Трактирщица снова вынырнула со сладчайшей улыбкой.
— Я вся ваша, — заявила она.
Барон поперхнулся, шевельнул бровями и повторил:
— Скажите, если Хальдор еще жив, то где его нужно искать?
— Вас интересует мое мнение? — протянула Блондинка. — Ладно, скажу. Верней всего, что его отправили в сельские кварталы, на каторгу. Там сгинуло уже много наших, мокрушинских. А что? Я считаю — справедливо. Кто-то же должен кормить весь город? — Она махнула рукой. — Если он вам так уж нужен, то ищите за пятой стеной.
— Вы уверены?
— Полную гарантию дает только могильщик, — сказала Блондинка.
— А магистр ордена Путеводной Нити может быть что-нибудь знать? — спросил барон.
Трактирщица энергично покачала головой.
— Не думаю. Ваш Хальдор не был членом Ордена. Он же был кто, ваш Хальдор? — Она легла грудью на край стола. — Он был просто дохлый, замученный подмастерье. Паршивый щенок он был, и я не понимаю, зачем такому господину, как вы, какой-то там Хальдор…
— Это уже не ваше дело, — отрезал барон и встал.
— Как хотите, — вздохнула женщина. Она сделала попытку вторично поцеловать его руку, но в этот момент на свет выполз, наконец, истерзанный похмельем неудачник, и барон с удивлением увидел знакомое лицо. Это был писарь роты Верзилы Кьетви, щуплый, озлобленный человек лет пятидесяти, который всю жизнь мечтал о военной карьере и тщательно изображал из себя рубаку и бретера. От его мелочных доносов роту спасало только непобедимое отвращение, которое питал к подобного рода людям Верзила Кьетви. Барон ненавидел этого стукача так, как может ненавидеть только тринадцатилетний мальчик. Поэтому в ответ на жалкую злобу, вспыхнувшую во взоре писаря при виде свидетеля его унижения, барон только усмехнулся. направляясь к казарме. Он заранее предвкушал встречу, которую с его легкой руки устроят писарю солдаты.
27
Была глубокая ночь, и Город наполнился храпом и сонными вздохами. Перенаселенный, тесный, стиснутый многочисленными стенами и перегородками, с высоты птичьего плета он казался нелепым и совершенно не приспособленным для жизни.
Но барон был лишен возможности смотреть на Город с высоты птичьего полета. Он сидел на полу в той самой комнатке, где прежде помещался писарский стол, а теперь, по распоряжению Верзилы, жил он — мэтр д'арм роты Ордена Каскоголовых. Сам же Верзила спал мертвым сном на баронской койке. Он лежал лицом вниз, прямо в сапогах, неподъемный и неподвижный. Дыхания его слышно не было. Изредка барон бросал на него встревоженные вгляды, но в тот момент, когда он уже приходил к выводу, что командир мертв, Верзила отчаянно всхрапывал и снова покойницки затихал.
Барон неторопливо, звено за звеном, перебирал веревочную лестницу, по которой они с Хальдором когда-то перелезали через внешнюю стену. Он все-таки нашел ее среди травы. Она лежала в том месте, где они ее спрятали, никем не тронутая и изрядно подмокшая. Барон принес ее в казарму, высушил и теперь проверял на прочность.
В тишине трещал фитиль масляной лампы, похищенной из коридора. Было душно, но барон не рискнул открыть дверь и проветрить комнату. Он не хотел, чтобы кто-нибудь увидел у него лестницу.
Верзила в очередной раз всхрапнул, простонал и вдруг открыл глаза. Барон спокойно поднял голову и встретился с ним взглядом. Верзила несколько раз моргнул, слабо соображая. Картина, освещенная тусклым бегающим светом лампы, была, с его точки зрения, жутковатой: голые стены, в темноте казавшиеся бесконечными, светлая полоса меча в углу и странный иальчик, перебирающий какие-то веревки… Почему он не спит, ведь сейчас ночь? Почему он сидит на полу у постели Кьетви? Может быть, он каждую ночь подкрадывается к спящим, смотрит на них и ворожит? Бесстрашного капитана прошиб холодный пот. Он вспомнил о том, что мальчик болен, что он иногда заговаривается. Но если не обращать внимания на его странности, то он совершенно нормален. А вдруг это не странности?
— Что это у тебя в руках? — хрипло спросил Кьетви.
— Веревочная лестница, господин капитан, — ответил барон.
Капитан немного помолчал, соображая, что бы еще спросить.
— Почему ты сидишь на полу? — буркнул он.
— Потому что господин капитан лежит на моей койке.
Верзила с трудом приподнялся и сел.
— Смерть моя, — сказал он. — А за каким чертом я лежу на твоей койке?
Барон глянул на него выразительно и промолчал. Кьетви, возведя глаза к потолку и обнаружив на нем пятна копоти, с трудом начал припоминать.
— Я что, был пьян в дерьмо? — спросил он, ощущая симптоматическую сухость во рту.
Барон еле заметно кивнул. Верзила уловил это движение.
— Меня никто больше не видел? — Он вдруг рассердился. — Да говори ты толком, я не понимаю твоих намеков.
— Никто, — сказал барон.
Верзила посмотрел на свои грязные сапоги и шевельнул носом— клювом.
— Я сильно буянил?
— Было-с, — поведал барон, повторяя интонацию Лоэгайрэ и улыбнулся ясно и открыто, как всегда.
