исследований и с общественно-политическими выводами против светской власти
папства. Весь этот комплекс идей является у гуманистов не чем иным, как
практическими выводами все из то го же антично-средневекового платонизма, в
котором, однако, примат идеи над материей и над светским человеком не мешает
делать все последовательные выводы для идеального преобразования материи.
удовольствия, но настоящего удовлетворения, по его мнению, мы достигнем
только в царствии небесном, в раю. Во второй половине того же века гуманист
Пико из Мирандолы, не говоря уже о кр упнейшем неоплатонике Марсилио Фичино,
тоже выступает как последовательный неоплатоник и как один из первостепенных
деятелей Платоновской академии во Флоренции, так что его трактат о
достоинстве человека является только логическим выводом из его христиан
ского неоплатонизма. Гуманисты Северного Возрождения (Ульрих фон Гуттен,
Иоган Рейхлин, Эразм Роттердамский и многие другие) базировали свой
либеральный индивидуализм тоже на платонизме, а Рейхлин, будучи прямым
последователем флорентийской Платоновской
(собрание разного рода еврейских религиозно-философских трактатов за
несколько столетий, впервые кодифицированное в XVIII в.). К гуманистам во
Франции обычно причисляют Лефевра д'Этапля, но он - прямой последователь не
только Платоновской академии, а даже и Николая Кузанского, правда на этот
раз с высокой оценкой аристотелизма. Даже такие свободомыслящие гуманисты,
какими были возрожденческие утописты, являлись прямыми последователями Плат
она со всеми недостатками и странностями идеального государства у этого
последнего: Томас Мор был учеником Пико и другом Эразма, а Кампанелла,
несмотря на весь свой сенсуализм, - прямым учеником неоплатоника Патрици.
гуманизма, почти всегда являются последовательными платониками, однако с
либерально-индивидуалистическими и свободомыслящими выводами для науки,
морали и общественно-политической теории, час то с антицерковными взглядами,
но с выдвижением на первый план простоты первоначального христианства.
представляет собою дальнейшую детализацию общевозрожденческого платонизма.
Мы уже видели, что индивидуалистическая светская трактовка неоплатонизма
приводила тогдашних мыслителей к одушевлен ной и весьма насыщенной
натурфилософии, отличавшейся к тому же использованием весьма четких
чувственных ощущений с опорой на резко очерченные скульптурно-архитектурные
формы. Это же необходимо обнаруживается и в тогдашних учениях о природе, о
ее естестве нной закономерности и разумности и о необходимости во всем ей
подражать. Под природой здесь меньше всего понималась антично-средневековая
абстракция и еще меньше естественнонаучный предмет послевозрожденческого
времени. Возрожденческая природа была полна божественных сил, являясь прежде
всего предметом самодовлеющего и вполне бескорыстного созерцания и только в
своем крайнем развитии становилась предметом эксперимента или технического
преобразования. Отсюда уже указанный выше общеизвестный математически й
уклон возрожденческого мировоззрения, заставлявший тогдашних мыслителей и
художников резко противопоставлять одни части другим в пределах общей
цельности и всякую отдельную цельность другим цельностям. Это иной раз
приводило к некоторого рода арифметич ески-измерительной вакханалии,
заставлявшей Альберти и Дюрера, как об этом мы уже говорили, делить
человеческий рост на неимоверное количество мельчайших единиц. Все эти
измерители сначала выбирали то проявление природы, которое казалось им
прекрасным, а уже потом пытались делить его на те или иные измерительные
единицы. Эта измерительная оргия смягчалась у Альберти его связью с
флорентийскими неоплатониками, а у Дюрера - его драматической и трагической
колористикой. Самый же главный апологет математизм а - Леонардо в конце
концов разочаровался не только в целесообразности всей этой арифметической
техники, но и вообще в необходимости изучения природы.
особенно ярко выразил и отчетливо формулировал Лука Пачоли. Крайним
выражением этого возрожденческого физико-математического подхода к природе
был тот его индивидуализм, который пытал ся перенести в человеческий субъект
и его интеллект вообще все объективные ценности и оставить на долю
объективной действительности только ее интеллектуалистические структуры,
распространенные к тому же на все бесконечное и пустое пространство.
