Чтение 21–й страницы книги ~Поэт~

Но ведь и глупая шутка глупого человека для него может быть шагом
вперед?

Почему же взрослый, умный человек, зная это, все-таки не смеется?

Теоретически действительно для глупого человека это может быть шагом
вперед.

Можно допустить, что до этой шутки он вообще пользовался только одной
фигурой. Но умному человеку мешает это понять взрослая нормальность глу-
пого человека: он пьет водку, говорит о политике и даже небезуспешно
ухаживает за женщинами, иногда пуская в ход такого рода шутки. Правда, в
данном случае, если женщина не глупа, ее смех означает не признание шут-
ки умной, а признание его мужской привлекательности. Какой милый, наив-
ный человек, думает она, восхищенная его мужской привлекательностью и
придавая его уму детскую (еще один повод к восхищению), нормальную не-
посредственность. То же самое происходит и с мужчинами, когда в таком
роде шутит женщина.

Каждый раз, когда удается написать особенно смешную вещь, через неко-
торое время приходит особенно пронзительная грусть. Кажется, маятник для
равновесия откачивается на столько же в обратную сторону и постепенно
затихает. Но почему же мы не испытываем эту пронзительную грусть после
того, как мы отсмеялись над чужими смешными страницами? За наше наслаж-
дение уже уплатил автор? Бедный автор! Бедный Гоголь!

Разумеется, разумеется - В человеке разум имеется!

Ну а счастье, коль разум имеется, Далеко не всегда разумеется.

"Как я ему в глаза посмотрю?" - пока еще мир держится на этой фразе.
Но дьявол подшептывает: "А ты ему по телефону все скажи - и тебе не при-
дется смотреть ему в глаза".

Бешенее всех взрываются терпеливые народы, как и терпеливые люди.

Психологически это вполне естественно.

За спиной сентиментальности всегда топор. Отсутствию внутренних тор-
мозов в размягченном состоянии соответствует отсутствие внутренних тор-
мозов в ожесточенном состоянии.

Чем дар отличается от способностей?

Всякий дар в своем деле предполагает соучастие души, тогда как в деле
даже очень способного человека соучастие души не требуется.

Настоящий поэт - это человек, который выхватывает из костра горящий
уголек и пишет им ясным почерком. Уголек должен быть горящим, а почерк
ясным.

Третьего не дано.

При всей его тупости удивительней всего не то, что у него мозги всег-
да отторгали мысль, удивительней всего то, что они всегда правильно уга-
дывали, что отторгаемое и есть мысль.

Человек сухой и крепкий; чуткий и четкий. Завидую, особенно с пох-
мелья.

Население - бывший народ.

Вливаю в ненавистное тело ненавистную водку. Пусть выясняют там отно-
шения без меня, хотя и за мой счет.

Когда перед тобой загадочная политическая ситуация, сделай наиглупей-
шее предположение, и ты окажешься прав.

Могучая шевелюра. Какая плодородная почва, во всяком случае для во-
лос!

Каждый раз замечаю: чем больше народу в компании, тем больше я пью.
Чем объяснить? Подсознательное отвращение к толпе. Опьянение, отупение
помогает не замечать ее.

Заумь - халат психбольницы, прикрывающий банальность. Не всегда мас-
кировочный.

- Перепрыгни через человека!

- Зачем?

- Будешь сверхчеловеком!

- Но перепрыгнуть через человека трудно!

- А мы его пригнем!

Обожаю детей и стариков. Духовно можно опереться только на тех, на
кого физически опереться нельзя.

Умный человек отличается от глупого не тем, что он не говорит глупос-
ти, а тем, что он их говорит гораздо реже.

Поверил в Бога - и на трактор!

Но русский человек, поверивший в Бога, останавливает тракториста и
начинает выяснять, верит ли он в Бога. Кончается тем, что тракторист
выключает трактор, сходит с него и они, усевшись под кустом, под водочку
продолжают выяснять проблему. И невозможно установить, что ему было важ-
нее - Бог или напарник для выпивки.

ВСАДНИЦЫ БЕЗ ГОЛОВЫ И МУСТАНГ Но на что он жил? Он приспособился за-
рабатывать деньги, отшлепывая на машинке сценарии научно-популярных
фильмов. Кроме того, или даже это самое главное, с коробками уже готовых
фильмов по путевкам Московского бюро пропаганды литературы он ездил по
стране и выступал в клубах, где сперва показывал эти вегетарианские
фильмы, а потом с пылу, с жару извергал лавину своих стихов, которые
провинциальная публика зачастую принимала за комментарий к фильму. Одна-
ко она хорошо ощущала энергию, которая вместе со стихами обрушивалась на
нее со сцены и взбадривалась из чистой благодарности. К тому же излишняя
понятность фильмов уравновешивалась некоторой непонятностью стихов.

