7. ЖИВОПИСНЫЙ ЖИРАФ
и я познал нелюдимую, отдающую исправительным домом атмосферу "лачуги", меня
перевели в другую секцию. Называлась она секцией жирафов, и заведовал ею
некий Берт Роджерс, уравновешенный, добрый человек с румяным, обветренным
лицом и глазами цвета полевого цикория. Несмотря на несколько робкий и
застенчивый нрав, он с великим терпением и юмором отвечал на все мои вопросы
и страшно гордился порученными ему животными.
Колокольчиковом лесу. Совершенно прелестный весной, этот лес оставлял желать
лучшего в начале зимы. Окруженный со всех сторон лугами, он продувался
насквозь резким, пронизывающим ветром. В ту пору, когда я пришел в эту
секцию, название "Колокольчиковый лес" звучало явным эвфемизмом. Вы,
конечно, представляете себе зеленые дубы, вздымающиеся над голубой дымкой из
миллионов цветков... На самом деле стволы поблескивали от дождя и по ним
расползлись пятна ярко-зеленой плесени. В этом угрюмом, плакучем лесу жались
в кучки недовольные кенгуру и сновали смирные мунтжаки, совсем миниатюрные
на фоне могучих деревьев.
жираф Питер. Он занимал самую просторную, красивую и разумно спланированную
постройку в Уипснейде. Здание было деревянное, в виде полумесяца, с
великолепным паркетным полом. Естественно, к нему примыкал обширный загон,
однако капризы английского климата во все времена года, особенно же в первые
зимние месяцы, вынуждали Питера большую часть времени мерить шагами свою
обитель, напоминающую бальный зал.
объявил:
я стремился к полной ясности.
огромное гулкое помещение, служившее домом Питеру.
стал раздражительным, потерял аппетит. Видя, что он томится одиночеством,
ему привели нового товарища - козленка сомнительного происхождения и
причудливой окраски. К тому времени, когда я пришел в эту секцию, козленок
(его, конечно, назвали Билли) вырос в здоровенного козла, отнюдь не
красивого, зато достаточно властного и по-своему обаятельного.
отсутствующим видом ритмично пожевывал свисающий изо рта клок сена. Ни дать
ни взять столичный денди, раздумывающий о том, какой галстук надеть сегодня.
Билли, выступая в привычной для него роли заведующего отделом информации и
личного секретаря, издал приветственное блеяние и поспешил мне навстречу,
чтобы проверить - вдруг я или что-нибудь из моего облачения годится в пищу
подметай себе потихоньку. Не делай резких движений, он их не любит, резкие
движения его пугают, и он может брыкнуть. Да он сам потом подойдет и
поздоровается с тобой.
испытывал острого желания познакомиться с ним поближе.
углу. Билли усиленны старался выдернуть из моего башмака шнурок, чтобы
съесть его.
пустяков, поэтому я решил сперва потратить несколько минут на то, чтобы
наладить отношения с Билли и дать Питеру привыкнуть к появлению в его доме
незнакомого лица. В кармане у меня нашлось несколько кусков сахара, они
помогли заложить прочную основу для моей дружбы с козлом. Он набросился на
сахар с таким восторгом, будто в жизни ни разу не ел досыта, хотя его
покрытое своеобразной рыжевато-желтой шерстью тело, величиной с круп
шетландского пони, отнюдь не производило впечатление истощенного. И вот пока
я потчевал Билли сахаром, Питер решил тронуться с места. Проглотил остаток
сена и пошел мерить шагами разделявшее нас пространство. Зрелище было
жутковатое и даже сверхъестественное, как будто дерево вдруг выдернуло корни
из земли и поплыло через поле. Да-да, Питер плыл. Поразительный механизм
управлял этими огромными конечностями: самое высокое млекопитающее на свете,
направляясь ко мне, двигалось легко и грациозно, как лань, и бесшумно, как
облачко. Ни капли неуклюжести, сама плавность, и красота движений Питера
заставляла забыть про его непропорциональные конечности и огромный рост.
Казалось бы, жираф создан быть неповоротливым, однако угловатости не было и
в помине.
очутилась прямо надо мной), медленно опустил голову и заглянул мне в лицо.
