считает, что всякий знак уже интериоризирован, подобно тому как семиотика
считает, что весь мир уже означен.
описываться как уже готовое функционирующее устройство, могущее быть более
или менее произвольно идеологически интерпретированным.
служит тем местом, где возможно одновременное аналитическое изучение самых
различных идеологических элементов данной культуры. При таком подходе
семиотическая методика должна по необходимости сочетаться с психологическим
подходом в самом общем смысле этого слова. Некоторые "имеющие глобальное
содержание" конкретные тексты западноевропейской культуры можно
рассматривать как конечный результат специфически-языковых и идеологических
трансформаций некоего первичного "сознательного" содержания, о котором мы и
говорим, что оно первично (на уровне структуры сознания) символизируется.
"философской символики", такие символы, которые восходят к структуре
"неэмпирического сознательного бытия". Как Платон, так и Кьеркегор
стремились к переходу в такое бытие. Этот переход полагается у них главным
содержанием сознательной жизни человека. Все значимые события и факты жизни
описываются как символы реализации (или нереализации) этого стремления.
Однако эти символы читаются в текстах, которым может быть приписано
идеологическое содержание, имплицирующее наличие в тексте системы идей, по
отношению к которой внутренняя структура текста (в отличие от его внешней,
формально организационной структуры) выступает в качестве мифологии,
философии и т. д.
идеологии своего рода способами (или возможностями) выражения. (С точки
зрения этого подхода, многочисленные анализы мифологических и фольклорных
текстов в современной антропологии оказываются явно недостаточными, ибо
внутренняя форма этих текстов далеко не всегда адекватна приписываемому им
идеологическому содержанию.) И если в рамках этого подхода исследовать
тексты Платона, Кьеркегора и Андерсена, то, при всем их формальном различии,
их форма полагается имплицитно или эксплицитно адекватной идеологии их
авторов (в этом смысле в идеологию включается и их психология). Однако
система идей этих авторов текстуально выражена только через символический
аппарат, то есть, пока символы не установлены и не приведены в систему как
"язык", на котором "говорит" идеология, мы решительно ничего не можем
заключить о самой идеологии.
значение в смысле идей и системы идей, но и обнаруживаем, что лежит за
идеями, то есть обнаруживаем значение символов в отношении скрытой,
невыраженной в экзотерическом языке действительности человеческого сознания.
Последняя образует внутренний глубинный план идеологии (по преимуществу
непередаваемой в терминах философии). Так, символологический анализ
платоновского "Пира" показывает, что сексуальная символика Платона как
система абсолютно параллельна религиозно-метафизической символике
гностицизма*. При переходе от античной
---------------------------------------* И там, и там она выражает
подтекстуальную, образную конструкцию человека ("души"), вырванного из
целостности универсума "мужчино-женщины" ("Бога") и стремящегося к
воссоединению в акте любви ("причастия") и в бесконечном продлении себя в
потомстве ("бессмертии"). Но обе эти интерпретации на уровне философии идей
Платона (идея формы и идея души) выступают как "экзистенциальная
альтернатива культуры", то есть половая любовь символизирует биологическую
фатальность бесконечной цепи рождений, смертей и новых рождений, а любовь
души к богу - выход из мира смертей и рождений. культуры к европейской
культуре нового времени мы наблюдаем лишь новые символические трансформации
при сохранении исходного сознательного содержания*.
аппарата в качестве главного объекта рефлексии над идеологическими
содержаниями всякой культуры. ---------------------------------------* В
символизме Андерсена все та же идея "оторванности" индивидуального
человеческого бытия от универсальной целостности бытия космического, идея,
бессознательно переживаемая как "недостаточность", "дефектность"
индивидуального бытия, обретает иное символическое выражение.
