от злости и зависти.
бушевать:
Арванд.
голову Арванда полетела увесистая глиняная кружка. Гладиатор ловко
увернулся, и метательный снаряд угодил в ни в чем не повинного охотника,
промышляющего пушниной. Тот немного покачнулся, поднялся из-за стола и
стоя поглядел на Амалафриду. При виде его широких плеч разбушевавшаяся
трактирщица вдруг разом успокоилась и устремилась к пострадавшему.
комнату и перевязать ваши раны. Я умею врачевать тела...
лестнице.
позвал:
зубами с бараньей ляжки. Амалазунта уже успела кое-как одеться и с
недовольным видом заплетала волосы.
рвет и мечет. Чуть голову мне не снесла.
принялся пить из носика кувшина.
чтобы вспомнить...
ладонями.
дело?.. Что-нибудь новое об оборотне?
напомнила, Черника. Да, оборотень.
ваниром. Сделав несколько глубоких вздохов, Арванд заговорил более трезвым
голосом:
задрал конюха в доме Синфьотли.
стукнула варвара по босой ноге.
ночного вора, но волк задрал белую кобылу, а конюху перегрыз горло - и был
таков.
что не я тот волк.
проснулась и не нашла мужа рядом. Видно, у них уже велись разговоры о
волке, потому что она побежала в конюшню, забыв даже одеться как следует,
да еще башмак утопила в сугробе...
босую, полуголую, в пятнах крови... А наш оборотень; как известно,
оставляет на снегу, кроме волчьих, еще и человеческие следы. Детские или,
что вернее, женские...
оборотень - это Хильда?
когда он впадает в ярость, он плохо соображает. Его тоже можно понять -
вервольф позорит его дом, бросает тень на его семью. Да и Хильда появилась
у них совсем недавно, а буквально через несколько месяцев по Халога начал
шастать волк, под утро явно скрываясь у них в доме или где-то по
соседству.
совпадение, я уверен.
кто озорует ночами. Я видел ее собственными глазами. Да и тот парень, что
путался с Фридой, говорит, будто ведьма - писаная красавица и с золотыми
волосами.
у нее тоже темные, два мышиных хвостика. Кстати, где она теперь? В тюрьме?
Старейшин, - сказал Арванд. - Завтра утром ее побьют камнями, тело пронзят
деревянными кольями и сбросят под лед в проточную воду ручья за городом.
оборотень - его родная дочь, а он по ошибке отдал на расправу эту Хильду и
тем самым замарал себя убийством женщины, да еще невольницы!
справиться. Нужен такой богатырь, как ты.
Иземчик.
потом обулся и встал.
рассеянно обглодала баранью ногу, брошенную Конаном, допила вино,
оставленное Арвандом, и с приятной тяжестью в желудке погрузилась в
глубокий сон.
заснеженные улицы спящего города. Конан и Арванд тихо крались вдоль домов,
пока наконец перед ними не расступились здания и они не увидели круглую
площадь, мощенную булыжником. Посреди площади возвышался большой
деревянный столб. Рядом маячил часовой в меховой шапке. Он разложил два
костра, потягивал пиво и с сомнением поглядывал на оставленное ему оружие
- длинный деревянный, кол, довольно прочный и остро заточенный.
покончить с оборотнем, если что-нибудь вдруг случится.
отечески посоветовал солдату один из мудрых старцев, бросил на прикованную
к столбу Хильду трусливый взгляд и поспешно удалился. Часовой с тоской
посмотрел ему вслед, сплюнул на снег и стал готовиться к утомительному
ночному дежурству.
думала приниматься за "колдовские штучки".
были безмолвные слезы и постукивание зубов. Она замерзла. Костры, возле
которых грелся часовой, уделяли толику тепла и пленнице, но этого было
явно недостаточно.
бороться за свою жизнь. Короткий жизненный опыт убедил девушку в том, что
от нее самой вообще ничего не зависит. Она ли из кожи вон не лезла,
пытаясь угодить Сунильд и ее сыновьям - первым из хозяев, кто обращался с
ней сносно, - но малейшее подозрение в колдовстве было для Синфьотли
достаточным основанием отдать ее в руки палачей. Он даже не выслушал ее
объяснений. Он даже не позволил ей одеться. Она так и стояла у столба в
одном башмаке.
думала превращаться ни в лисицу, ни в волка. Она неподвижно смотрела в
огонь бессмысленными глазами и дрожала с головы до ног. Цепи, сковывающие
ее, все время позвякивали.
молоденькая ведьма! А он-то думал, что молодые ведьмы все как на подбор
раскрасавицы, а уродливыми становятся к старости, когда не могут уже
очаровывать людей красотой и прибегают к иному оружию - страху и
отвращению. Но эта была тощенькая, как сушеная рыба. Рубаха не скрывала ни