Чтение 21–й страницы книги ~Колония~

- Поэтесса ты моя рыжая.

- Какая же я рыжая?! - весело возмутилась Алена.

- Нос в веснушках-конопушках, а говоришь, что не рыжая, - поддразнил
я.

- Это от солнца. Повылезли греться, глупые.

- Ленк, завтра после обеда на службу не поеду и двинем в одно место,
сказали мне, что там очень интересно.

- Ой, куда?

- Сама увидишь.

Обычная улица с магазинами, правда, в престижном районе. Есть и отли-
чие от шумных базаров - здесь тихо, не орут заполошно бродячие лотошни-
ки, не чадят костры под медными тазами, на которых в шипящем масле жа-
рятся рисовые, картофельные, мучные лепешки, не летают тучи мух над
двухвалковой давильней, где из длинных стеблей тростника выжимается
сладковатый сок.

У всех магазинов единое название - "Эмпориум" с добавкой то ли имени
хозяина, то ли названия местности. В эмпориумах тихо, прохладно, даже
несколько сумрачно. Но глаза, постепенно привыкшие к полумраку, начинают
расширятся от роскоши, потому что иного ощущения от выставленного на
полках, в витринах, на полу, на стенах - нет.

Самое сильное впечатление поначалу произвел эмпориум, который мы
прозвали серебряным - оказалось, что и в торгпредстве все его также зо-
вут. Темно-серые и словно свеженикелированные, ослепительно белые и с
желтизной цепочки, каждая из которых имеет свой узор плетения - от прос-
теньких мелких круглых звеньев до свернувшихся в тугие жгуты, змеящихся
серебряных канатов. Браслеты - широкие и узкие, отделанные полудрагоцен-
ными камнями, с травленными или насеченными орнаментами. Ожерелья, диа-
демы, броши... Глядя на наше неподдельное изумление, хозяин в чалме зау-
лыбался, полез под прилавок и достал несколько мешочков, развязал их
горловины , и на стекло витрины полился серебряный ручей.

В следующем эмпориуме глухо, как в странном сне. Звуки тонут, исчеза-
ют, вязнут в коврах, высокими стопами раскинувшихся на полу и закрывав-
ших стены так, что свободен только потолок с бесшумно вращающимися вен-
тиляторами, где, казалось, где, казалось, парит откуда-то льющаяся бес-
конечная, заунывная, вибрирующая мелодия Востока. Орнаменты ковров пе-
реплетены так, что напоминают вязь древних изречений на полузабытом язы-
ке. Вглядываешься в ритм чередований, складываешь черточки, кубики и
пятна в буквы, буквы - в слова, а фразы нет, смысл ускользает и погружа-
ешься то ли в прошлое, то ли улетаешь в будущее - уходишь из прост-
ранства во Время, Великое Вечное Время...

Яркий, буйный мир тропических красок полыхал на полотнах в другом эм-
пориуме. Батик - раскрашенные ткани - в рамках и без с простыми узорами
и вольными орнаментами, а чаще с желто-, красно-, бирюзовокожими богами
в серебре и золоте. Особенно понравилась нам пурпурная полногубая тан-
цовщица с лукавым изгибом бедра, тонкой талией и высокой грудью. Цена
этого батика в крошах - почти никакая, хотя настоящей цены ей нет - душа
танцует при одном взгляде на картинку. Она и сейчас висит в нашей
спальне, и жарко от нее становится даже русской зимой.

Нельзя назвать магазином или даже эмпориумом следующий... музей. Он
был набит скульптурами, как запасник Эрмитажа. Те же танцовщицы, медные
и бронзовые, с лукавым изгибом бедер; круглый обод колесницы-солнца, в
котором сидит многорукое божество; человек-слоненок Ганеш, отдыхающий
мирно и положивший хобот на круглый животик, сбоку к нему подкрадывается
мышь, которых панически боятся слоны, и ясно себе представляешь, сколько
же будет сейчас трубного рева и тяжелого топота, когда Ганеш обнаружит
маленького, как Мики Маус, зверька. Здесь же и прямоспинные луноликие
медные Будды, покойно положившие руки на скрещенные ровным пьедесталом
ноги, и инкрустированные белой, как эмаль, костью, столики красного де-
рева.

- Ты посмотри какая прелесть! - прибежала ко мне Алена.

Она держала в руках пузатого совершенно лысого толстяка, который за-
шелся в белозубом хохоте с трудом подняв голову над сросшейся в единый
бугор со спиной шеей и задрав руки, от чего даже слегка приподнялся
вверх его огромный живот. Толстяк был покрыт темновишневой гладкой кожей
полированного красного дерева.

- Кто это? - спросил я у хозяина.

- Хэппи-мен, сэр.

- Счастливый человек, - пояснил я Ленке.

- Он приносит счастье, сэр, если пальцем потереть ему живот.

- Давай его купим в пару к нашей плясунье, - сказала Алена, и глаза
ее сияли от радости.