Надо было видеть эти длинные толстые ресницы, эти прекрасные, огромные,
влажные темные глаза, которые изучали меня с кротким вниманием. Жираф
чрезвычайно учтиво и осторожно обнюхал меня, заключил, очевидно, что я не
опасен, повернул кругом и удалился. Его хвост напоминал плавно
покачивающийся длинный маятник из шелковистых волос цвета слоновой кости;
замысловатый набор пятен медового и кремового цвета составлял красивейшую
неповторимую мозаику, С этой минуты я на всю жизнь был очарован Питером и
всеми жирафами вообще.
и Билли. Удивительная привязанность Питера к далеко не привлекательному на
вид козлу бросалась в глаза; не менее очевидно было, что козел относится к
Питеру совершенно спокойно. У Билли было одно - извините за бесхитростный
каламбур - всепоглощающее хобби: он непрестанно искал что-нибудь хоть в
какой-то мере съедобное. Питер поглядит сверху на одетую в соломенного цвета
шерсть коренастую фигурку друга своими ясными глазами, обнюхает ее с великой
нежностью и осторожно-осторожно перешагнет через Билли. Если же козлу надо
было куда-то пройти, а на пути оказывался Питер, он поступал куда
решительнее. Наклонит голову и бодает огромную пятнистую ногу, пока Питер не
посторонится с виноватым видом. У Билли были веселые желтые глаза, короткая
щегольская бородка и нескладное, почти квадратное тело. Трудно представить
себе более резкий контраст: Питер - аристократ, как говорится, до кончика
ногтей, благовоспитанный денди. Билли - просто-напросто обыкновенный
прожорливый козел. Но никогда не падающий духом козел с чувством юмора и с
козлиной бесцеремонностью, которая не признает никаких препятствий. Не было
никакого сомнения в том, кто хозяин в доме Питера. Уверен: окажись Билли в
одном помещении с носорогом, он в двадцать четыре часа подчинил бы того
своей воле.
главного дела своей жизни, то есть от попыток съесть что-нибудь несъедобное,
и снисходил до игры со мной. Его представление об игре было своеобразным и
требовало немалого напряжения от партнера. Попросту говоря, он наклонял
голову и бросался на меня. Мое участие выражалось в том, что я должен был
принимать всю силу удара на ладони, делая при этом шаг в сторону. Маневр
этот требовал немалой прыти и навыка, и, когда я почему-либо бывал не в
форме, мне грозили неприятности: лежишь, судорожно глотая воздух, на спине,
а Билли стоит и трясет бородой над твоим лицом, и желтые глаза его полны
злорадного смеха. И если замешкаешься в простертом положении - рискуешь
остаться без половины галстука, потому что всякого рода физические
упражнения развивали у Билли чудовищный аппетит.
ярко-голубой язык с невероятной бережностью обвивал клок сена. Казалось,
язык живет сам по себе, потому что он безошибочно выбирал и отбраковывал
корм, меж тем как сам Питер стоял будто в трансе. Еще одно увлекательное
зрелище - как он подбирал корм с пола. Питер применял два способа. Первый
заключался в том, что он сгибал в коленях передние ноги, пока не дотягивался
до корма головой. Но чаще Питер прибегал к другому, более сложному и
опасному способу, а именно: все шире и шире, сантиметр за сантиметром,
раздвигал в стороны свои огромные передние ноги, потом наклонял длинную шею
и подбирал лакомство языком. Жираф соблюдал при этом крайнюю осторожность,
ведь поскользнись он - так и рухнул бы с раскоряченными ногами, а это
грозило переломом обеих лопаток, ног, да, пожалуй, и позвоночника.
доме все равно было страшновато. Энергично работая метлой, я не слышал, как
мягкие копыта тихо шоркают по паркету. Жираф ухитрялся подойти совсем
бесшумно, и только тогда поймешь, что он рядом, когда услышишь у себя за
плечами глубокий задумчивый вздох. Оглянешься - над тобой на четыре метра
возвышается пятнистая махина; сюрприз, который отнюдь не успокаивающе
действовал на мои нервы. Большие влажные глаза исполнены любопытства, нижняя
челюсть ритмично двигается, обрабатывая жвачку, раздувшиеся ноздри обдают
тебя жарким дыханием с запахом сена. Но вот могучая шея относит голову
метров на пять в сторону, и жираф, сутулясь, удаляется, чтобы порыться в
кормушке своим голубым языком. За все время, что я работал в доме Питера, он
ни разу не проявлял злобы, но я-то знал, что меткий удар его огромного
Свержин Владимир
Сертаков Виталий
Конан-Дойль Артур
Акунин Борис
Никитин Юрий
Куликов Роман