очков и металла на зубах.
я бываю во гневе. Я их честила на чем свет стоит. И не только
по-английски. В запале орала на них и на иврите и по-литовски.
И даже ругалась русским матом.
испуганно пучили на меня свои бараньи глаза.
называемым подарком. Они были уверены, что поступили
добропорядочно, даже благородно.
природе беженцы. Беглецы. Гонимые по миру. Если не они, то их
родители или деды бежали в Америку, искали в ней убежища от
преследователей. А беженец всегда гол как сокол и благодарен
любой подачке, любой милостыне. И когда те, что устроились и
обжились на новом месте, с королевской щедростью раздают свои
обноски тем, кто добрался до спасительных берегов после них,
это считается актом милосердия и филантропии.
беженцы. Мы - бойцы. Мы вернулись к себе домой. А не искать
убежища под чужим кровом. У нас есть гордость людей, не
привыкших слоняться по чужим углам, у нас, а не у них, есть
подлинное чувство человеческого достоинства.
жаль. Но это случилось, уже когда я покинула отель, оставив их
в состоянии глубокого шока, искренне недоумевающих, ибо понять
суть того, что произошло, им не дано - у них психология не
нормальных людей, а вечных беженцев.
рассеять страх, который вызвала у этих бестолковых и жалких
людей".
x x x
радиолу, и танцы на медленно вертящемся круге продолжались.
Нам, музыкантам, полагалось бесплатное питание, и, так как
война кончилась всего пять лет назад и воспоминание о голоде
все еще не улетучилось из голов, почти весь оркестр в
перерывах пасся на кухне, мы ели все, что подносили повара, а
те не скупились, ибо давали не свое, а то, что недокладывали в
порции клиентам. На кухне было парно и душно, и я предпочитал
выйти с тарелкой в зал и присесть на незанятое место.
местного гарнизона, чаще всего молодые, неженатые, упивавшиеся
до бесчувствия от тоски и одиночества в этом чужом литовском
городе, где по-русски разговаривать отказывались даже самые
последние проститутки. Это была одна из форм национального
протеста оккупантам. Самая безобидная.
под заунывное старое танго, тесно переминались пары. Ко мне
неуверенной походкой направлялся русский офицер в давно не
чищенных сапогах. Направлялся ко мне. Больше было не к кому.
За моей спиной была стена.
меня и, неуклюже щелкнув каблуками и вытянув руки по швам,
изрек:
чтобы не вызвать его гнева, серьезно объяснил ему, что я - не
дама, а мужчина. Мои слова не произвели на него никакого
впечатления.
приглашения, а задом попятился и рухнул между столиками.
была "Африка". Во всем зале гасили свет, и лишь над
вращающимся танцевальным кругом посверкивал, медленно
поворачиваясь, шар из множества зеркальных осколков. На него
было направлено из углов несколько разноцветных лучей. Вступал
барабан. За ним - флейта. Потом гобой. В восточном ритме
оркестр тихо затягивал заунывную мелодию, и через каждые
двадцать тактов наш ударник, старый и лысый еврей с пропитым
голосом, хрипел в микрофон:
Там становилось так тесно, что танцевать уже было невозможно,
так как, подняв ногу, не всегда найдешь место, куда ее
поставить. Танцевали в основном пожиманием плеч и шевелением
ягодиц. Круг полз медленно, но все же ощутимо, и действие
алкоголя на мозги от этого лишь усиливалось. Крайние то и дело
падали с круга, у дам задирались юбки, офицеры цеплялись
ремнями портупей за ножки опрокинутых стульев.
на шею на ремнях лотком, проталкивался карлик, настоящий
лилипут со старческим пергаментным лицом как печеное яблоко и
с редкими белесыми волосами, зализанными на прямой пробор.
Тонким детским голоском он предлагал свой товар на лотке:
шара выхватывали из мрака то медный раструб саксофона, то
длинный еврейский нос скрипача, ползла одуряющая тягучая
мелодия и то и дело, словно рычание затаившегося в джунглях
льва, хриплое:
было настолько впечатляющим, что чуть не завершилось
человеческими жертвоприношениями. Одного офицера так глубоко
проняло, что он от избытка чувств выхватил пистолет и, рыдая,
с грохотом разрядил всю обойму. Чудом никого не задев. Но пули
разбили вдребезги зеркальный шар, и осколки стекла обрушились
на головы и плечи танцующих.
водилось. Проституция строжайше запрещена. Но в нашем
ресторане к услугам пьяных офицеров всегда в изобилии были
женщины. Одинокие литовки, чьих мужей русские сослали в
Сибирь, или они, еще до прихода русских, бежали на Запад с
немцами, позабыв впопыхах о своих семьях. Эти женщины днем
где-то работали, получая жалкие гроши, а с наступлением темно-
ты тянулись к освещенным подъездам ресторанов и уже вскоре под
руку с офицером протискивались среди столиков в поисках
свободного места. Денег они не брали с мужчин. Платой была
выпивка и закуска. Спать мужчин женщины уводили к себе.
Девочки-подростки. Пятнадцати и даже двенадцати лет. Не
литовки и не русские, а немки. Вечно голодные, одетые пестро,
как паяцы, в случайные одежды с чужого плеча. Немецкие дети -
одно из многих последствий недавно прошедшей войны.
управление железными дорогами оккупированных районов с большим
штатом гражданских служащих, переведенных из Германии на место
службы вместе с семьями. Когда немцы были выбиты русской
армией из Литвы, этих людей не удалось эвакуировать. Взрослые
мужчины и женщины были интернированы и приравнены к
военнопленным. Их в эшелонах увезли из Литвы в Сибирь.
возрастов. Совсем крошечных приютили литовцы, и они уже давно
взрослые люди, носят литовские имена и даже не подозревают о
своем происхождении. А те, что постарше, стали бездомными
голодными бродяжками. В осеннюю слякоть и в холодные вьюжные
зимы они воробьиными стайками, кутаясь в тряпье и оттого еще
больше похожие на взъерошенных воробышков, теснились по ночам
в подъездах домов у теплых радиаторов паровых батарей, спали
на каменных ступенях, согревая друг друга телами, и запоздалым
жильцам приходилось, чертыхаясь, переступать через них, чтобы
добраться до своей квартиры.
несколько лет продукты распределялись по карточкам. Немецкие
дети не состояли нигде на учете, вообще не замечались, будто
они не существуют, и, естественно, нормированного
продовольствия они не получали. Но как-то жили. Значит,
кормились подаяниями и подворовывали. Иначе бы вымерли до
единого. Была еще одна возможность продержаться, не умереть с
голоду. Проституция. Торговля своим телом. Детским, еще не
созревшим телом.
которых бледность проступала даже через многодневную грязь,
теснились у подъездов ресторанов, разбегаясь по соседним
дворам при виде милиционера, и снова собираясь стайками, как
только опасность миновала. С детской непосредственностью они
пытались подражать взрослым женщинам в своих попытках привлечь
Шилова Юлия
Андреев Николай
Земляной Андрей
Орлов Алекс
Быков Василий
Посняков Андрей