За такой вечер он получал шестнадцать рублей, не считая командировоч-
ных.

Денег, конечно, мало, но он брал количеством таких встреч и был дово-
лен романтикой гостинично-поездной жизни.

Вот случай, рассказанный им о его еще достаточно молодой жизни кине-
матографиста.

Я несколько лет писал сценарии научно-популярных фильмов для одного и
того же режиссера. Написав сценарий, я уже не знал никаких забот, все
усилия по проталкиванию моей работы через начальственные фильтры он брал
на себя. Для меня это было очень удобно.

Правда, он настоял на том, чтобы всегда быть соавтором сценария, и
половину гонорара за него получал он. Но и так мне это было выгодно, по-
тому что я почти никогда не показывался на глаза начальству, которое
всегда и везде при виде меня испытывало неприятное беспокойство за свое
кресло. Он все сам улаживал.

Мы брали путевки в Дом творчества, где он всегда занимал двухкомнат-
ный номер-люкс, потому что всегда приезжал с очередной любовницей и во-
обще обожал комфорт.

Я занимал обычный номер, за две недели иногда успевал написать два
сценария, при этом безжалостно отбросив страницу или две его жалких по-
ползновений действительно быть соавтором.

О чем бы я ни писал, он всегда ухитрялся на своих удивительно бездар-
ных страницах внести какой-нибудь эротический элемент. Так, к моему сце-
нарию о жизни дельфинов он ухитрился ни к селу ни к городу написать
страницу, где в летний зной очаровательная полураздетая женщина, с полу-
раскрытыми губками, легкой походкой, оставляя в размягченном асфальте
глубокие следы от своих модных каблучков, движется в сторону дельфина-
рия. Интересно, как она ухитрялась сохранять легкую походку, вырывая
каблуки из сексуально размягченного асфальта?

- Ты, дельфин, - сказал я ему, выбрасывая в корзину его страницу, -
твоя полураздетая женщина на острых каблучках движется в сторону дельфи-
нария, а попадает в твой номер-люкс.

Он самодовольно рассмеялся, ничуть не жалея свою забракованную стра-
ницу, и, как бы подтвердив право быть соавтором, удалялся в свой номер,
где целыми днями, валяясь на диване, читал детективные романы или зани-
мался любовью со своей очередной пассией, надо полагать, по его неряшли-
вости забыв вытащить из-под нее раскрытый детектив, что грозило удушени-
ем - он был довольно грузный мужчина - искомого убийцы, сыщика, невинно
подозреваемых, которых было жалко, а заодно и автора - вот уж кого сов-
сем не было жалко!

А между прочим, в застолье он бывал удивительно мил и удивительно
остроумен.

Трудно было поверить, что его человеческая речь на пути от головы к
пишущей руке столь безнадежно глупеет, а на пути от головы к языку сох-
раняет очаровательную свежесть и остроумие.

Звали его Георгий Георгиевич. Он был голубоглазым евреем с идеальной
внешностью славянина. Да не просто славянина, а пятидесятилетнего бари-
на, уже полнеющего и благородно седеющего. Люди, мало знавшие нас,
встречаясь с нами в застолье, принимали его за русского босса, а меня,
учитывая мое черноглазие, за трудолюбивого еврея при нем.

Любовницы у него всегда были русскими. Это обстоятельство меня совер-
шенно не трогало, но он считал необходимым по этому поводу объясниться и
несколько раз это делал, забывая или делая вид, что такого рода объясне-
ние уже состоялось.

- Что я могу с собой поделать, - говорил он, сокрушенно пожимая пле-
чами, - я половой антисемит.

И вот в последний раз мы вместе в Доме творчества. С ним была очеред-
ная любовница - высокая, стройная блондинка, которая была на целую голо-
ву и отчасти шею выше его. Приподняв собственную голову, он не без гор-
дости оглядывал ее, словно многие годы выращивал ее и вырастил именно
такой большой, как мечтал. Она же постоянно двусмысленно мне улыбалась,
словно деликатно намекая, что по росту она больше подходит мне. Люди,
видя нас втроем, вполне могли принять нас за молодоженов с папашей. И
принимали иногда.

И вот я почти две недели тружусь в своем номере, дописываю второй
сценарий, а он трудится у себя в номере-люкс, лежа на диване то с детек-
тивом, то со своей любовницей. Такой Обломов, деятельный в пределах ди-
вана, как Штольц.

За эти две недели он ни разу не вышел прогуляться на воздух. Иногда