представить себе, как он поступит, она поняла, каким чуждым и незнакомым
остался он для нее. Лишь теперь она перебирала всю их жизнь, стараясь по
отдельным поступкам разгадать его характер. В страхе своем она судорожно
цеплялась за каждое ничтожное воспоминание, надеясь найти ключ к запо-
ведным тайникам его сердца.
когда он с книгой сидел в кресле, ярко освещенный электрической лампой,
она пытливо вглядывалась в него. Как в чужое лицо, старалась она проник-
нуть взглядом в лицо мужа и по этим знакомым чертам, ставшим вдруг чужи-
ми, узнать его характер, который не раскрылся перед ее равнодушием за
восемь лет совместной жизни. Лоб был ясный и благородный, как будто вы-
лепленный мощным и деятельным умом, зато рот выражал строгую непреклон-
ность. Все в его мужественных чертах дышало энергией и силой. Неожиданно
для нее самой ей вдруг открылась красота этого волевого лица, с удивле-
нием созерцала она его вдумчивую сосредоточенность и ясно выраженную
твердость. Но глаза, в которых таилась главная разгадка, были опущены в
книгу и недоступны ее наблюдению. Ей оставалось только испытующе смот-
реть на профиль мужа, как будто в его смелых очертаниях было запечатлено
слово прощения или проклятия, на этот незнакомый профиль, пугавший ее
своей суровостью и привлекавший своеобразной красотой, которую она впер-
вые почувствовала в его энергичном складе. Внезапно она осознала, что
смотрит на него с удовлетворением и гордостью. Тут он поднял глаза, а
она торопливо отшатнулась в темноту, чтобы не пробудить подозрения своим
страстно вопрошающим взглядом.
мечать, что окружающим бросается в глаза ее домоседство, - обычно она
редкий день безвыходно просиживала у себя.
замедливший выразить простодушное удивление, что мама теперь так много
бывает дома, меж тем как прислуга только шушукалась и делилась своими
догадками с бонной. Тщетно пыталась она доказать, что ее присутствие не-
обходимо по самым разнообразным, большей частью удачно придуманным при-
чинам, но во что бы она ни вмешивалась, она только нарушала заведенный
порядок, каждая ее попытка помочь вызывала недоумение. При этом она не
умела стушеваться, тактично уединиться и сидеть в своей спальне за кни-
гой или работой; нет, внутренняя тревога, выражавшаяся у нее, как всякое
сильное переживание, в нервном возбуждении, гнала ее из комнаты в комна-
ту. При каждом звонке по телефону или на парадном она вздрагивала,
чувствуя, как от малейшего толчка обрывается и превращается в ничто ее
безмятежное существование; она сразу же падала духом, и ей уже мерещи-
лась безвозвратно загубленная жизнь. Эти три дня, которые она просидела
в своих комнатах, как в темнице, показались ей длиннее восьми лет заму-
жества.
были приглашены в гости, и отказаться без достаточно веских причин не
представлялось возможным. Да и нужно же, наконец, чтобы не сойти с ума,
сломать этот незримый частокол ужаса, которым была теперь обнесена ее
жизнь. Ей хотелось видеть людей, на несколько часов отдохнуть от себя,
прервать самоубийственное одиночество страха. И кроме того, где может
она чувствовать себя в большей безопасности от невидимого неотступного
преследования, чем в чужом доме, среди друзей? Только один миг, тот ко-
роткий миг, когда она впервые после тягостной встречи ступила на улицу,
ей стало страшно, что шантажистка караулит где-то тут, поблизости. Она
невольно схватила руку мужа, зажмурилась и пробежала несколько шагов по
тротуару до ожидавшего их автомобиля, но когда, сидя в машине под защи-
той мужа, она мчалась по обезлюдевшим в этот поздний час улицам, тяжесть
мало-помалу свалилась с ее сердца, и, поднимаясь по лестнице чужого до-
ма, она уже чувствовала себя вне опасности. На несколько часов она могла
снова стать такой же беззаботной и веселой, какой была много лет до то-
го, и даже радоваться более глубокой сознательной радостью узника, кото-
рый вырвался из стен тюрьмы на солнечный свет. Здесь она была ограждена
от преследования, ненависть не могла проникнуть сюда, здесь вокруг нее
были люди, любившие и уважавшие ее, восхищавшиеся ею, нарядные беспечные
люди, окруженные искристым розовым ореолом легкомыслия, и этот хоровод
наслаждения наконец-то снова сомкнулся вокруг нее. Ибо в первую же мину-
ту взгляды присутствующих сказали ей, что она хороша, и она стала еще
лучше от давно не испытанного чувства уверенности в себе.
