"Дети - не собаки, - читает она вслух. -Их нельзя дрессировать, не учитывая
того, что они - те же самые мужчины и женщины, только
145
не достигшие зрелого возраста". А ты здорово написал! - говорит она. Я
стесняюсь.
- Это глупость, - говорю я.
- Мы в школе не проходили этого слова, -хихикает она.
- Может, ты плохо учишься в школе?
- Я - первая в классе по успеваемости, но не по поведению.
Она забирается ко мне в постель.
- Отец, почему ты целуешься так по-старомодному?
Я гоню ее прочь.
- Двадцать процентов американских отцов спят со своими дочерями, - говорит
Лорочка. -Я тоже хочу!
-Уйди, несчастье!
- Двадцать пять процентов американских гинекологов спят со своими пациентками, -
говорит Лорочка, возбуждая меня своими коротенькими пальчиками. - Твой хуй -
сплошной волдырь от дрочки! Противная Габи!
- Лорочка, девочка, что ты со мной делаешь! Я завязал! Не надо! Ай! Ты что? Я
улетаю.
-Улетай, папочка!
- Вот так-то лучше, - смеется Лорочка, вытирая о подушку короткие пальчики.
- Ну, вылитая мать.
Я выхожу на балкон. Чугунные балконы и разноцветные дома - французский квартал в
Новом Орлеане, самом живописном городе США. Габи встречает меня на улице перед
отелем открытым текстом:
- Скажи мне что-нибудь утешительное.
146
Габи - зомби. Она - подрывная зомби. Она заводит наш марафон. Боль и
удовольствие. Она дает мне в руки прутик. Вырывает. На песке чертит план. В нем
есть своя тонкость. Сила и близость фантазмов. Мы идем по берегу Миссисипи.
Здесь, в устье реки, нет холмов, одни доски и океанские корабли, нефть.
- Войдите! - закричал помощник капитана истошным голосом.
Миссисипи в огне. Горит пароход "Дельта Куин". Кто его поджег? Кому понадобилось
уничтожить цитадель цифровой религии?
Воскресенье. Я сижу тихо в кресле. В плаще и в шляпе. Курю гаванскую сигару. За
окошком щебет новоорлеанских птиц и звон колоколов. Мне кажется, я выпустил Бога
из клетки. Габи-зомби писает и какает на постель. Тужится. Работают ее мускулы.
Она просит писать ей в лицо. Она выворачивается наизнанку. Она продвигается
вверх по шкале удовольствия. Больше всего на свете Габи хочет, чтобы ее любили и
чтобы она любила, чтобы была большая, по ее словам, любовь. Не маленькая, а
большая. Ей уже по фигу Америка. Она выходит в открытый космос. Я чувствую себя
Колумбом.
- Это против закона, - говорит моя американская дочь, узнав о воскрешении Габи.
- Не берусь возражать. Закон в Америке, - говорю я Лорочке, стоя по колено в
мелком Мексиканском заливе, - так формально защищает свободу, что свобода
фактически убивается законом. Америка - это очень easygoing страна в
предынфарктном состоянии.
147
- Почему ты не любишь меня, если я тебя люблю? - с мукой заявляет Габи.
- Папа, - не выдерживает вдруг Лорочка, -почему Габи такая глупая?
-Ты сказала: глупая?
-Женщина-якорь! - касается сущности дочь. Я хватаю ее и подбрасываю в южный
воздух.
- Спасена! - закричал я. - Муся моя спасла Америку!
- Папочка, ты не горячись, - строго сказала юная американка.
148
НИГЕР. ЛЮБОВЬ В ЧЕРНОЙ АФРИКЕ
ПУСТЫНЯ
Земля - красная, солнце - серебряное, река - зеленая. Вся жизнь - калебас.
Что это?
Черная Африка.
Краток путь от загадки к сказке. Африка -это проверка на вшивость. В темном
трюме храпит дикарь, в ужасе возомнивший, что белый заковал его в цепи и
погрузил на корабль с единственной целью съесть по дороге в Америку. Однако
несъеденный, дикарь распался на двух близнецов, которые в моем случае назвались
добрым негром из племени бамбара Сури и страшным шофером, арабом Мамаду. Африка
Сури - мягкое манго снисхождения; Мамаду же,
149
как бдительный часовой, застыл на защите своих абсолютных ценностей.
А капебасы и есть калебасы. На них играют, ими едят. Они - сырье, сосуды,
головы, инструменты. Но по порядку.
Ночь я провел на дне пироги, проклиная тяготы африканского путешествия. Но когда
в небо взлетело солнце Сахары, я уже с трудом сдерживал озноб ликования. Презрев
заветы белой санитарии, я умылся молочно-зеленой водой Нигера, сморкнулся в реку
в свое отражение, с одобрением поскреб трехдневную щетину и широко раскрыл
глаза, опухшие от январского пронзительного света. По желто-лимонному берегу
вприпрыжку бежали верблюды. Я твердо знал, что я совсем охуел.
Пустыня - сильный наркотик. Пустыня ломает перегородки. Она перевертывает
песочные часы сознания и подсознания по нескольку раз на день. Пустыня соединяет
два несоединимые полушария мозга. Мираж - детский лепет. В Сахаре есть такие
места, где разогнавшееся пространство поставляет волны видений. Видения
достигают конкретной силы очевидности. О них можно ободраться в кровь, как о
колючий куст, но они же - носители баснословной энергии. Союз золота и соли,
столетия назад заключенный в Томбукту, в сахарском подбрюшье по имени Сахель, до
сих пор непонятен. В каком измерении пространства он заключен? Почему вообще
Томбукту - самый загадочный город на свете?