[Андерсеновская символика может быть идеологически связана с монадологией
Лейбница, у которого атомарное бытие есть онтологический принцип (как и в
философии джайнизма).] У Андерсена крошечное человеческое существо
символизирует не только "осколочность" индивидуального бытия, его
"бездушность", "игрушечность" (как в алхимических легендах В. Андреэ, в
"кукольных" сказках Э. Т. А. Гофмана и в "Пиноккио" Коллоди), но и
положительный аспект атомарности - "мобильность", "динамичность",
"незаметность" и связанные с ними "неуязвимость", "вездесущность",
"всепроницаемость". Таким образом, этот символ метафизически амбивалентен:
он и неживой, инертный материал, и живая душа. Но в отличие от платоновской
символики, андерсеновская тяготеет к пространственно фиксированным,
геометризированным (более, нежели пластическим) образам.
реинтеграция индивидуального сознательного бытия, предельное развертывание,
развитие индивида всегда предваряется его предельным "свертыванием",
редукцией многих иерархических планов его бытия к одному. (Это
обстоятельство подтверждается множеством фактов из наблюдений инициационных
обрядов современными этнографами и антропологами.) Анализ соотношения
мифологической символики Андерсена ("Дюймовочка", "Снежная королева") и
метафизического символизма Кьеркегора (особенно по "Дневнику соблазнителя")
показывает, что у последнего внутренние смыслы символов приобретают все
более и более временной характер. У Андерсена внешние, натурно воплощенные
образы символизируют времена года, соотносимые с чинами бытия, - рождением,
жизнью и смертью. Смерть у него конечный ориентир любого символического
выражения; всякое духовное развитие у Андерсена происходит только через
смерть. У Кьеркегора, на базе совершенно того же внутреннего отношения к
жизни, конкретно биографические акты реальной экзистенции суть символы
этапов движения индивида к абсолютной реинтегрированности. Смерть для
Кьеркегора - "запланированный" ритуально-символический акт в переходе к
вечности.
работы, а не как название новой области знания (что было бы ужасно!). И в
этом смысле он параллелен гуссерлевскому термину "эгология" или буддийскому
"пудгалавада". При этом мы не только полагаем, что есть такая вещь, как
символ, но и полагаем, что символ есть вещь, а не условно вводимый "рабочий
термин" или правило описания. И даже если современные мифологические,
антропологические и семиотические исследования не имеют в виду ни вещности
символов, ни интенциональности самого понятия символологии, мы будем
говорить о них, как если бы ими имелось в виду и то и другое.
и измеримые), факты, события, предметы (в том числе и числа), цвета,
конструкции, ландшафты, ситуации и т. д.
соотносятся с определенными нефизическими типическими состояниями.
являются негативными психическими состояниями, которым приписывается
универсальная значимость, так же как и их вещность - символике. То есть вся
символология, начиная с прошлого столетия и до конца нашего, есть уяснение
того, как отрицательные психические состояния человека обозначаются в тексте
(или в жизни) символами.
менее элементарный план современной символологии:
общей значимостью, выходящей за рамки значимости не только данного текста
или группы текстов, но и данной культуры.
или мыслимых психических состояний. Скорее речь начинает идти уже о
состояниях "людей", или "природы", или "духа", или "мира", или "времени" и
т. д. Тем самым, психизм этих состояний становится метафорой, они всегда
суть "что-то другое".
можно было бы назвать "недостаточностью", "несовершенностью" или
"незавершенностью".
саму проблему содержания в отношении символов.
деле символы, но они соотносятся не с отрицательными психическими
состояниями, а с определенными содержательностями сознания, которые сами о
себе знают (как любые содержательности сознания), и о которых можно было бы
предположить следующее: для вхождения в определенные структуры сознания,
соотносимые с определенными символами (или с символическим аппаратом в
целом), в каких-то случаях в порядке задания субъективных условий необходимо
отрицательное состояние. Но сами по себе отрицательные состояния не входят в
содержательности (структуры) сознания. Они входят в предварительное условие
работы, посредством которой индивидуальный психический механизм способен
"войти" в структуру сознания или интерпретировать нечто в смысле сознания.