принялся настаивать и Тедди. - Ты уж давай, досказывай...
конечно, на соревновании и, придя домой, задал сыночку хорошую трепку.
только к этой кличке прибавилась, наверное, еще одна: Рыгайло-Блевайло.
пристрелив папашу, убегает из дома и присоединяется к техасским
рейнджерам... Как тебе это нравится?
виска.
однако рассказывать что-то про Ле-Дио у меня не было ни малейшего желания.
- Жаль, что тебе не понравилась эта история.
уверять Тедди. - Вот только конец маленько подкачал.
великолепно. А насчет конца Тедди прав.
небо продолжало сиять какой-то пронзительной голубизной, однако тени
сильно удлинились - дело шло к вечеру. Ребенком, помнится, мне всегда
казалось, что вечера на исходе лета наступали как-то уж слишком
неожиданно, совсем не так, как, скажем, в июне, когда и в половине
десятого было еще совсем светло.
чтобы успеть собрать дров. К тому же я проголодался.
Крис. - Возражений нет?
возле рельс. Река вскоре осталась далеко позади, так, что ее и слышно уже
не было. То и дело приходилось хлопать себя по лицу и шее, отгоняя
комаров. Впереди теперь шли Верн и Тедди, оживленно обсуждая содержание
последних выпусков комиксов, а Крис, засунув руки в карманы, двигался со
мною рядом. Рубашка, все еще повязанная на поясе, хлопала его по бедрам и
коленям, словно фартук.
Покурим после ужина.
дело.
обращай на них внимания, - он кивнул в сторону Верна и Тедди, - у них
просто не хватает мозгов, чтобы понять.
его записать? Ну, обработать и перенести на бумагу?
сразу. Рассказ должен сначала сложиться в голове, так сказать, дозреть.
как раз таким и должен быть. Как в жизни, в нашей поганой жизни...
газа из "кока-колы", если хорошенько взболтать бутылку.
прекрасно понимал, о чем он.
за другой, а им все конца нет. Вот увидишь, Горди, ты станешь великим
писателем.
как мы жили, чем занимались...
мы еще немного помолчали, затем он так же неожиданно спросил:
После каникул хочется, конечно, повидать друзей, посмотреть на новых
учителей. К концу лета иногда даже устаешь от отдыха, но эта усталость -
ничто по сравнению с усталостью от учебы, которая наступает уже на второй
неделе после начала занятий.
другими, - сказал вдруг Крис.
колледже. Меня, Тедди и Верна запишут, скорее всего, в производственный
класс, как и всех отстающих, - будем вытачивать пепельницы и мастерить
клетки для птиц. Верн, может, даже загремит во вспомогательный... Тебе же
прямая дорога в гуманитарный, "продвинутый" класс. Там у тебя будут новые
друзья, не чета нам... Уж до них-то смысл твоих рассказов станет не на
третьи сутки доходить... Вот так, Горди.
ни с Тедди, ни с Верном.
или не говорить? Верн с Тедди уже опередили нас чуть ли не на милю.
Солнце, клонясь к закату, выглядывало из-за верхушек деревьев, окрашивая
все вокруг в золотистый цвет. Рельсы поблескивали уже не на всем
протяжении, а лишь местами, как будто через каждые шестьдесят ярдов кто-то
по ним рассыпал бриллианты. Тем не менее, было все так же жарко, и пот
продолжал катить с нас градом.
не доведут, - жестко сказал, наконец, Крис. - Тем более с такой семьей,
как у тебя. Ведь я все знаю про твоих стариков: на тебя им совершенно
начхать. Твой старший брат был для них единственным солнышком в окошке...
Вот так же и мой собственный папаша: когда Фрэнк угодил за решетку, у него
крыта поехала. На нас, младших, принялся срывать зло... Твой-то хоть тебя
не лупит, но это, может, даже хуже. Если ты ему объявишь, что по
собственному желанию записался в производственный класс, знаешь, как он
скорее всего прореагирует? Перевернет страницу своей гребаной газеты и
скажет: "Отлично, Гордон, пойди спроси у мамы, что у нас на ужин". И не
говори мне, что это не так. Уж я-то знаю...
черт побери, больно услыхать такое о слоем родителе, пусть даже от лучшего
друга.
Ты бы у меня только попробовал заикнуться о производственном классе! Ведь
эти твои рассказы... Это же дар Божий, настоящий талант, как ты не
понимаешь! Собираешься зарыть его в землю, будто дитя малое, за которым
некому присмотреть. Только круглые дураки и маленькие дети, оставшиеся без
присмотра, вечно все теряют, неспособны сохранить то, что дает им Бог. Ну,
так вот, если уж за тобой некому присматривать, быть может, мне следует
этим заняться.
Лицо его сделалось несчастным под зеленовато-золотистыми лучами
предзакатного солнца. Крис понимал, что только что нарушил неписаный
ребячий закон, свято соблюдавшийся в те времена: можно говорить все, что
угодно, о другом пацане, можно смешивать его с грязью, обливать его
дерьмом, но о родителях его _н_и _в _к_о_е_м _с_л_у_ч_а_е_ нельзя было
произнести худого слова. Это было табу, за нарушение которого полагалась
неотвратимая и жестокая кара.
никто из нас не понимает, если ты вместе с нами пойдешь в этот идиотский
производственный класс лишь потому, что не хочешь разбивать компанию. Ты
станешь таким же болваном, как мы, будешь кидаться ластиками на уроках,
красть по мелочам из магазинов, у тебя появятся приводы в полицию. А когда
немного подрастешь, то будешь вместе с нами угонять тачки, чтобы катать
девиц по сельским кабакам, потом трахнешь одну из них, она обвинит тебя в
изнасиловании, и ты на долгие годы загремишь в исправительную колонию, а
дальше все покатится как по наезженным рельсам. И ты уже не напишешь
н_и_ч_е_г_о_ - ни эту историю про пожирателей пирогов, ни какую-либо
другую. Ты станешь просто одним из многих дураков, у которых вместо мозгов
- дерьмо.
когда Крис Чамберс это говорил, лицо у него было такое - словно у
умудренного жизнью старика, познавшего все на свете... Тон его был
совершенно спокойным, даже каким-то бесцветным, но именно он вселил в меня
настоящий ужас.