Не потому ли, что я свободно прохожу через часть его жителей, через глазастые
стаи детей, как сквозь облако плоти, а с другими стал-
150
киваюсь лбами и нелепо расшаркиваюсь? Исчезновение белых людей продолжается,
несмотря на все принятые полицейские меры и гарнизон солдат, разместившийся
возле губернаторского дворца. Белые заходят за угол, входят в резные
марокканские двери - а дальше ищи их, свищи. Туареги просто-напросто
необъяснимы. Они - неземной красоты в своих голубых одеяниях. На поясе сабли, в
руках складывающиеся вдвое пики, они бросают в вас пики с верблюдов, и - ничего.
Пики проходят сквозь вас насквозь - и ничего. Они рубят вам головы саблями - и
ничего. Но вдруг одна из пик застревает в вашем теле, и все - конец. Сабля
срубает вам голову в тот самый момент, когда вы почувствовали себя бессмертным.
В сущности, это безобразие, и я хорошо понимаю скрытые причины гражданской войны
в Томбукту, да и вообще на всем пустынном востоке остроконечного государства
Мали.
Иные считают, что это чисто расистская бойня. Черные африканцы, бамбара, малинке
и прочие племена наехали на туарегов, которые, дескать, белые, но, извините,
какие они белые? Я сам видел и трогал их кожу, у них только ладошки белые,
сами-то - высокомерные, но коричневые. Ерунда! Просто надоела правительственной
администрации эта петрушка. Правительственная администрация из Бамако отправила
туда своих свирепых солдат в шерстяных двубортных шинелях. Что из этого вышло?
Туареги, прежде всего, оторвали их золоченые пуговицы. Те наехали со свистом, с
"Калашниковыми", а туареги - одни только пики. Казалось бы, по опыту прошлых
войн, победитель был предрешен, но не в Томбукту. Оторвав золоченые
151
пуговицы, туареги поснимали с солдат высокие кожаные ботинки, самых умных
забрали в рабство, и долинная армия переобулась в пляжные шлепанцы, сделанные в
Китае, их можно купить на каждом базаре, и они так и ходят в двубортных шинелях,
с "Калашниковыми", в шлепанцах, но уже без свиста. Некоторые туареги убиваются
наповал как простые люди, а некоторые - нет. Совсем не убиваются. Их
расстреливаешь, а они не расстреливаются. Об этом не принято говорить, и
колониально-экзотические "выдумки" отменены тайным решением мирового сообщества.
Не случайно в дни расцвета Британской Империи Западная Африка считалась "могилой
белого человека". Из-за малярии? Да хрен вам! Скорее из-за того, что в Томбукту
вы в эту минуту можете поднять трехпудовый слиток соли одной рукой, даже одним
пальцем, а в следующую нет сил оторвать его от земли. Об этом тоже не принято
говорить. Французы, правда, решили было на излете могущества создать призрачное
государство туарегов, но - с кем вести переговоры? - быстро одумались. Все
делают вид, что ничего не происходит. Иначе как тут жить? Просто не надо
подходить к соли и пробовать ее поднимать, и не надо напрасно заниматься
фотографией, которую правительственная администрация то считает серьезным
преступлением, и можно загреметь в тюрьму, а африканские тюрьмы славятся
мракобесием: там вообще никого не кормят, мне русский консул в Бамако
рассказывал, там даже пить не дают, - то вдруг снимает запрет, вроде - щелкай,
что хочешь, все равно не поверят, но власти все-таки напрягаются. А я-то думал,
что это они такие невежливые в малийском посольстве в Моск-
152
ве, в Замоскворечье. Я к ним пришел, мол, хочу по реке Нигер проплыть на пироге,
увидеть красоты, побывать в Томбукту, а дипломаты в ответ: - зачем вам Томбукту?
Зачем вам Нигер? Других рек нет? Но, удивляюсь, не на Ниле же и Конго, залитых
риторикой и прочим дискурсом, надо понимать Африку? Вы бы мне еще предложили
детский лимонад Лимпопо! Смотрю: засада. Недоговаривают. Прежде у них социализм
был - это при туарегах-то! - и посольство воняет социализмом, засрали весь
дворянский особняк в Замоскворечье своим социализмом, но визу выдали за двадцать
долларов, я смотрю - только на неделю! Да вы что! Что я за неделю успею? Ваша
страна - как две Франции! А они скосили глаза: мол, ничего. Не хотели, чтобы я
успел в Томбукту.
Пришлось мне в Бамако обивать пороги полицейских участков, выпрашивая
продолжения визы, хорошо, консул помог, дали, но с неприязнью, и только ради,
конечно, наживы. Не зря они свое государственное турагентство при социализме
назвали СМЕРТ. Но это не только засада властей. Это -всеобщая конспирация. Я,
например, когда вернулся в Европу, разговорился в Гамбурге с одним
Орловский Гай Юлий
Лукин Евгений
Лукьяненко Сергей
Русанов Владислав
Флинт Эрик
Никитин Юрий