетке. Их оперение блистает
сказочными красками, песни их дикие и сладкозвучные. Лучше дать им
свободу, иначе однажды, когда вы откроете клетку, чтобы покормить птицу,
она просто выпорхнет. И какая-то часть вас будет знать, что все
происходит так, как и должно, и радоваться. Но дом ваш опустеет без
этого чудного создания, жизнь станет более скучной и серой.
даже если мой рассказ где-то оказался непоследовательным и бессвязным, и
если эти воспоминания сделали меня чуть печальнее и даже старее.
Благодарю за внимание. И Энди, если ты действительно сейчас на свободе -
а я верю, что это так, - погляди за меня на звезды после заката, набери
полную пригоршню песка, брось ее в прозрачную чистую воду и вдохни за
меня полной грудью воздух свободы.
передо мной лежат разбросанные по столу страницы, и я хочу к ним
добавить еще несколько.
пошел в магазин на Конгресс Стрит и купил.
1976 года. Сейчас май 1977, и я сижу в маленькой дешевой комнатушке
отеля "Брюстер" в Портленде.
очень громким, волнующим, будоражащим сознание. Я постоянно выглядываю в
окно, чтобы убедиться, что на нем действительно нет решетки. Ночью я
плохо сплю, потому что кровать в моем дешевом номере кажется слишком
большой и непривычно роскошной. Я вскакиваю в шесть тридцать каждое утро
совершенно растерянный и испуганный. Мне снятся дурные сны, и постоянно
возникает чувство, что свобода моя вот-вот исчезнет, и это ужасно.
лет подъемов и отбоев по звонку я оказался свободным человеком. Они
решили, что в возрасте пятидесяти восьми лет после долгой тюрьмы я
слишком стар и разбит, и совершенно безопасен для общества.
так же тщательно, как новичков, попадающих в тюрьму. А моя рукопись
содержит в себе достаточно взрывоопасных вещей, чтобы стоить мне других
шести или восьми лет заключения. А главное, название города, где
находится сейчас Энди Дюфресн. Мексиканская полиция с удовольствием
объединит свои усилия с американской, и я не хочу, чтобы мое нежелание
расставаться с записями, которым я отдал столько времени и энергии,
стоило Энди его свободы.
долларов, и вынес свои исписанные листки точно так же. Для перестраховки
я тщательно вымарал название Зихуантанезо и имя Питера Стивенса. Если
записи бы даже обнаружили, я вернулся бы в Шенк еще на некоторое время,
но Энди бы никто найти не смог.
магазине на Спрус Малл в Портленде. Я стал посыльным. Есть только два
типа мальчиков на побегушках, насколько известно: мальчишки и старики.
Если вы делали закупки на Спрус Малл, возможно, я даже относил вашу
корзинку к автомобилю. Но только если это происходило между мартом и
апрелем 1977 года, поскольку именно в этот период я там и работал.
Шенка. Я описывал тюрьму как уменьшенную модель общества, но никогда не
представлял себе, как интенсивно развиваются события и как быстро
движутся люди в большом мире. Они даже говорят быстрее. И громче.
закончился. Например, меня смущают женщины. На протяжении сорока лет я
успел забыть, что они тоже являют собой половину рода человеческого. И
вот внезапно я оказался в магазине, переполненном женщинами. Старые
леди, беременные женщины в майках со стрелочками, указывающими на живот
и надписью "беби здесь"... Женщины всех возрастов и форм. Я большую
часть времени находился в легком смущении и ругал себя за это: "Прекрати
глазеть по сторонам, грязный старикашка!"
мне приходило такое желание (обычно это случалось на двадцать пятой
минуте часа по старой привычке) мне приходилось бороться с непреодолимым
желанием спросить разрешение у босса. Одно дело знать, что я могу
обойтись без чьего либо разрешения на эти вещи в свободном мире. Другое
дело - выработавшаяся за долгие годы привычка доложить о своем уходе
ближайшему охраннику: уклонение от этого правила могло стоить двух дней
карцера.
семь. Я видел, что вызываю у него отвращение, которое может вызывать
подползающий к вам на брюхе, чтобы его погладили, старый пес. Боже, я и
сам себе был отвратителен. Но ничего не мог с собой поделать. Я хотел
сказать ему: "Вот что делает с человеком жизнь, проведенная в тюрьме.
