уйдет со мной в Землю Теней.
убиваешь вургра, а пытаешься спасти в нем человека. Охраняешь меня. Зачем?
бессмысленной заботе о двух неприкаянных из числа трех миллионов им
подобных? Я здесь - проездом. Временщик... То есть, с прагматических
позиций все вполне объяснимо: должен же я как-то разнообразить источники
информации об этом мире. В котором, надо признаться, до сей поры ни хрена
не понимал. Вургр принадлежал к императорской фамилии, он многое мог мне
разъяснить - если бы удалось окончательно вызвать его доверие. Что же
касается Оанууг... Она сочиняла стихи. Не Бог весть какие, и круг тем
однообразный. Но эта затурканная полурабыня-полуживотное, которой
уготована участь машины для производства детей, все же чувствовала то, что
навсегда было сокрыто от меня. Она была лучше, возвышенней меня. Я так не
умел. Как ни прискорбно, я не могу сознавать себя интеллигентом. Это не
зависит от образования... К тому же, она чем-то напоминала мне Нунку, если
бы содрать с той нанесенные тысячелетиями пласты окультуренности. Ее
волосы хотелось перебирать пальцами. Ее кожи хотелось касаться. От нее
пахло чистым, теплым женским телом... Но! Когда не станет меня, опустеет
фляга, затеряется басма с охранным знаком - что станется с ними? Хорошо,
если кто-то из рыночных торговцев подберет девушку и уведет в свой дом
рожать детей. Хорошо, если вургр, обезумев от голода, слепо напорется на
ночной дозор и кончит свою жизнь под мечами. Это для них обоих будет
хорошо. А все остальное - плохо. Потому что для начала вургр может
вернуться в эту лавку - по удержавшимся в затуманенных мозгах клочкам
памяти - и загрызть Оанууг... Не хотелось мне загадывать наперед. И пора
было бы уже поразмыслить, как всего этого избежать.
хватало еще, чтобы я чем-то оскорбил тебя. Да с чего ты это взяла?!
так, словно я - человек. Мое предназначение не в этом... Быть может, ты,
ниллган, не знаешь, как обращаться с женщиной?
распустила тесемки своего наряда. Грубая ткань сползла по ее смуглым
бедрам на землю.
гончара.
из них покидаю кабину - не ведомо. По указателям нахожу платформу магнара.
Вокруг ни души. Это мне на руку. Без единого звука из темноты туннеля
выныривает акулий нос ярко освещенного изнутри вагона. С шорохом
распахиваются створки дверей, зазывают, заманивают. Одолев некоторое
борение чувства с долгом, переступаю заботливо скругленный порожек.
время не видел тут ни одной собаки. Вымерли, заодно с крысами?.. Я удрал
из лаборатории. Наплевал на очередной сеанс гипнопедии. Пропустил
семинары. Наклал три кучи вонючи на их дела.
Как в старом добром метро. Куда я еду? Зачем? И что я могу сделать в этом
мире один... Бунтовщик из меня - как из рыбы летчик. Я не в состоянии
раздобыть себе даже куска хлеба, тем более с маслом. Я даже не знаю, кого
взять за лацканы и потребовать, чтобы меня вернули домой.
названием "Архетип". Бреду по безлюдному перрону, следуя светящимся
стрелкам, на которых монотонно повторяется это совершенно неуместное здесь
слово.
динозавра заклепках. Бестолково шарю по ней в поисках защелки. Какая, к
черту, защелка? У них и замков-то отродясь не было...
контрольно-пропускных пунктах. Стучусь. Ни малейшей реакции. Понемногу
меня начинает пробирать озноб. Мне здесь не нравится. То есть, мне вообще
не нравится в моем будущем, ничегошеньки я в нем не понимаю, но перед этим
нелепым железным занавесом мне делается попросту жутко. Бью кулаком в
оконную створку. Она с лязгом откидывается.
невыносимого зловония. Концентрированные выхлопные газы в сочетании с
полусгнившей падалью и застарелым дерьмом. Зажимая нос, приникаю к окошку,
до боли в глазах вглядываюсь в клубы тумана по ту сторону стены.
Скульптура в стиле "авангард"? А может быть, деревья? Заповедник живой
природы над могильником отходов ядерной энергетики, экологически самой
чистой в мире? Или мы всю планету превратили в могильник?..
на место. Она не дается, а вонь заволакивает платформу, вышибает слезу,
разъедает слизистую оболочку, еще минута такого балдежа - и я уйду в
отруб.
дай мне силы не задавать вопросов, ибо я страшусь выслушать ответ!..
жарким лучам полуденного солнца. Отвязал меч и положил рядом. Вургр не
последовал моему примеру. Он продолжал торчать сбоку и чуть поодаль серым
огородным пугалом, раскорячив тощие руки. Словно ждал подвоха. Например,
что я вдруг ни с того ни с сего наброшусь.
пошутил.
расстоянии. Это он в гончарне, при Оанууг, мог хорохориться. Оставаться
наедине со мной было ему не по сердцу.
кружится голова. Отвык, наверное. Раньше мог спать на голой земле,
укрывшись какой-нибудь шкурой. Теперь мне спокойнее зарыться в звериную
нору. Я открою тебе секрет. Запомни, еще пригодится - я у тебя не
последний вургр. Ночью мы беспомощны, как дети. Чтобы найти жертву, нам
нужно вылезть из норы, войти в город, долго рыскать по его улицам. И все
это время - на открытом воздухе. От этого разламывается голова, плавятся и
каплют из ушей остатки мозгов. Если бы дозорные не трусили, ни один
человек не погиб бы от рук вургра... И солнце я ненавижу. От его света у
меня чешется тело.
бороды. И в самом деле, по меньшей мере полгода этой кожи не касались
прямые солнечные лучи.
меня, ниллган. Мой слабый разум когда-нибудь лопнет от твоих загадок...
Зачем тебе делать мне приятное? Жаль, что той ночью ты не прикончил меня.
Это было бы приятно всем. И твоей женщине, которая ночами не спит от
страха передо мной, что бы мы оба ей ни толковали, ибо слова мужчины
всегда недоступны пониманию женщины. Она трясется, как желтый лист на
умирающем дереве, и шлет молитвы первоматери Эрдаадд, чтобы та наутро
привела тебя к ее порогу. Было бы приятно и тебе, которому претит добывать
для меня свежую человеческую кровь в подземельях Эйолудзугг. И твоему
хозяину Луолруйгюнру, который надеется, что я оставил его в покое...
Здоровье? Его я утратил навек, едва только вауу сомкнул свои челюсти на
моем теле. Богатство? Оно никогда не значило много для меня. Все, что
нужно, я и так возьму у этих рабов на рыночной площади. Обмотаю шею
тряпкой и возьму... Дети? Открою тебе второй секрет: вургру не интересны
утехи с женщинами. Поэтому я никогда не посягну на лоно твоей горшечницы.
пробуждается человек, ему противно даже думать о своем промысле. И вдолби
эту мысль горшечнице. Я принесу тебе подходящую палку, если она не
разумеет человеческих слов... Что же тогда мне остается? Только одно -
власть.
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Акунин Борис
Володихин Дмитрий
Суворов Виктор
Глуховский Дмитрий