— Странный ты какой-то, — сказал Кьетви. — Я же чувствую, что ты мне не врешь. И в то же время ты как будто что-то скрываешь
— Ничего я не скрываю, — возразил барон и добавил: — От вас.
Кьетви прищурился. Ощущение жути прошло. Ничего зловещего в мальчишке не было, а что он не такой, как все, — так он, может быть, и вправду барон. Дисциплины не нарушает, уставы вслух не критикует. Прикрыл собой в трудную минуту командира. Кьетви устроился поудобнее, зверски заскрипев койкой.
— Если ты ничего от меня не скрываешь, — сказал он, — тогда объясни: зачем тебе лестница?
— Полезу через стену.
— В Лес, обратно?
— Нет. — Барон стряхнул веревки с колен и встал. Он был вровень с сидящим Кьетви. — Господин капитан, мне нужно попасть в Башню Светлых Правителей.
Фитиль в лампе затрещал, как рвущийся ситец. Кьетви молча смотрел на барона, выискивая в его серых глазах признаки безумия.
— Ладно, — сказал Кьетви, положив ему руки на плечи. — Ты мне объяснишь, зачем тебе это надо, хорошо, Хельги?
Барон хлопнул ресницами. Сильные пальцы Верзилы стиснули его плечи.
— Мне нужно добраться до Светлых Правителей, — повторил барон. — Это… это дело моей чести. — Даже в темноте было видно, ка он покраснел. — Только не смейтесь надо мной.
— Великий Один, да кто же над тобой смеется? — пробормотал Верзила.
— Вы думаете, что я больной, — хорошо, — сказал барон. — Пусть я больной, пусть я какой угодно, но мне нужно в Башню.
— Ты бредишь, — осторожно сказал старый солдафон. — Тебе нужно отдохнуть, вот что я тебе скажу.
Барон сжал зубы и отвернулся. Он помолчал немного, а потом умоляюще произнес:
— Господин капитан, я же все равно туда пойду. Сделайте мне пропуск в квартал Желтые Камни. Пожалуйста! А через пятую стену я перелезу сам. Лестница вроде нормальная, должна выдержать…
— А если ты попадешься?
— Клянусь вам именем моей матери, они не узнают, что я из вашей роты.
— Кто — «они»? — сердито поинтресовался Кьетви.
Вопрос застал барона врасплох.
— Ну как — кто… Они… Враги…
Кьетви вздохнул. Если этого юного маньяка засадить за решетку, то он, пожалуй, сбежит из-под ареста и тем самым вообще поставит себя вне закона. И потом, не исключено, что он все-таки умеет ходить сквозь стены, а лестница — это так, для кокетства. В том, что подобные дети не произрастают на скудной почве Светлого Города, Верзила не сомневался. А значит, он каким-то образом сумел сюда пробраться неизвестно откуда. Поступки у него странные, образ мыслей явно нездешний, да и вообще — барон! Верзила нутром чуял: парень постоянно говрит ему правду, и от этого становилось не по себе. Все равно что жрать кашу без соли. Съедобно в принципе, но только в принципе.
— Одного я тебя никуда не отпущу, — сказал Верзила. — Пойдешь со мной.
Барон покачал головой.
— Лучше я один. Если что-нибудь случится, я вас не выдам, господин капитан.
— Коварным и злобным врагам, да? — язвительно уточнил Кьетви.
— Ладно, хватит болтать. Заговоршик сопливый! За сорок лет впервые встречаю подобное упрямство.
— Я должен… — начал барон занудно.
Кьетви встал.
— Я сказал, что пойду с тобой. А теперь — немедленно спать.
Он направился к выходу, и барон проводил его глазами. Он не мог знать о том, что перед тем, как возглавить роту Каскогловых, Кьетви несколько лет командовал полком кольцевой охраны, который был расквартирован в запретном сельском квартале и в обязанности которого входило жесточайшее подавление любых признаков бунта. Верзила был понижен в должности и изгнан из престижного Ордена Шлема за беспробудное пьянство, рецидивы которого наблюдались и впоследствии. И уж кому-кому, а Верзиле Кьетви доподлинно было известно, что барон, сунься он за пятую стену самостоятельно, непременно попадется в лапы стражников кольцевой охраны.С таким-то честным видом он будет для них просто как красная тряпка для быка. Выколачивать показания они умеют, Кьетви сам их и учил этому. Одного неосторожного слова хватит для того, чтобы на капитана обрушился дамоклов меч, под которым он прожил уже четыре года. Лучше уж рискнуть и пойти вместе с мальчишкой. Шансы остаться в живых резко возрастут.
Барон уже улегся, когда Верзила неожиданно вернулся и заглянул в комнату.
— Слушай, Хельги, — сказал он. — Ты уже спишь?
— Нет, — сказал барон.
— Не ходи за стену без меня. Я тебя проведу. Один ты попадешься.
— Спасибо, господин капитан.
Кьетви кашлянул.
— Все будет путем, парень. Ты только подожди, пока я выйду из запоя.
И тяжело ступая, Верзила удалился.
28
Придерживая мокрыми. коченеющими пальцами капюшон, чтобы не лез на глаза, барон торопливо шел за Верзилой, стараясь попадать шаг в шаг. Из-за дождя стемнело рано, и это было очень кстати. Оба молчали, не пытаясь вникать в странные детали ситуации: командир роты Каскоголовых, известный всему Городу своей тупостью, помноженной на патриотическое рвение, лез через запретную пятую стену, чтобы провести полоумного мальчишку в Башню Светлых Правителей. Государственная измена на государственной измене.