Она превращает каждого вышестоящего в хозяина, а тебя делает псом. Но
там, за решеткой, когда все вокруг тебя находятся в том же положении,
это не имеет большого значения. А здесь становится заметным". Но я не
мог сказать ему этих слов, да и зачем? Все равно он никогда не поймет
меня, как и мой инспектор, огромный тип с густой рыжей бородой и богатым
набором шуток о поляках. Он встречался со мной минут на пять каждую
неделю.
шуток иссякал. Я отвечал утвердительно, и мы расставались до следующей
недели.
начинался. Теперь же было множество групп вокруг самых разнообразных
направлений. Казалось, все только и поют, что о страхе. Возможно, это
мне только казалось... Много машин и очень оживленное движение на
улицах. Первое время когда я переходил улицу, то чувствовал себя так,
будто жизнь моя висит на волоске.
начал было подумывать о возвращении в старый добрый Шенк. Когда вас
только освободили, нет ничего проще. Стыдно признаться, но я намеревался
даже украсть выручку в своем магазине... В общем, что угодно, чтобы
попасть обратно туда, где день регламентирован и все предписано и
известно заранее.
том, как долгие годы этот человек терпеливо пробивал стену тюрьмы, чтобы
выйти на свободу. И мне становилось стыдно. Да, вы можете сказать, что у
него было больше причин, чем у меня, желать освобождения. У него были
новые документы и уйма денег. Но это не совсем так. Он не мог быть
уверен, <то документы все еще на месте, а без документов и деньги
находились за пределами досягаемости. Нет, он просто хотел на свободу. И
поэтому мое трусливое желание вернуться в клетку было просто
предательством.
Бакстон. Было начало апреля 1977 года, уже теплело, снег сходил с полей,
бейсбольные команды уехали на север, чтобы открыт новый сезон
единственной богоугодной, по-моему, игры. Когда я отправлялся в эти
поездки, в правом кармане у меня всегда лежал компас.
него вставлен камешек, не имеющий отношения к Майнскому лугу.
Вулканическое стекло.
городишке? Сотня? По моему собственному опыту могут сказать, что даже
больше. Стоит еще посчитать те, которые были обработаны после того, как
Энди попал в тюрьму. И если даже найду нужное место, то не факт, что
узнаю его. Потому что кусочек вулканического стекла можно проглядеть.
Или Энди мог забрать его с собой.
заключенного, потому что некоторые из этих лужков обнесены теперь
оградой с табличкой "вход воспрещен". А как я уже говорил, вас всегда
рады упрятать обратно за решетку по любому пустячному поводу. Дурацкая
идея... Впрочем, не более, чем пробивать дырку в стене на протяжении
двадцати семи лет. И если вы перестали быть значимой персоной,
человеком, который может все достать, и стали просто старым мальчиком на
побегушках, то замечательно будет завести себе какое-нибудь хобби. Моим
хобби стали поиски камня Энди.
птиц, наблюдал, как с полей сходит снег, обнажая прошлогоднюю траву и
валяющиеся тут и там обрывки газет, консервные банки, бутылки. Все
бутылки непригодны к возвращению; удивительно расточительным стал этот
мир... И конечно, я искал лужайки. Большинство из них отпадало сразу.
Никаких валунов. Или же компас указывал мне, что валун лежит не на том
краю. Я проходил мимо. Эти прогулки были довольно приятны, я
действительно ощущал спокойствие, умиротворенность, свободу. В одну
субботу меня сопровождала какая-то дворняжка, а однажды я увидел
вышедшего из-за деревьев оленя.
моей памяти, даже если я проживу еще пятьдесят восемь лет. Была суббота,
и я шел по направлению Олд Смит Роуд, следуя совету мальчишки,
рыбачившего на мосту. Я взял с собой немного бутербродов в коричневом
пакете нашего магазина и позавтракал, сидя на обочине дороги. Потом я
встал, аккуратно закопал пакеты, как учил меня папенька, когда я был не
старше этого рыбака, и пошел дальше. Часа в два дня я увидел слева от
себя большой луг. Большой валун лежал в точности на северной стороне
луга. Я пошел к нему, хлюпая по весенней грязи. Белка внимательно
глядела на меня с ветки дуба.
Громыко Ольга
Афанасьев Роман
Круз Андрей
Соломатина Татьяна
Лукин Евгений