разгоряченную кровь. Начались танцы, и не успела она опомниться, как
очутилась в самой гуще толпы. Так она не танцевала ни разу в жизни. Этот
кружащийся вихрь сделал ее невесомой, ритм проникал в каждую частицу те-
ла, окрыляя его огненным движением. Как только музыка прекращалась, Ире-
на болезненно ощущала тишину, беспокойный огонь пробегал по ее напряжен-
ным мышцам, и как в охлаждающую, успокаивающую, баюкающую воду, окуна-
лась она снова в этот круговорот. Обычно она танцевала довольно пос-
редственно, рассудочная сдержанность делала ее движения угловатыми, че-
ресчур осторожными, но дурман вырвавшейся на волю радости уничтожил
внутреннюю скованность. Порвалась железная узда, в которой рассудок и
стыд держали самые ее буйные страсти, и теперь Ирене казалось, что она
тает и растворяется в бездумном блаженстве. Она ощущала объятия чьих-то
рук, мимолетные касания, слова, точно вздохи, волнующий смех, музыку,
звеневшую в крови? все ее тело трепетало, как натянутая струна, платье
жгло ее, ей хотелось сбросить все покровы, чтобы нагой глубже впитывать
в себя этот дурман.
вся еще разгоряченная объятиями партнера. И тут ее прямо в сердце пора-
зил холодный, жесткий взгляд удивленно, в упор смотревшего на нее мужа.
Она испугалась: может быть, она слишком дала себе волю и что-то выдала
своим исступлением?
разящего взгляда, который впивался в нее все глубже и глубже, так что
она ощущала его теперь в самом сердце. Ей хотелось кричать от этого бес-
пощадного инквизиторского взгляда.
слышалось недоумение. Она не осмелилась спросить, что он хочет этим ска-
зать, но по ее телу прошла дрожь, когда он отвернулся, не добавив ни
слова, и она увидела его - плечи, широкие крепкие, массивные, а над ними
упрямый, словно выкованный из железа затылок. Такой бывает у убийц, до-
думала Ирена и тут же отмахнулась от этой нелепой мысли. Только сейчас
она как будто впервые увидела собственного мужа и с содроганием поняла,
как он силея и опасен.
нально оперлась на его руку. Но теперь все в ней отяжелело и веселая ме-
лодия не могла вдохнуть жизнь в ее словно налитые свинцом ноги. Гнетущая
тяжесть шла от сердца к ногам, и каждый шаг причинял ей страдание. Она
принуждена была просить кавалера, чтобы он извинил ее. Возвращаясь на
свое место, она невольно оглянулась, нет ли поблизости мужа, и вся зад-
рожала; он стоял вплотную за ней, как будто поджидая ее, и снова его хо-
лодный взгляд скрестился с ее взглядом. Что с ним? Что он уже знает? Она
машинально запахнулась, словно желая защитить от него обнаженную грудь.
Его молчание было так же упорно, как и взгляд.
увидела массивный, угрожающий затылок. На нее надели шубку, но ее
по-прежнему пробирал озноб. Молча ехали они бок о бок. Ирена боялась за-
говорить. Смутно чуяла она новую опасность. Теперь ей нигде не было при-
бежища.
лом зале. Она вошла, и ее окружила пестрая толпа. Вдруг к ней протиснул-
ся какой-то молодой человек, она как будто знала его, но не могла вспом-
нить, кто он. Он взял ее под руку, и они пошли танцевать. Ей было отрад-
но и сладко, волна музыки подняла ее и понесла над землей. Так они тан-
цевали через анфиладу зал, где высоко под потолком золоченые люстры,
точно звезды, сияли огоньками свечей, а стенные зеркала возвращали Ирене
ее собственную улыбку и передавали ее дальше в бессчетных отражениях.
Все стремительней становился танец, все зажигательнее играла музыка.
Ирена чувствовала, что юноша все теснее прижимается к ней, пальцы его
глубже зарываются в ее обнаженное плечо. Она застонала от сладостной бо-
ли и, встретившись с ним взглядом, вспомнила, кто он. Это был актер, ко-
торого она еще совсем девочкой обожала издалека, и только она собралась
в упоении произнести его имя, как он заглушил ее возглас жгучим поцелу-
ем. И так, уста к устам, слившись воедино в жарком объятии, мчались они
по залам, точно уносимые благодатным ветром. Мимо скользили стены, Ирена
уже не видела над собой потолка, не ощущала ни времени, ни своего осво-
божденного от пут тела. Вдруг кто-то дотронулся до ее плеча. Она остано-
вилась, и с ней остановилась музыка, погасли огни, черные стены обступи-
ли ее, а спутник исчез. "Отдай мне его, воровка! - закричала страшная
незнакомка так, что отозвались стены, и впилась ледяными пальцами ей в
руку. Она рванулась и сама услышала свой крик, безумный, пронзительный
крик ужаса; завязалась борьба, незнакомка взяла верх, сорвала с нее жем-
чужное ожерелье, а заодно и половину платья, так что из-под клочьев тка-
ни выглянули обнаженные плечи и грудь. И вдруг откуда-то опять появились
люди, шум нарастал, люди сбегались отовсюду и насмешливо глазели на нее
и на страшную тварь, а та визжала во весь голос: "Развратница, потаску-
ха! Отняла его у меня!" Она не знала, куда спрятаться, куда смотреть, а
осклабленные рожи подступали все ближе, любопытные взгляды ощупывали ее
наготу, и вот, когда ее помутившийся взгляд, ища спасения, устремился
вдаль, она внезапно увидела в дверях неподвижную фигуру мужа, его правая
рука была спрятана за спиной. Она вскрикнула и бросилась бежать от него
через всю анфиладу зал, алчная толпа ринулась за ней, а она чувствовала,