Кеплера и аналитическая индуктивно-дедуктивная теория у Галилея с его
законами механики и динамики - весь этот тип возрожденческого мышления
гипертрофировал интеллектуальную способ ность человека, приводил к развитию
механистической метафизики и в этом смысле уже был самоотрицанием
Возрождения и переходом к материализму Нового времени, хотя Кеплер все еще
обосновывал свою систему пифагорейско-платоническими методами, а Галилей все
открытию компаса, к изобретению пороха и книгопечатания и к открытию новых,
неведомых до тех пор горизонтов Азии, Африки и Америки. Здесь
возрожденческий индивидуалистический платониз м через интеллектуальную
гипертрофию переходил, собственно говоря, уже к своей противоположности,
отрицал самого себя и становился на путь не платонической, но уже
новоевропейской позитивистской метафизики. Те черты механицизма, которые
были у Леонардо,
были с ужасом отброшены, а Галилей прославился своей критикой механицизма.
Итак, механицизм не есть возрожденческий тип мышления, но результат его
самоотрицания, что, конечно, не пом ешало ему сыграть огромную передовую
роль в науке Нового времени.
центрального для Ренессанса культурного течения, которое обычно именуется
гуманизмом. Если иметь в виду этимологию это, о латинского слова (humus -
почва, земля), то лучшего обозначения Ренес санса как небывалой в Европе
эпохи гуманизма нельзя себе и представить. Но у этого термина оказалась
весьма плачевная судьба, какая была, впрочем, и у всех других слишком
популярных терминов, а именно судьба огромной неопределенности,
многозначности и ча сто даже банального верхоглядства. Мало ли когда в
истории появлялись разные теории человека и мало ли где мы можем находить
построенные именно на индивидуально-человеческих интересах эстетику и
искусство? Весь античный эллинизм тоже в значительной мере
бытовую личность новоаттической комедии, и общественно-политическую и даже
мировую личность римского принцепса у Вергилия, Горация и Овидия. О какой
личности и о каком человеческом и ндивидууме мы должны говорить в своих
анализах эпохи Рснессанса?
все деятели Ренессанса. В некоторой степени, возможно, это так и было.
Однако изучение современной литературы о Ренессансе повелительно требует по
возможности сузить и специфицирова ть понятие гуманизма. Нельзя под одной
рубрикой гуманизма рассматривать и Петрарку, и Лоренцо Валлу, и деятелей
Платоновской академии во Флоренции, и Джордано Бруно, и немецких
реформаторов. Очевидно, необходимо, говорить не столько о типе гуманиста или
таких авторов, которые в прочих отношениях малосравнимы один с другим: весь
Ренессанс - это есть и теория и практика гуманизма. И все возрожденческие
неоплатоники, о которых мы говорил и выше, тоже свободомыслящие гуманисты.
Но применять этот термин безразлично ко всем деятелям Ренессанса значило бы
спутать всю историю Ренессанса и отказаться от ясного представления о том,
что же такое сам-то гуманизм в его существе.
теоретическими взглядами разных представителей Ренессанса и с их
практическими жизненными целями. В других случаях такого слияния не
происходило. В одних случаях неоплатонизм и гумани зм были единым целым; в
других случаях они представляли собою нечто разное, но все-таки уживались в
пределах одного и того же философского сознания; в третьих случаях они не
только резко противоречили один другому, но и не уживались вместе, так что
тот и ли другой деятель Ренессанса оставался неоплатоником, но не был
гуманистом или, наоборот, оставался гуманистом, но уже не был неоплатоником.
В этой путанице невозможно разобраться без точной договоренности о том, как
же надо понимать гуманизм и какую сто рону в нем надо считать наиболее
существенной.
свободомыслящее сознание и вполне светский индивидуализм. Но чтобы
подчеркнуть специфику этого термина, будем, во-вторых, считать гуманизм не
просто светским свободомыслием, но по
последнего, исторически прогрессивной его стороной, включая всякие формы
утопизма, педагогической и бытовой и, в конце концов, просто практической и
моральной стороной этого свободомыслия .
общеизвестные занятия гуманистов древними языками, но не просто в целях
технического овладения ими. Техническое владение древними языками в средние
века было не меньшим, чем в эпоху гумани зма. Новостью было то, что латынь
теперь уже переставала быть чем-то таким, что разумелось само собою. Латынь
стали изучать и научно, и эстетически, и стилистически. Она теперь уже
переставала быть чем-то просто традиционным и деловым. Ею стали любоватьс я
и в ней разыскивали наилучший стиль. Итальянские гуманисты так чисто писали
на цицероновской латыни, что состязаться с ними было трудно даже крупнейшим
знатокам более поздних веков. Не удивительно поэтому, что итальянские
гуманисты оказались основателя ми и целой огромной научной области, именно
классической филологии, одной из самых ранних разновидностей филологии
вообще, получившей в последующие века общеизвестное грандиозное развитие.