Дома мы повесили на стенку батик, поставили на тумбочку хэппи-мена, и
скрасилась унылость пространства и в иной цвет окрасилось время нашего
пребывания на чужбине. Хэппи-мен начал действовать - Ганеш передал пер-
вое письмо от отца, первая весточка из Союза, заброшенная по пути мисте-
ром Веховым, как объяснил Ганеш. Отец писал, что все живы-здоровы и,
очевидно, не зная, что еще добавить, осведомлялся про погоду, про то,
как мы живем, и спрашивал, ходим ли мы в театр. Почему он решил, что в
тропиках может быть театр с пьесами Чехова и Шекспира, непонятно, но это
позабавило нас, потому что окружающее и впрямь напоминало нам не ре-
альную жизнь, а яркое театральное действие.

Поди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что, говорится в русской
сказке. После посещения эмпориумов мы знали куда идти, если тоска на
сердце, если есть потребность встречи с нежданным чудом, которое оста-
нется у тебя в доме и будет напоминать, вызывать каждый раз то же
чувство очищения красотой, созданной руками человеческими, высокой душой
и талантом.

И не надо забывать потереть живот Хэппи-мену.

Глава двадцатая

--===Колония===--

К О Л О Н И Я

Глава двадцатая

Молись, не молись богам, своим или чужим, хоть насквозь протри пальцем пузо
Хэппи-мена, неминуемое случится. Как всегда неожиданно, как всегда на ровном
месте.

Ровным местом оказался перекресток. Залитый ярким солнцем, пустой,
словно сегодня не обычный день недели, а воскресный полдень, перекресток
находился вдали от главной магистрали.

Ганеш, когда сидел за рулем, всегда выбирал тихие улицы. Вот и в этот
день он развернулся, чтобы выехать в переулок, ведущий домой, но притор-
мозил, пропуская невесть откуда взявшегося велосипедиста. Тот, осознав,
что его проезда с уважением ожидает машина иностранной марки, выпрямил
спину, сдвинул брови и уже степенно, не торопясь, пересекал нам путь.

Краем глаза я видел, что в конце улицы показался мотороллер, или ску-
тер по-местному. Мы стояли поперек траектории его движения, но расстоя-
ние было столь велико, что поводов для беспокойства не было никаких.

Очевидно, и владелец мотороллера видел всю ситуацию и рассчитал, что,
пока он доедет до нас, велосипедист и мы освободим перекресток. Потеряв
интерес к происходящему впереди, скутерист, по присущей всем местным во-
дителям привычке, стал смотреть перпендикулярно в сторону, потому что в
его воображении перед ним простиралось пространство, органически сливав-
шееся в его голове с пустотой, несправедливо занявшей то место, где по-
ложено быть мозгам.

Велосипедист проехал, и мы было тронулись, но тут бросился перебегать
дорогу, стоявший до того, как вкопанный, какой-то пацан. Ганеш нажал на
тормоза, чего не сделал владелец уже подлетевшего к нам мотороллера.
Последнее, что я успел увидеть - каска скутериста все также перпендику-
лярно повернутая поперек своего прямолинейного движения.

Мощный удар в дверь, где сидел за рулем Ганеш, вскрик скутериста,
звон разбитого стекла и звон в ушах от сотрясения.

Несколько длинных, как в замедленном кино, мгновений понадобилось нам
с Ганешем, чтобы прийти в себя. Ганеш попытался открыть смятую дверь. С
моей помощью это ему удалось. И я увидел опрокинутый наземь мотороллер и
безжизненное тело скутериста в мелких осколках стекла.

"Жив или нет?" - первое, что пронеслось в голове.

Я хотел выйти наружу, но увидел, что нас окружает быстро растущая
толпа. Словно все они тщательно замаскировались в вымершем пейзаже и
сразу проявились. С криками кто-то набросился на Ганеша, и я понял, что
в этом дорожно-транспортном происшествии мы находимся в далеко не выгод-
ной для нас позиции: стоим поперек движения и естественно, что моторол-
лер вляпался в нас.

Надо отдать должное Ганешу - он не стушевался, а сам заорал в ответ,
призывая в свидетели спешившегося велосипедиста, которого мы столь лю-
безно пропускали. Сквозь смятую дверь я с облегчением увидел, что скуте-
рист очнулся и сел на асфальте, выкатил глаза и, схватившись за горло,
пытается не то откашляться, не то перевести дух.

Скутериста и мотороллер оттащили в сторону, а на Ганеша опять набро-
сились с угрозами и, как он объяснил мне позже, начали требовать денег
за поврежденный мотороллер и травму, нанесенную скутеристу. На что Ганеш
резонно возразил, что наш автомобиль тоже пострадал, что сааб, который
сидит в авто - вовсе не хозяин этой иностранной тачки, а обычный госчи-
новник и что он, Ганеш, рядовой шофер на службе с очень маленькой зарп-
латой.

Это был решающий момент - главное было убедить неуправляемую толпу в
социальном равенстве, ибо ненависть к богатым саабам в иностранных лиму-