"Гражданин, пройдемте в спецмашину!" Ты, наверно, боишься, что Жорка ночью
ограбит? Плюнь! С твоей комплекцией можно щелчком его на лопатки уложить.
Ну, если сомневаешься, чего еще об этом сверчке тебе рассказать?
заплатанными коленками, рубаха синяя - так себе. Правда, куртка болоньевая
и шляпа фетровая - ничего. И черные очки - тоже, видать, дорогие, в желтой
оправе.
улице не снимает - позорной прически стыдится. С другом, говорит, поспорил
на коньяк и обкорнался наголо, как уголовник. Алкаш! На трезвую голову
такую глупость не отмочишь,
рестораном "Садко", - Тюрин глянул на часы. - О-ей! Время-то седьмой час
кажет. Надо пощекотать выдавалыцицу переводов... - И, поднявшись с места,
торопливо ушел к окошечку, где выдавались денежные переводы.
паспорт с доверенностью, но в конце концов сердито махнул рукой и мрачнее
тучи вернулся к Бирюкову. Возмущенно заговорил:
Извини, друг, не смогу долг отдать. Ну ты, правда, переселяйся из
гостиницы ко мне. Запомни: улица Фабричная.. - Тюрин назвал номер дома и
квартиры и тяжело задышал. Видно действие "Агдама" внезапно иссякло. - Или
заходи вечерком Просто так. Бутылочку приноси, покалякаем...
телефону-автомату и набрал 02. Попросив дежурного передать трубку
Шахматову, сказал:
"Садко".
появился Жора Коробченко. У макулатурного склада встретился с Анжеликой
Харочкиной. Похоже, взял у нее сколькото денег. После этого намеревался
зайти в пункт междугородной связи, что на Восходе, но, вероятно, заметив
там дружинников, направился к центру города. Сейчас пережидает ливень в
кабине телефона-автомата рядом с автовокзалом.
Даже когда Харочкина передавала ему деньги, не вынул руку из кармана.
Сторонится прохожих, особенно мужчин.
коричневая синтетическая куртка с капюшоном и надвинутая на глаза зеленая
фетровая шляпа. Без очков.
на полголовы ниже Анжелики Харочкиной.
от дождя.
десяти часам, однако из-за пасмурной погоды казалось, будто уже наступила
глубокая ночь. Поубавилось народу и в зале, появились свободные стулья.
Бирюков выбрал место с таким расчетом, чтобы не выделяться среди ожидающих
и в то же время видеть входную дверь. Раздражавший вначале скрипучий
динамик со временем словно нейтрализовался, и Антон почти механически
теперь улавливал только названия городов да номера кабин, в которые
приглашались для переговоров абоненты. На освободившийся рядом с Бирюковым
стул присела худощавая женщина с поблекшим лицом и, видимо, от нечего
делать доверительно стала жаловаться на свою дочь Милочку. Окончив
пединститут. Милочка в прошлом году уехала на Байкало-Амурскую магистраль,
в Тынду, и не написала с той поры маме ни одного письма, вот только раз в
месяц, регулярно, вызывает на телефонный разговор. Междугородная связь с
Тындой, вероятно, работала не так хорошо, как с крупными городами Союза, и
женщина дважды нетерпеливо уходила к окну заказов, чтобы "поторопить
разговор". Вернувшись, она снова и снова начинала говорить о Милочке. - Не
выпуская из видавходвую дверь, Антон механически поддакивал женщине...
надвинутой на глаза шляпе, с правой рукой в кармане куртки. Около минуты
Жора напряженно - изучал переговорный зал из вестибюля через стеклянную
дверь. Затем исподтишка огляделся и, напружинясь, медленно вошел в зал.
Направился к окну заказов. Облокотившись левой рукой на полированный
барьер перед окном, он с напускным равнодушием еще раз огляделся. Не
поворачивая головы к сидящей за барьером блондинке, о чем-то тихо спросил.
и сами набирайте Минск по автомату из восьмой кабины.
подался вперед, однако от окна не отошел. Что-то бубнила под ухо Бирюкову
разговорчивая соседка. Бирюков машинально кивал ей в ответ. Краем глаза
Антон видел, как Жора левой рукой протянул блондинке трехрублевую купюру,
зажал в кулак полученную горсть мелочи и по-кошачьи осторожно, готовый
каждую секунду среагировать на малейшее движение в зале, пошел к кабине No
8. Боком протиснувшись в кабину, он плотцо закрыл за собой дверь и
немигающим взглядом исподлобья уставился через стекло в зал.
с внезапной жалостью подумал Антон о Коробчеико и заметил, как в вестибюль
вошли два крепких парня из оперативников, подстраховывающих его. Главным
сейчас было - не просчитаться ни на долю секунды, не замешкаться. Рано или
поздно Коробченко станет набирать номер. Значит, волей-неволей он
отвернется от зала, чтобы смотреть на цифровой диск телефона. "Только бы
не упустить этот момент... Только бы Жора повернулся к телефону... Только
бы не сунулись прежде времени в зал оперативники..." - озабоченно билось в
мозгу Бирюкова, хотя со стороны, казалось, что он продолжает беседовать со
своей разговорчивой соседкой.
телефонную трубку, поднес ее к ужу и, по-прежнему глядя в зал, замер, как
манекен в витрине. Бирюков ощутимо чувствовалпристальный Жорин взгляд -
видимо, иэ всех посетителей, находящихся в зале, Коробченко с особым
подозрением присматривался к его рослой фигуре.
скрипуче разнеслось по залу из динамика.
закрутила головой. Тотчас поднялся и Бирюков. Мгновенно заметив, что
двадцатая кабина-расположена почти напротив восьмой он еще толком не знал,
каким - образом поступит дальше. Единственным стремлением Антона в этот
момент было хоть чемто притупить настороженность Коробченко.
внезапно спросил женщину Антон. Та - обрадованно схватила его за рукав:
следом за женщиной вошел в переговорную кабину, Коробченко повернулся к
укрепленному на стене аппарату междугородной связи н указательным пальцем
левой руки, не выпуская из нее телефонной трубки, стал резко накручивать
диск. Реакция Бирюкова была мгновенной.
в кабине №8, за спиной Коробченко. Отчетливо в его памяти запечатлелся
лишь тот момент, когда он почувствовал в своей ладони горячую Жорину руку
с зажатой в ней рукояткой нагана. И еще запомнились Антону безумно
расширенные глаза Жоры на белом, как мел, мальчишеском лице.
Владимира Олеговича Милосердова в том, что тот получил от Геннадия
Митрофановича Зоркальцева семь тысяч рублей наличными деньгами, полпачки
измятых сигарет "Прима", винную пластмассовую пробку и два рубля
восемьдесят пять копеек пятнадцатикопеечными монетами. Изъятый у него
наган с пятью оставшимися патронами, судя по номеру, принадлежал охраннику
Колчину, труп которого, завернутый в брезент, обнаружили под вездеходом
тюменские железнодорожники 12 июня. Первый допрос, сразу после задержания,
проводила следователь Маковхина в присутствии прокурора, Шахматова и
Антона Бирюкова.
коленями в заплатанных джинсах трясущиеся ладони, Коробченко обреченным
голосом давал показания, тут же записывавмые на магнитофонную ленту. Он ни
в чем не запирался, не лгал напропалую, как это обычно делают на первом
допросе, пытаясь выиграть время, уголовники-рецидивисты. Напротив,
чистосердечным признанием Жора хотел "облегчить душу и избавиться от
кошмара, накрученного глупой гастролью - в Минск и обратно". Многое из