наконец внутренне отходил от религии Я, удаляясь в метафизическое "безумие",
столь милое сердцу Анатолия Падова.
хотелось затащить его в Лебединое.
которой не раз взбираясь по трубе, заглядывал Пинюшкин - странное существо,
так боявшееся самого себя, что его тянуло все время вверх, на крыши. На сей
раз Толя проснулся рано утром: и в полуутренней, загадочной тьме, готовой
разорваться, спонтанны и неожиданны, как духи, были зажегшиеся в окнах
больших домов огни. Холод воскресения после сна укалывал сознание Падова.
увидеть Ремина в самой ранней московской пивнушке, на Грузинской улице.
она почти пуста. Но за одним столиком, прямо рядом, у окна, среди
лохмато-крикливой, точно рвущейся на потолок, компании Падов увидел Ремина.
Он сидел облокотив свою поэтическую, пропитую голову на руку. Другие были
полунезнакомые Падова: четыре бродячих философа, которые, вместе со своими
поклонниками, образовывали особый замкнутый круг в московском подпольном
мире. Вид у них был помятый, изжеванный, движения угловатые, не от мира
сего, но общее выражение лиц - оголтело-трансцендентное.
ничего вещественного для этого типа не существовало. Он постоянно плевал в
свою кружку с пивом. Его звали почему-то женским именем Таня, и хотя
вкрадывалось впечатление, что его все время бьют какие-то невидимые, но
увесистые силы, выглядел он по отношению ко всему земному истерически нагло,
а вообще - замороченно.
глазами аскета, вставленным в трансцендентно-облеванную свинью; кроме того
ему казалось, что его вот-вот зарежут.
торчком, а душа по существу была сморщена.
говорили, что Витя не единственный, кто воспринял в своем уме "мысли" Высших
Иерархий, но тяжести оных не выдержал и ... одичал.
завыл от восторга: он очень любил метафизические сплетни.
несколько раз он что-то промычал и, изогнувшись, с шипением, упал под стол.
Тот, почти невидимый, принял это за знак.
стены Будет глядеть моя мать,
облачка за окном. - Сила Его в том, что Его никто не видит, но зато здорово
на своей шкуре чувствует...
кричит, Кем-то забытый в сенях.
к философам. Пойдем-ка, надо поговорить.
садик; немного спустя Ремину стало легче.
непривычной комнате, за которой - с балкона - виден был уходящий,
растерзанный простор.
подумал Падов. В комнату зашли не спросясь: она значилась всегда открытой
для подполья.
загибанием рук, наблюдая свои сны. На его спине можно было распивать водку.
Рот его был полуоткрыт, точно туда вставила палец вышедшая из его сна
галлюцинация.
обласканный словами о Федоре и Клавуше, заснул у Падова на груди.
глядя прямо перед собой непонятными глазами девочка Мила.
Аннушки, еще Падов с Реминым и ангелочек Игорек, из садистиков. Шальной и
развевающийся, точно юный Моцарт, он носился по двору, готовый обнять и
прокусить все живое.
Дело в том, что решили справлять появление куро-трупа. Уже всем стало ясно,
что сам Андрей Никитич давно помер, но однако ж, вместо того, чтобы умереть
нормально, произошел в новое существо - куро-труп. Вот рождение этого нового
существа и собрались отметить в Лебедином. Сам виновник торжества выглядел
неестественно-оголтело и возбужденно, но очень мертвенно, из последних сил,
точно он метался в шагающем гробе.
после смерти все дозволено. Он, забыв обо всем, дергал деда Колю за член,
называл его "своим покойничком" и показывал язык воробьям.
отмечать.
по углам двора и прижимая руки к груди, пел: "баю-баюшки баю...". Но в руках
у него ничего не было; и Ремин ужаснулся, догадавшись, что Петенька
убаюкивает самого себя... Баю-баюшки-баю... Под конец Петенька свернулся под
забором и, мурлыча самому себе колыбельную песенку, задремал.
празднество.
мужа упокойницы Лидоньки незабвенного Пашу Краснорукова, в свое время из
ненависти к детям ошпаривавшего себе член. Оказалось, что теперь он отбывает
свой долгий срок в лагере, но весьма там прижился.
какие в лагере дети... Так он, говорят, Паша, там вне себя от радости...
Нигде его таким счастливым не видали.
взаправду счастливый... Ни одно дитя еще там не встретил... И вообще здесь,
говорит, в лагере красивше, чем на воле...
блистал из щели.
выросла над всеми, разбросанными по траве; в руке она держала стакан водки.
Никитича покойника пить... Выпьем за тех... в кого мы обратимся!
стряхнула мокрые волосы.
пробормотала она. - За змею нездешнюю!! - и она всей силой прижалась к
потному и рыхлому брюху Клавы.
личико:
не хватало, чтоб Игорек целовал ее пальцы.
сарая выскочил куро-труп. В руках его было огромное полено.
посторониться.
чувствовалось, что причина его совершенно непонятна для него самого.
Казалось, что он совсем оторван от тех, кого хотел разогнать; может быть, он
имел ввиду каких-то иных существ, которые виделись ему в собравшихся на
праздненство.